Александр Ожиганов (2 октября 1944 — 5 марта 2019)
Эфир 20 мая 2022 https://www.rtr.spb.ru/radio_ru/First_Person/news_detail_v.asp?id=35697
Татьяна Путренко: Итак, у нас сегодня ещё одна фигура, того самого «Бронзового века» русской поэзии.
Татьяна Ковалькова: Да. Я бы хотела рассказать об Александре Ожиганове. Совершенно уникальный поэт, масштаба Хлебникова, я просто уверенна в этом. Сейчас вышла в издательстве «Пальмира» книжка, которая собрала шесть его ранних книг, а всего их было написано одиннадцать. (Прим. ред.:Вышла там же в 2023 году и ещё одна книга «Треножник», которая включила последующие 4 книги).
Надо сказать, что Александр Ожиганов попал в Петербург в 1966 году. Он также, как Кривулин, Охапкин, Стратановский 1944 года рождения. Он родился в Одессе. Мать его была русской (урождённая Уварова, Валентина Петровна). И, провёл своё детство в таком местечке в Бендерах, как Парканы. Очень сложная послевоенная судьба. И, вот он оказался в Петербурге, в 1966 году.
ТП: В Ленинграде, естественно, тогда.
ТК: В Ленинграде, да, конечно. Но, думаю, что это не оговорка потому, что он оказался именно в Петербурге.
ТП: Конечно.
ТК: Несмотря на очень тяжёлое послевоенное детство, не доучившись в двух ВУЗах, он был энциклопедически образован, знал хорошо немецкий. Читал Генриха Бёлля по-немецки, за что, кстати, был выгнан в Кишиневе с филологического факультета. Когда на одной из лекций, он не слушал преподавателя, а читал Белля на немецком, преподаватель возмутился, начались разборки, он просто ушёл со второго курса.
ТП: Это уже было, когда мы не любили Генриха Бёлля? Или, как? За что?
ТК: Во всяком случае переводов Бёлля на русский на тот момент было уже достаточно. Нет. Просто это был административный раж такой.
ТП: За то, что просто читал там постороннюю литературу, да?
ТК: Отчасти. Но, кто читал вообще в 22 года, по-немецки Белля тогда? Я думаю, что это были очень незначительное количество в стране людей.
ТП: Но преподаватель не оценил.
ТК: Не оценил, да. Вот эта его порывистость, принципиальность, какая-то предельно обнаженная честность, она сопровождала Ожиганова до конца его дней. Он всегда видел фальшь и раздражался на ложь. Его чистая душа, она просто разрывалась. И он не задумываясь менял свою судьбу. Например, таким, как бы мы сказали, необдуманным решением. Но, для него оно не было необдуманным Это был просто выбор. И он очень круто менял свою жизнь.
ТП: И не жалел об этом!
ТК: Никогда не жалел! Да, по свидетельству его родных, которые вообщем-то, я думаю, весьма страдали от этого. Я имею ввиду его жену и детей. Но, тем не менее, они его поддерживали.
И вот, значит, такой резкий поворот судьбы, привел его в Ленинград, в 1966 году, где он сразу вписался в эту среду — Бродского, Охапкина, Славы Гозиаса, тогда ещё не уехавшего из страны. И вот в эту кипящую значит, молодую лаву, погрузился естественно. Поступил без проблем на философский факультет Ленинградского Университета. Отучившись три года, точно также резко всё бросил и ушёл в Самиздат, в дворники и кочегары. Надо сказать, что в Ленинграде на то была причина довольно серьезная. Это был 1974, 1975 год. 1974 году — это год той самой знаменитой «Бульдозерной выставки», когда впервые художникам нонконформистам разрешили сделать большую выставку и, её тут же закрыли.
ТП: Это было в Москве…
ТК: В Москве.
ТП: А потом и в Петербурге были выставки?
ТК: Да, в ДК «Невский» и «Газа». И, вот, писатели и поэты, вдохновившись самой возможностью такого объединения, они решили издавать журнал «Лепта», где было собрано более 30 авторов. В их числе и Александр Ожиганов, который абсолютно вписывался в петербургский текст. Об этом свидетельствует и его близкий друг прозаик Владимир Алексеев. Он говорил :»Талантливый человек! Пусть поступает, как может, ему всё равно простительно».
А, вот воспоминание другого прозаика Юрия Шигашова: » Знаешь, Саша мне друг! Он такой поэт! Такой поэт!». Ну и, какой же он поэт? Охапкин свидетельствовал, что он хороший поэт, самобытный. Феактистов определял его, как провинциала:»Ожиганов провинциален по поведению. Он снуёт в Сайгоне, кружит вокруг Кривулина. Ему кажется, что там передний край поэзии, а поэзия, она без краёв. Но я всё равно его люблю». То есть, круг его принял очень искренне.
В 1975 году журнал «Лепта» был собран, но тогдашний председатель Союза писателей России, господин Чупуров, увидев этот сборник, пришёл в ярость.
ТП: Ленинградского отделения?
ТК: Да. Ленинградского отделения, конечно. Он пришёл в ярость и, был заказан разгромный фельетон. По-моему, автором был господин Выходцев теперь уже всеми забытый. Фельетон опубликовала то ли «Ленинградская правда», то ли «Смена».
ТП: Скорее в «Смене». Там почему-то любили.
