Людмила Шишкина-Ярмоленко

 

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ: ПРЕОДОЛЕНИЕ ВОЙНЫ КАК НОВАЯ СТАДИЯ РЕГЕНЕРАЦИИ РУССКОГО СУПЕРЭТНОСА В СЕМЬЕ СОВЕТСКОГО НАРОДА

 

Ненастная осень 1941-го. Гитлеровские войска – под Москвой. Старшее поколение хорошо знает нашу трагико-драматическую историю. Ведь на фоне происходившего в Европе заключение Пакта Молотова — Риббентропа не было случайным: Сталин и советское правительство надеялись провести тотальное перевооружение армии. Чуть раньше было не до этого: после гражданской войны требовалось поднимать Россию из руин. А ситуация принципиально новая: новая идеология, новая элита, новая организация государства, новая власть, для одних – жёсткая, для других – воодушевляющая. И народ, прежде всего, крестьянство, лишившийся устойчивого мировосприятия и обретавший мировоззрение опытным путём.

24 года новой и чрезвычайно сложной жизни страны. Но до этого ещё и русско-японская война, и революция 1905-го года, и Первая Мировая, участие в которой переросло в революции февраля и октября 1917-го. И гражданская война с вторжением Антанты. А в конце 24-ёх лет – финская война и наша победа.

Однако в 41-ом успешно противостоять Германии мы не могли: слишком неравные силы. Но, как ни странно, речь не столько о духовных силах народа, сколько о вооружении и тактике. Сегодня наша Великая Отечественная изучена до важнейших подробностей, представлена и художественными произведениями, и документальными фильмами. И всеми признаётся, что переломными для нас в этой истории являются всего лишь несколько дней в Москве в середине октября: от приказа об эвакуации государственных учреждений и наступившей паники до нового постановления: «Москвы не сдадим! Ни шагу назад!».

Что произошло в эти дни? В Москве открылись все закрытые раньше и подлежащие сносу храмы. Возобновились службы. Есть сведения, что вокруг столицы облетел самолёт с иконой на борту (то же было и в Ленинграде во время блокады). Иосиф Виссарионович вспомнил о своём воцерковлённом детстве и учёбе в семинарии? Скорее всего; ведь без его распоряжения такого произойти не могло. И до этого войска в Москву собирались со всех сторон, но потери были катастрофические. Однако именно в эти дни, на грани пропасти, произошло преображение: начавшаяся паника, как апогей разрухи, была преодолена, эвакуация остановлена, военная прокуратура усмирила предателей среди руководящего состава, Жуков был поставлен во главе армии (Государственный Комитет обороны).

На военном параде 7 Ноября, подготовленном в сложнейшей обстановке, Сталин, обратившись к народу как к братьям и сёстрам, перечислил в своей речи победы великих полководцев великой России. Впечатление было однозначное: возвращение к вечным ценностям народов российского государства как безусловное включение каждого гражданина Советского Союза в целое нашей истории. Новая волна трезвения душ, единения, соборности. В чрезвычайно интересном авторском фильме «Чистая победа. Битва за Москву» Валерия Тимощенко именно этот феномен внутреннего преодоления войны, важный для понимания настроя наших людей в тот период, становится центром сюжета, причиной рождения качественно новой армии, готовой сражаться насмерть.
Конечно, со сложной динамикой поражений и побед на каждом направлении нельзя было не считаться. Но наступление – превыше всего! Это было в сердцах и душах. Тактика вырабатывалась во многом опытным путём.

Вот один эпизод. На подмогу в Москву прислали и младших лейтенантов из пехотного училища в уральском Кунгуре. Среди них были окончившие первый курс как последний. Так распорядилось упёртое время. Призыв в армию в сороковом обернулся военным училищем для тех, кто окончил десятилетку: стране позарез нужны были профессиональные военные кадры. А через год – в бой.

Три дня ушло на распределение по полкам и взводам. Всё делалось быстро: по алфавиту. Но им, девятнадцатилетним, ещё разрешили погулять по Москве и даже сходить в кино. Был и ещё сюрприз: к одному из них приехала из Казани жена (!) и привезла множество вкусных вещей, которыми она угощала друзей мужа. Запомнилось неожиданное татарское блюдо: лесные ягоды были завялены на противне в печи и затем свёрнуты в трубку; кусочек такого лакомства таял во рту и доставлял огромное удовольствие!

На четвёртый день полк, куда получили направление те, чьи фамилии начинались на серию последних букв алфавита, двинулся к линии фронта, видимо, вместе с другими полками.
Всё, что знаю о последовавшем событии, это эпизоды из рассказов моего отца, Шишкина Сергея Ивановича.

фотография 1944-го года

 

Зима 1941-42-го года была суровой. Однако, приближаясь к линии фронта, войско шло по полям, уже отбитым у немцев.
Отец вспоминал: недалеко от дороги, по которой они шли, росла берёзка, совсем тоненькая, ещё молодая. Словно прислонившись к ней, стояла замёрзшая лошадь – жертва предыдущих боёв. Берёзка не могла бы выдержать тяжесть её раненого тела. Но из горла лошади вылился поток крови, замерзая на ходу. И, умирая, лошадь выстояла на пяти «ногах», слегка касаясь берёзки. Голова была поднята высоко: впереди – враг.

