Культурный мир высоко чтит и личность, и творчество сына известного дореволюционного писателя Леонида Андреева – Даниила (1906–1959). Его сравнивают со шведским христианским мистиком и теософом Эммануилом Сведенборгом, сравнивают даже с Данте… Главный труд советского писателя-духовидца «Роза Мира», созданный им в сталинских застенках (1947–1957), переведён на основные европейские языки. О нём написано множество научных исследований, защищены десятки диссертаций. И тем приятнее сознавать, что этот незаурядный человек в своей судьбе не миновал города моего детства Резекне (Латвия).
Впервые об этом узнал из мемуаров жены поэта-мыслителя Аллы Андреевой (урождённой Бружес. 1915–2005). «Я писала Даниилу на фронт, – вспоминает она, – в Ленинград, в Шлиссельбург, в Резекне…»[1]. На последнем имени я невольно вздрогнул. Как тут было не понять: раз писала (а не только получала), то адресат пребывал в Резекне уж никак не меньше недели. А скорее всего – и подольше. Разумеется, не могло не заинтересовать: как он попал в Резекне и что его заставило там задержаться?
В октябре 1942-го Андреева призвали в армию, но, как физически не вполне здоровому (болезнь позвоночника «спондилоартрит»), службу ему назначили нестроевую. Часть стояла в подмосковной Кубинке, а в январе 1943-го её перебросили к Ладожскому озеру: готовился прорыв Ленинградской блокады. Даниилу пришлось в составе 196-й стрелковой дивизии Ленинградского фронта пройти до Ленинграда по знаменитой (и опаснейшей!) Ледовой дороге жизни. Этот двухдневный поход он потом отразит в поэме «Ленинградский апокалипсис», написанной во Владимирском централе:
10
Так начинался марш. Над Ладогой
Сгущались сумерки. На юге
Ракет германских злые дуги
Порой вились… Но ветер креп:
Он сверхъестественную радугу
Залить пытался плотным мраком,
Перед враждебным Зодиаком
Натягивая плотный креп.
11
И всё ж порою в отдалении
Фонтаны света – то лиловый,
То едко-жёлтый, то багровый,
То ядовито-голубой –
Вдруг вспыхивали на мгновение,
Как отблески на башнях чёрных
От пламени в незримых горнах
Над дикой нашею судьбой.
12
А здесь, под снеговой кирасою,
От наших глаз скрывали воды
Разбомбленные пароходы,
Расстрелянные поезда,
Прах самолётов, что над трассою
Вести пытались оборону,
Теперь же – к тинистому лону
Прижались грудью навсегда.
13
Вперёд, вперёд! Быть может, к полночи
И мы вот так же молча ляжем,
Как эти птицы, фюзеляжем
До глаз зарывшиеся в ил,
И озеро тугими волнами
Над нами справит чин отходный,
Чтоб непробудный мрак подводный
Нам мавзолеем вечным был.
14
Мы знали всё: вкруг Непреклонного
Блокада петлю распростёрла.
Как раненный навылет в горло,
Дышать он лишь сквозь трубку мог –
Сквозь трассу Ладоги… Со стонами
Хватал он воздух узким входом
И гнал по жаждущим заводам
Свой каждый судорожный вздох.
15
Мы знали всё: что гекатомбами
Он платит за своё дыханье;
Что в речи русской нет названья
Безумствам боевой зимы;
Что Эрмитаж стоит под бомбами;
В домах мороз; мощь льда рвёт трубы;
Паёк – сто грамм. На Невском трупы…
О людоедстве знали мы.
16
Нас бил озноб. Уж не беседовал
В пути никто. Ещё мы знали:
Спасают нас от смертной стали
Ночь, снегопад, полярный шторм…
Враг не встречал нас, не преследовал,
Наш путь не видел с небосвода…
И поглотила непогода
Остатки линий, красок, форм.
17
Зачем мы шли? Во что мы верили?
Один не спрашивал другого,
У всех единственное слово
В душе чеканилось: – Иди! –
…Как яхонты на чёрном веере
Навстречу вспыхивали фары,
Неслись, неслись – за парой пара –
Неслись – и гасли позади.