ТК: Да, это надо уточнить. И, всё. «Лепту» разобрали, и все авторы ушли в Самиздат. То есть, это был 1975 год и последняя попытка войти, как-то состояться в официальном поле. А что это значит в практической жизни? Это просто карт-бланш на существование. Потому, что в противном случае — это тяжёлый физический труд, просто убивающий.
ТП: А возможность вступления в Союз писателей они, наверное, даже не рассматривали…
ТК: Они это рассматривали исключительно как возможность избежать тяжёлого физического труда, но по свидетельству большинства — не любой ценой. Так появилось «поколение кочегаров, дворников и сторожей». Почему кочегарка? Потому, что это достаточно много свободного времени. И, ты физически не напрягаешься. Для творчества, особенно для поэзии, грузить вагоны — не самое большое подспорье. Это был пограничный 1975 год, и они все ушли в Самиздат. К сожалению.
ТП: И у нас есть возможность услышать голос Александра Ожиганова, читающего своё стихотворение.
А. Ожиганов:
На окраину мимо
Папиросного дыма
Духоты и развалов
Одеял и вокзалов
Предрасветно огромных
Как беда за плечами
Мимо головоломных
И печальных прощаний
В предисторию в горы
Где над стройками серы
Только тихие хоры
И кристальные сферы
На окраину мимо
Одного невидима
В корабельной каморке
Продуваемой ветром
Это стало секретом
И осталось на полке
Незаконченной темой
Пролетев ибо где мы
Дом поставленный круто
Это тема приюта
Самой первой поэмы
В сентябре в сентябре мы
И дрожат электрички
И дымят сигареты
И ломаются спички
Между пальцев согретых
И срывается где-то
У сосновой поляны
Напоенные летом
Сумасбродные планы
Мы уже не узнаем
Сколько грусти даримо
Ждут ли нас за Дунаем
Мимо…
ТК: Но, Ожиганову не удалось здесь закрепиться потому, что семья переехала. Его жена, Светлана, была физиком и, она получила в Куйбышеве (Самаре), хорошее место в институте. И, в общем, он вынужден был уехать. Надо сказать, что с тех пор, он вёл абсолютно отшельническую жизнь до 1992 года.
ТП: В Самаре?
ТК: В Самаре, да. Он редко приезжал в Петербург. Продолжал писать. Им было там написано ещё несколько поэтических книг, которые не были опубликованы. И только в 1992 году уже благодаря Кривулину, Ожиганов стал публиковаться. Он передал в журнал «Волга» две его книги «Стрекоза» и «Подвал», а также написал предисловие к его первой публикации в этом журнале, который потом действительно стал его печатать. С 1996 для очень интересного Самарского издания
«Цирк Олимп» Александр писал статьи. Кстати, когда 2012 году появилась книжная поэтическая серия «Цирк Олимпа», то первой книгой этой серии стало его «Утро в полях». Таким образом, хоть что-то стало возможным прочесть из Ожиганова. Ну, а потом опять тишина. И буквально два года назад, мы общими усилиями сделали книжку для издательства «Пальмире». Это практически 20 лет прошло. Вновь подняли имя Александра Ожиганова.
И я бы хотела, как образчик его поэтики, зачитать всеми любимое стихотворение, которое было на слуху, из книги «Стрекоза». Она посвящена его двоюродной сестре, которая была его намного старше, но вот в этом тяжёлом детстве, там в Молдавии, она была музой для него и второй мамой. После её ухода, он довольно много стихов написал на ее память.
1.
Смотри любимая сестра
смотри ноябрьская гроза
смотри у синего костра
опять танцует стрекоза
Опять кристаллы папирос
опять безлюдный перевал
опять ложится поперёк
тропы колючей астрагал
Смотри никто нас не спасёт
смотри ни ангелов ни фей
смотри как медленно ползет
к тебе последний муравей
2.
Я муравей а не царь
зарежь меня и зажарь
на этом костре
по ветру пепел развей
Я не царь а муравей
Он говорил сестре
Ты муравей а не царь
конечно мне очень жаль
но я не пойму
что мне до грусти твоей
ты не царь а муравей
она отвечала ему
ТК: Кстати, в качестве предисловия к этой книге в издательстве «Пальмира», мы взяли очерк Олега Охапкина об Александре Ожиганове, с которым они в то время очень тесно общались и, Саша жил у Олега дома. Олег ездил к нему на родину, в Бессарабию. Вместе они, по пушкинским стопам, бывали в Одессе. Интересное из охапкинского очерка такое свидетельство:
«Но ещё, было местечко Парканы. Его хорошо было видно с высокого берега Днестра в пыльных Бендерах. Огромное болгарское село за Днестром. Черепичные крыши мазанок напоминают полотна Сезанна. Там среди неоглядных виноградников и непролазных садов, отстоялась, какая-то невыразимая горечь поэта, лишённого дара солнца в этой распалённой солнцем земле. Но зато, в преизбытке наделённого, нет, не грустью… в нём нет ничего расплывчатого и туманного, но, какой-то неодолимой тоской, процеженной сквозь крупицы слов, подобных магическим кристаллам здоровой аттической соли».
ТК: Вот так охарактеризовал Охапкин, как бы суть поэзии Ожиганова.
ТП: Татьяна Ковалькова в рубрике «Петербургский текст».
© Татьяна Ковалькова, 2023
© Радио «Россия», 2023
© НП «Русская культура», 2023
