Олег Охапкин и Владимир Пореш

09.07.2020

1672

ОБ ОЛЕГЕ ОХАПКИНЕ

«Слушая, Муза, глаголы,
сдружившие мужество с грустью»
О.Охапкин

То смутное время, в котором мы живём уже десятилетия, тот духовный и нравственный хаос, который породили годы страха, привели в настоящий момент в области оценок ценностей культуры к утрате масштаба: чтобы точно и верно оценить произведение искусства, необходимо иметь осмысленное, внятное художественное мировоззрение т. е. Иметь понятие о задачах художественного творчества, об иерархии его целей. Вследствие утраты этого масштаба в порядке вещей стало возведение на пьедестал (не только в официальной печати, но и в нашем сознании) посредственностей и низвержение, непризнание выдающихся художников (во всех родах). Мы не говорим о государственной политике в этой области: не только она ответственна за это безкультурье.

Русская культура, как и культура всего мира, вступает сейчас в новую творческую эпоху: начинается новый религиозный период в истории человечества. В связи с этим возрастает необычно ответственность художника и требования к нему: художественное творчество — особый вид служения Абсолютному смыслу. Только то искусство, только то творчество будет действительно настоящим (а значит — вселенским), которое сознательно будет проходить на религиозной глубине. Именно таким и является Олег Охапкин, которого мы здесь представляем.

Родился он в 1944 году на Фонтанке, где и живёт поныне. Закончил ремесленное училище (маляр) и музыкальное (вокалист: basse profundo), поступал в Университет на отделение классической филологии — на экзаменах получил кол за сочинение (сказано: «стилистические ошибки»). Работал статистом в Малом оперном, чернорабочем: в Эрмитаже, в многочисленных археологических экспедициях, в музее Достоевского и во многих, многих других местах. Стихи пишет с 12 лет: к настоящему времени написал три тома стихов, их них 15 поэм. Из этого немалого объёма опубликовано в советской печати полтора десятка не стихотворений даже, а обрывков.

С детства крещёный, воспитанный старушкой — ученицей отца Иоанна Кронштадского, ещё школьником, певший в церковном хоре, поэт с младенчества был опалён таинственным огнём православного храма. И если Олег — и дитя своего времени, и вера его знала колебания и сомнения, то это только для того, чтобы более укрепляясь — более возноситься. Он вышел из горнила с жаром сердца, горящего любовью к миру высокому и чистому — он внёс в поэзию религиозное чувство такой силы, которое в нашей культуре связано с вершинами её: Лермонтовым, Достоевским, Гумилёвым. Этих поэтов, включив сюда ещё Державина, Пушкина, Блока, Олег Охапкин считает своими учителями в ветви отцовства. В ветви же братства он был другом и учеником, пользовался литературными советами Александра Кушнера и Дмитрия Бобышева.

Христианство для Охапкина — не тема творчества (хотя лучшие его вещи — на религиозную тему), а — источник его: пример тому поэма «Возвращение Одиссея», которую мы печатаем. В ней Олег своей поэтической волей окрестил и воцерковил тему языческого геройства, включил её в единую тему нашей литературы. Религиозно-героическая тема — вообще одна из главных у поэта, наиболее соответствующая его поэтическому темпераменту и силе дарования.

Язык советской литературы завёл в тупик современную русскую литературу. Проблема языка — центральная для нашего времени. Охапкин разрешает её со свойственным ему дарованием: органично и изобильно вводя церковнославянизмы (славянская Библия — настольная его книга) и даже иногда славянский синтаксис — тем самым указывая на источник богатства и на дальнейший путь языка литературы (которая пока ещё на уровне диалективизмов), он воцерковляет современный русский язык.

Маленькое предисловие — не место разбора стихов Охапкина. Большая статья о его стихах ещё будет написана. Здесь мы скажем только: мастерство Охапкина, нравственная человеческая зрелость его, совершенное владение стихом в соединение со значительностью и силой образности, осознанием им проблем нашей эпохи и ответственное и жертвенное участие в судьбе нашей Родины — всё это говорит нам, что творчество Охапкина вновь возводит русскую поэзию на некогда потерянную высоту.
Об этом можно отчасти судить и по тем стихам, которые здесь представлены, хотя они отражают в основном религиозно-историческую тему поэта. Это очень немногое из того, что у него есть, но, как сказал о нём поэт Иосиф Бродский, прочитав впервые его стихи: «Льва по когтям видно».

1978 год,
журнал «Община» №2

Участники религиозно-философского семинара Пореша-Огородникова (слева на право): Всеволод Корсаков, Олег Охапкин, Михаил Принцев, Николай Епишев (ныне священник), Алексей Масюк (ныне священник). 1979 год.

