На 3-м курсе первые студенты-русисты Конакрийского университета в Гвинее, где я тогда работала (с 1988 по 1991 год), начали изучать русскую литературу. И обратились мы, конечно же, прежде всего к Пушкину. Мои ученики буквально с восторгом «приняли» поэта чуть ли не как ближайшего родственника, когда узнали об африканских его корнях. «Ибраима из Этиопи!» – без конца повторяли они по-французски после первой же лекции имя предка Пушкина – Ибрагима, который был родом из Эфиопии.
Удивительно легко и быстро, даже с удовольствием они стали учить наизусть стихи поэта. Особенно им понравилось «Я вас любил», которое все 10 человек на курсе обязательно хотели прочитать мне наизусть, так что пришлось посвятить этому целое занятие. А потом они решили еще выучить стихотворение на французском: все-таки это государственный язык в Гвинее (некогда страна была колонией Франции и называлась Французская Западная Африка), на нем ведется и обучение в школах. Но нам не удалось найти французский перевод этого стихотворения Пушкина в университетской библиотеке. И тогда студенты принялись сами за его перевод и даже приносили на занятия свои поэтические опусы. Но оценить их я, к сожалению, не могла из-за недостаточного знания французского языка.
После окончания 3-го курса мои ученики уехали на год в Москву, на включенное обучение в Институт русского языка имени А. С. Пушкина. Встретились мы с ними через год, уже на 5-м, выпускном курсе. И они рассказали мне, что участвовали в традиционном Пушкинском празднике в Институте, показали свои фотографии возле памятника поэту в Москве.
Но в ноябре в нашем университете неожиданно Студенческим советом была объявлена бессрочная забастовка. Дело в том, что студенты в Гвинее не получали стипендии, их только два раза в день очень скудно кормили. В общежитии, где жила большая часть студентов, неделями не было ни воды, ни света (да и в самом университете тоже). А совету стало известно, что университет получал солидные суммы от ЮНЕСКО, кроме той материальной помощи, которая регулярно поступала тогда от нашей страны.
И студенты стали требовать выплаты стипендии и улучшения положения в общежитии и в целом в университете, где невозможно было проводить практические занятия, ставить опыты и вести различные исследования из-за отсутствия воды и электричества.
Требования их были более чем справедливы. На своем гуманитарном факультете мы тоже страдали: не работал лингафонный кабинет, мы не могли демонстрировать ни учебные, ни художественные фильмы, которых у нас было привезено много, слушать записи русских песен. Поэтому занятия приходилось вести, как говорится, «всухую» (при наличии современной техники). И так было по всем факультетам.
Студенты решили стоять до конца. Они создали свои пикеты, которые несколько раз в день обходили все помещения университета и с криками и угрозами выгоняли тех, кто все же решался приходить на занятия. Ведь все гвинейские преподаватели были обязаны являться ежедневно в университет и «отсиживать» свои часы.
Правда, по ходатайству посольства мы, советские специалисты, были от этого избавлены. Большая часть (особенно с технических факультетов) по просьбе ректората занималась ремонтом оборудования. А нам, русистам, Студенческий совет университета в виде исключения разрешил вести занятия, но только на пятом курсе, так как это был первый выпуск гвинейских русистов, что было очень важно для университета и всей страны. Поставлено было лишь одно условие: заниматься мы могли только в своем жилом корпусе и не со всей группой в 10 человек сразу, а проводить своего рода индивидуальные консультации (официально не более чем для 2–3 человек одновременно).
А в доме, где жили советские специалисты с семьями и детьми (их тогда разрешили привозить после трагедии в Чернобыле, так как многие из преподавателей были с Украины), работал класс для старшеклассников (в Посольской школе учились только с 1-го по 5-й класс). Занятия проводили мы сами, преподаватели университета (по большей части родители), благо специалистов по всем предметам было более чем достаточно, да еще такой высокой квалификации.
Меня попросили вести в этой своеобразной школе уроки русского языка и литературы. Помню, как во время изучения творчества Пушкина в 8–9 классе мы с ребятами решили поставить спектакль по какому-нибудь произведению поэта. Они сразу загорелись этой идеей и выбрали сами «Сказку о попе и работнике его Балде», решив сделать взрослым новогодний подарок. Мы начали репетировать, для чего пришлось использовать единственное свободное помещение (то, которое было выделено русистам для занятий с гвинейскими выпускниками, когда оно освобождалось).