18
И снежно-белые галактики
В неистовом круговращенье
На краткий миг слепили зренье
Лучом в глаза… А шторм всё рос,
Как будто сам Владыка Арктики
Раскрыл гигантские ворота
Для вольного круговорота
Буранов, пург и снежных гроз.
19
Он помогал нам той же мерою
И к тем же страшным гнал победам,
Каким явился нашим дедам
В бессмертный год Бородина…
Кто опровергнет это? Верую,
Что страстная судьба народа
С безумной музыкой природы
Всечастно переплетена.
Рядовой Д. Л. Андреев. 1943
Рядовой Андреев поначалу служил в продуктовом обозе, а затем – в похоронной команде. Вот где бросался в глаза весь ужас войны! От него поэта спасла обострившаяся болезнь позвоночника: в августе 1943-го его отправили в 595-й хирургический полевой подвижной госпиталь. Здесь он подружился с начальником госпиталя Александром Петровичем Цаплиным и главным врачом Николаем Павловичем Амуровым, и после того, как был поставлен на ноги, они его оставили служить в госпитале – санитаром и регистратором[2].
В этом же месяце 196-ю дивизию включили в состав Прибалтийского фронта, в октябре 1943 года переименованного во 2-й Прибалтийский. Не буду перечислять весь его боевой путь, отмечу лишь, что в ноябре 1943-го войска его наступали на Витебско-Полоцком направлении, в начале 1944-го – вышли на подступы к Острову, Пушкинским Горам, Идрице, а в июле 1944 года – успешно провели Режицко-Двинскую операцию. Резекне было освобождено 27 июля. Вскоре сюда прибыл и госпиталь, в котором служил Даниил Андреев. Он был развёрнут неподалёку от города, в имении Лабваржи[3].
В госпитале у Даниила Андреева появилась возможность писать и читать. Он пишет много писем, накануне передислокации под Резекне перечитывает «Преступление и наказание» Достоевского, а в имении Лабваржи вернётся (и это главное!) к работе над своим романом «Странники ночи», начатом ещё до войны[4]. Пробудет он в этом прекрасном уголке Латгалии до октября 1944-го, когда, благодаря настойчивым письмам-просьбам жены в Горком художников-графиков, его, по указу отпускать с фронта специалистов для работы по профессии, отозвали в Москву – в Музей связи Красной Армии для участия в оформлении экспозиции.
Руины имения Лабваржи, 2022
Кладбище советских воинов, умерших от ран. Лабваржи, 2022
Примечания
[1] Андреева А. Плаванье к Небесной России. М.: АГРАФ, 2004. С. 143.
[2] Романов Б. Вестник, или Жизнь Даниила Андреева. М.: Феория, 2011. Ч. 7. Гл. 10 («Госпиталь»).
[3] Владелица имения Екатеринина Владимировна Загорская, вдова Константина Алексеевича Вощинина, внука одного из создателей знаменитого «Козьмы Пруткова» Александра Жемчужникова, в 1995 году рассказала мне о том, что муж её с приходом советской власти был в 1940 году арестован, отправлен в Сибирь и в тюрьме Енисейска (о чём она узнала лишь в начале 1990-х гг.) в 1942-м расстрелян. Поэтому накануне прихода Красной Армии в 1944 году, опасаясь репрессий, она и родители мужа, Алексей Константинович и Мария Александровна имение покинули, – освободили для госпиталя! (Журнал «Культурно-просветительная работа» («Встреча»), №11, 1995. С. 45).
[4] Эти и другие его письма затерялись в архивах Лубянки, а роман, ставший главной уликой обвинения (автору инкриминировали подготовку к покушению на Сталина), в недрах той же Лубянки был сожжён (см. https://dzen.ru/a/X-pDhq2xeWoIXjpj).
В заставке использована фотография имения Лабваржи, Резекненский край, Латвия
© Г. В. Куликов, 2023
© НП «Русская культура», 2023