Я и сейчас вижу этот кадр: снеги, снеги…, редкие следы прошедшего боя и запорошённая лошадь при слабой и одинокой, но тоже выстоявшей берёзке. Потрясающий символ в бело-серых с кровью тонах.

И ещё один эпизод запомнился девятнадцатилетнему офицеру: незадолго до передовой они увидели солдат, вышедших из боя и направленных в тыл. Отец вспоминал их глаза: сосредоточенные, жёсткие, упрямые, глаза мужчин, ещё не отошедших от битвы.

Но эта встреча была и свидетельством того, что немцы опомнились и атакам наших некоторое время успешно сопротивлялись.

Атака 13 декабря, в которой принимал участие мой отец, закончилась печально. Он и его друзья-коллеги были вооружены… наганами, а их взводы укомплектованы сорокалетними сибиряками, сильными и стойкими людьми, но… с охотничьими ружьями. Знаю я об этой атаке мало. Но одно отцу было ясно: они хотели победить. Отец, естественно, бежал впереди взвода, как и другие лейтенанты, призывно подняв вверх правую руку с наганом. В неё-то и попала пуля на середине пути. От резкой боли он потерял сознание и упал. Когда очнулся, понял, что атака отбита, поле простреливается немцами, а у него из раны бьёт тонкий, но упорный фонтан крови, казалось, сантиметров двадцать высотой. Видимо, он сумел чем-то перевязать рану, хотя обе кости близ ладони оказались перебитыми. Он никогда не говорил, какую боль испытывал там. Но знаю другое: сначала отец попытался доползти до своих, но быстро понял, что сил и возможностей для этого нет. Шанс у него был только один: встать и идти.

И он это сделал, хотя крови потерял много. Произошло чудо! Он шёл, а мимо его ушей летели пули. Почему ни одна из них не попала в голову, в сердце? Почему ему, единственной цели на поле боя, дали возможность дойти до своих? Позже он узнал, что все его соратники-лейтенанты в том единственном бою погибли. Погиб и тот, с которым успела повидаться молодая жена из Казани. А он выжил. Случайность? Потом – полгода по госпиталям, несколько операций, в том числе рискованных и неудачных. До конца жизни в правой руке были не косточки, а хрящи. Он не жаловался. И много работал.

Мой отец родился в 1922-м году в большой семье, проживавшей в деревне Заполье Кировской области, в полукилометре от села Спасо-Талица (или Спас-Талица, как сегодня), знаменитого своим белокаменным храмом с двумя приделами.

Об этом потрясающем Храме Спаса Нерукотворного надо говорить отдельно. Только упомяну, что в 1930-е годы, когда в Кирове и области было снесено или разграблено и частью разрушено большинство церквей, этот храм сохранился благодаря тому, что молодёжь из села и множества соседних деревень окружила его, взявшись за руки, и не допустила до церковных стен приехавшую с тракторами бригаду. Среди защитников был и старший брат моего отца. С освящения храма Спаса Нерукотворного и по сей день здесь не прекращаются службы.

Семья моего отца была воцерковлена даже в советское время. Его матушка (моя бабуся!) Александра Павловна, в девичестве – Вылегжанина, родилась в семье младшей дочери дьякона этого храма Алексия Помосова и, конечно, глубоко верила в Бога. Будучи у родителей старшей, она не только ухаживала за младшими сёстрами, но вместе с матерью зимой вязала чулки на заказ, а потом была отдана ученицей к портнихе и к одиннадцати годам заработала на покупку швейной машины.
Муж моей бабушки, Иван Михайлович Шишкин, был старостой церковной общины. В их семье родилось семеро детей и пятеро из них продолжили род. О каждой семье, переживавшей в России сложнейшие этапы ХХ века, можно говорить подробно и долго; каждая история своеобразна, драматична и даже трагична. И все они становятся фундаментом нашего восприятия и осмысления мира сегодня.

Слушая в школьном детстве рассказы папы о его жизни и об истории рода, да и много после этого времени я не догадалась спросить его, молился ли он, пытаясь дойти до своих под пулями немцев: не было принято говорить об этом в советское время пионерам и комсомольцам, ведь идеология-то другая. Но теперь уверена, что молился. А нам говорил, что выжил только благодаря молитвам матери. И всякий раз напоминал в сложных ситуациях, что мы живы только потому, что бабушка за нас всегда молится. И при жизни её, и после.