ОБ ОБЩИНЕ И ЖУРНАЛЕ «ОБЩИНА»

Прошло 40 лет, как семинар прекратил свое существование, но воспоминания о нем все еще живы у его участников. И, наверное, не столько о журнале «по проблемам религиозного возрождения», потому что никакого возрождения тогда не было, нет его и сейчас. Возрождение – это когда все бурлит, появляются новые имена, новые идеи, новые книги. Но ничего этого не появилось тогда, в 70-е годы, не появилось и позднее, если не считать кружок А.А. Ванеева и К. Иванова в тогдашнем Ленинграде и довольно большой круг их собеседников и корреспондентов. Мы приняли за возрождение свой собственный энтузиазм и энтузиазм немногочисленной среды в основном в Москве и поменьше – в Ленинграде. Журнал «Община» отражает лишь часть реальности самого семинара. В самом журнале больше риторики, чем мысли. Что в нем останется, так это стихи Олега Охапкина – «Ты ли, юность жестокая, душу его сокрушишь», — но они останутся и независимо от нашего журнала. Великолепны стихи Даниила Андреева, но это не наш автор, он попал к нам случайно. Круг идей журнала – это результат увлеченного чтения русской религиозной философии, журнала «Вестник РСХД» и т.п. Мы пытались применить диагнозы русской философии к удушающей советской жизни, чтобы найти из нее хоть какой-нибудь выход. Православная церковь казалась нам таким выходом. Так подумали и сотни тысяч людей после перестройки. Реальность не оправдала их ожиданий. Православная церковь стремительно теряет тот безграничный кредит доверия, который она получила в начале 90-х. Отец Сергий Желудков как-то сказал в 70-е гг., что «сейчас церковь называют молчащей, но может оказаться, что когда она получит возможность говорить, ей нечего будет сказать» (цитирую по памяти). Его опасения сбылись: то, что мы наблюдаем в СМИ – это или окропление святой водой ракет и танков или набор банальностей о какой-то «духовности» и никогда – живого слова. Все же Господь Бог может быть каким угодно, но банальным он быть не может.

Мы понимали церковь как освобождение, и журнал должен был свидетельствовать о нашем опыте. Сам же опыт был намного богаче и интереснее, чем его отражение в журнале. Главной задачей было построение общины. Это была идея А. Огородникова. Он объездил автостопом полстраны по системе хиппи и познакомился со многими людьми. Некоторые стали регулярно приезжать в Москву. Так мало-помалу образовался круг молодежи из самых разных городов: Минска, Уфы, Смоленска, Риги, Кишинева, Чистополя, не говоря уже о Москве и Ленинграде. Это были бесконечные разговоры и споры о русской философии, о советской власти, о вере и о многом другом. Сам по себе такой круг уже был необычным и бросался в глаза на фоне унылой советской жизни. Это был остров свободы, хотя мы тоже были советскими людьми и несли в себе многие из родовых травм советской жизни. Эта жизнь калечила человека, прежде всего в его достоинстве и самоуважении. Это во многом остается так и сейчас, после 25 лет относительно свободного существования. Только на церковь как на общественную силу уже надежды нет. Да и неприложимо слово «надежда» к общественной жизни. Здесь нужна не надежда, а живое дело. По удачному замечанию Н.Митрохина, церковь была осколком исторической России, теперь же она – осколок советской эпохи. А тогда церковь казалась освобождением. Это переживание было определяющим, и от него мы бы никогда не отказались. Оно помогло нам избежать главного православного капкана: послушания. Дело в том, что православные священники чаще всего от нас шарахались, а католики и протестанты с нами общались, один даже у нас остался. Но когда появился, наконец, один священник, который нам обрадовался (это был отец Дмитрий Дудко, и вокруг него были сотни людей и часто приезжие), то вскоре он захотел нас (и других) подчинить себе от имени послушания и тем разрушил то, что создалось вокруг него. Или же когда священник говорит своей пастве: вы ничто перед Богом, и говорит это людям, которые и без того ничто перед любым милиционером на улице, то зачем человеку религия, в которой нет человека, которая не поднимает его, а еще больше порабощает? Мы с сожалением и радостью ушли от него, и пережили это как избавление от еще одного ярма. Как можно использовать послушание против человека? А это основной инструмент контроля над человеком в «церкви». Священнослужитель требует послушания от имени церкви, а на самом деле для себя. Когда слепой ведет слепого, оба упадут в яму. А то окажешься с ними в аду и спросишь их: «Ну что же вы, отцы, вы нам что говорили?» — «Извини, брат, так уж вышло. Но ты сам виноват». – «Как так?» — «А не надо было нас слушать!».

Зачем вообще контролировать взрослого, совершеннолетнего человека? Очевидно же, что он сам за себя отвечает. Диссидента Файнберга КГБ засадил в ленинградскую психушку. Ему там выдавали туалетную бумагу с пронумерованными листами из опасения, как бы он чего-нибудь не написал. Интересно, как они контролировали ее использование?

Удивительно, но у нас получилась бесконтрольная «всесоюзная» община и бесконтрольный журнал. Удивительно, потому что никто не знает, от чего зависит рождение общины. Даже если журнал, наверное, и не получился, то важен сам факт его появления: должен же кто-то хоть иногда говорить «нет» той или другой власти. Так делали и многие другие. Одни, правда, поплатились свободой, другие – работой или университетом, Олег Охапкин – душевным здоровьем (по его же словам: «Сколько русских певцов, столько грузных погонь»). Но едва ли кто-нибудь из нас сожалеет о том, что он сделал.

Я как-то спросил у Льва Регельсона: «У нас плохая репутация в церкви, плохая – у властей, а есть где-нибудь хорошая?». Он ответил: «Ну, не знаю, разве что на небе». Мы рассмеялись. Но, в конечном счете, что нам еще оставалось?

Январь, 2018
Альманах «Охапкинские чтения» №2

На заставке: Участники религиозно-философского семинара Александра Огородникова и Владимира Пореша(слева на право): Всеволод Корсаков, Олег Охапкин, Михаил Принцев, Николай Епишев (ныне священник), Алексей Масюк (ныне священник). 1979 год, Сосновая поляна.