Поэтому мои «артисты» и студенты иногда встречались. И это привело к неожиданному результату. Как-то раз двум гвинейцам, пришедшим на занятия, пришлось ждать конца репетиции и невольно стать «зрителями». Они очень заинтересовались увиденным, стали расспрашивать меня и вспомнили, как участвовали в небольших скетчах в Москве в Институте русского языка. А вскоре, переговорив с остальными своими однокурсниками, пришли с просьбой принять их в нашу «труппу». Это оказалось весьма кстати. Мы с детьми в это время решали проблему, как быть с Бесом и Бесенком, чем их гримировать. Кроме того, никто не хотел играть Кобылку, потому что «артистов» не будет видно.
Студенты же охотно согласились на все эти роли. И еще мы поручили чтение текста от Автора самому лучшему гвинейскому выпускнику, который прекрасно говорил по-русски и замечательно читал стихи (потом он был оставлен в университете в качестве первого гвинейского преподавателя русского языка). Нашли мы и «артиста» на роль Попенка. Им стал 4-летний внук одного из наших специалистов с «пушкинским» именем – Елисей.
Костюмы нам шили родители, благо любые ткани можно было купить очень дешево на рынке. Особенно необычным получился костюм Кобылки. Хвост был сделан из листьев пальмы, морда «сконструирована» из картона (на ней была нарисована лошадиная ухмылка с крупными зубами и вырезаны отверстия для глаз с красивыми голубыми ресницами по краям), попона разрисована под зебру (Африка все же!), а четыре ноги обуты в разноцветные кроссовки. Зато с одеянием бесов мы много не мудрили: нашли черные майки и шорты, к ним пришили длинные хвосты с кисточками на концах, а в волосы студентам вставили рожки из картона. Для декораций базара использовали разные бытовые вещи, которые покупались в лавках, и экзотические фрукты (бананы, манго, апельсины) взамен репы и яблок. В поповском же «доме» был даже самовар, привезенный кем-то из наших специалистов, вместо баранок – французские круассаны, нанизанные на шнурок и подвешенные над самоваром.
«Море» родители очень удачно изобразили на листах картона, возле него насыпали настоящий песок и поставили большой пляжный зонт с надписью «Мальборо».
Спектакль (не побоюсь этих слов!) имел «грандиозный успех». На него собрались и взрослые, и дети, так что многим пришлось стоять, заполнив всю плоскую крышу нашего шестиэтажного корпуса, служившую клубом. Были и долго не смолкающие аплодисменты, и поздравления артистам (подарки и цветы), а главное – счастливые улыбки зрителей и участников, их общие эмоции и радость сотворчества взрослых и детей, людей разных национальностей (среди российских преподавателей были представители среднеазиатских республик, украинцы, молдаване, армяне, грузины и др.) и цвета кожи.
Своей постановкой веселой сказки Пушкина мы тогда смогли отчасти снять и нараставшее в нашей университетской преподавательской колонии психологическое напряжение, так как всем нам не рекомендовалось покидать дом, где мы жили: на улицах города было небезопасно из-за студенческих волнений, и были введены войска.
А после спектакля были накрыты столы и все сели пить чай, кока-колу, лимонад, угощаться фруктами из «реквизита» и всевозможными пирожками, печеньями и булочками, которые в изобилии были приготовлены родителями. Естественно, что за стол были посажены и гвинейские студенты (не только артисты, но и пришедшие с ними друзья, которые узнали о спектакле).
И тут вдруг, в самый разгар «пира», наш студент-чтец встал и прямо за столом начал декламировать пушкинское: «Я вас любил». За ним продолжил кто-то из его товарищей: «Безмолвно, безнадежно», потом зазвучали разные другие, русские голоса, взрослые и детские. Так было прочитано все стихотворение.
Наступил уже глубокий вечер (на экваторе рано темнеет), на небе проявились яркие звезды. И пушкинские слова действительно звучали «под небом Африки», родного для великого поэта, потому что в этот вечер были вот так же коллективно прочитаны и «Буря мглою», и «Я помню чудное мгновенье», и «Зимняя дорога», и «К няне», и послание Пущину («Мой первый друг»), и даже – в самом конце – один из преподавателей исполнил под гитару известное ариозо Ленского из оперы П. Чайковского «Евгений Онегин».
Выпуск 9 класса вместе с родителями
Во время Первой конференции гвинейских русистов, на переднем плане с папкой — наш студент-чтец
В Русском центре во время Первой конференции гвинейских русистов. На переднем плане — декан гуманитарного факультета мсье Диалло, по инициативе которого и было открыто отделение русистики
В заставке использована фотография с видом на университет имени Гамаля Абдель Насера в столице Гвинеи Конакри
© Ида Андреева, 1994, 2024
© НП «Русcкая культура», 2024