У Сергея было трудное детство, как у многих детей на переломе истории. В одиннадцать его лет, в январе 1934-го, неожиданно умер Иван Михайлович. Инфаркт в 55 с половиной лет. Старшие его дети давно выросли, обзавелись семьями. Сергей остался с мамой и младшим братом, которого она родила в 46 лет, и ему тогда исполнилось 6. Так и звали: Коля бабушкин, поскольку у бабушки были два внука Николая (сыновья дочери Августы и сына Геннадия), да и ещё внуки.
Братьев и племянников у Сергея хватало. Но 11 лет, по деревенским меркам, почти взрослый мужчина и умеет в хозяйстве всё. Сложность была ещё и в том, что Иван Михайлович не хотел и не мог вступать в колхоз: сердце болело. Он говорил: «На своей полосе я и ползком всё приберу, а в колхозе не смогу». Мужики это понимали. Но когда Ивана Михайловича не стало, матери и Сергею пришлось вступить в колхоз: выбора не было. Фактически, он стал хозяином дома и быстро освоился: и школа, и хозяйство, и колхозные работы, и маленький брат.

Советская школа – идеологическое заведение. К тому же Кировская область славилась контингентом своих учителей. Многие из них были бывшими ссыльными, образованными интеллигентами, сосланными в Вятскую губернию за свои политические взгляды. Школьникам доставались не только хорошие знания по предметам, но и воспитывались они по-советски. Интересно, что после окончания семилетки Сергею доверили быть руководителем бригады агитпоезда, который разъезжал по всей области. Рано, рано взрослели дети, особенно крестьянские. Это во многом определило качество происходящих в Советском Союзе процессов. Возможностей у людей было много, но и дисциплину определяла идеология.

Суровая атмосфера 20 – 30-ых годов сказывалась и на детях рабочих. Мама моя, Матвеева Надежда Михайловна, родилась в Ленинграде в 1923-м и жила с семьёй в одном из трёх многоквартирных домов на Перевозной набережной Невы. Все мужчины из этих домов, как и её отец, работали на заводе. Материально было нелегко: даже в городе рожали много. Но мамины родители работали оба. Наденька помнила, как однажды они смогли снять дачу под Ленинградом, куда отправили на лето всех четырёх сестёр. Старшая из них, одиннадцатилетняя Нина, была настоящей хозяйкой: с воскресенья до воскресенья она самостоятельно занималась всем хозяйством: готовила, мыла, кормила, укладывала спать. И только на воскресенье приезжали их родители, которых все дети шли встречать на станцию, обихоженные и с бантами в волосах. А в 14 лет Нина уже работала в уличном киоске, продавая овощи и фрукты. Рост у неё был небольшой: приходилось подставлять под ноги ящик.

В семье моего отца произошло ещё многое: У Августы во время войны погибли муж (под Ленинградом) и старший сын, Николай (уже в 45-м году). Она осталась на хозяйстве с пятью детьми. И колхоз, конечно. Геннадий (защищавший храм) работал поездным мастером. В 1943-м похоронил жену и остался тоже с пятью детьми. Следующий брат, Аркадий, отслужил в армии в Средней Азии, работал на заводе в Кирове, но однажды опоздал на работу на 15 минут и был отправлен на год в концлагерь в знаменитых Кайских лесах. Оттуда редко возвращались живыми и здоровыми. Ему повезло. Призванный во время войны, он работал оружейником на Ленинградском фронте. Золотые руки спасли. Младший брат, Николай, заменил Сергея в семье, когда тот был призван в армию в 1940-м: матери было уже за 60. Коля так уставал от хозяйства и колхозных работ, что не смог окончить шестой класс, отказавшись сдавать экзамены. Но его тоже всегда спасали «золотые руки» и пытливый ум.

Рассказывать о своём роде можно ещё многое. Ограничимся перечисленными ситуациями, которые вполне демонстрируют русский характер в сложный период жизни народа. Характер этот не только не был сломлен, но в процессе трансформации образа мира, смены идеологической, социальной и даже духовной системы координат он испытывал обновление по важнейшим для жизни параметрам, обеспечив победу в Великой Отечественной войне.

Но только ли это? Весь ХХ век представляется сегодня сплошным испытанием для русского суперэтноса, испытанием, в пределах которого проявляется своя внутренняя логика, не сводимая к привычной причинно-следственной, линейной. Обнаружение этой логики в истории сначала зиждилось на лингвистике, на механизмах внутренней реконструкции языка в отличие от речи. Основанием были (и являются до сих пор) открытия лингвистов, работавших в семинаре по металингвистике на филологическом факультете Ленинградского университете в конце 1960-х – начале 1970-х годов.

Но уже с начала 1980-х лингвистика стала развиваться абсолютно другим путём (когнитивистика). Западные тренды возобладали над исследователями, которые как там, так и здесь не смогли одолеть область внутренней лингвистики в отличие от внешней, как позиционировал их различие ещё Ф. де Соссюр. То же, естественно, произошло и с девальвацией интуиции языка, поскольку результаты широко распространённых структурных методов анализа текста воспринимались как окончательные, а не как база для работы языковой интуиции (что называется, включённым наблюдением) и потому не открывающие новые пути. Кстати, этот простой пассаж явно доказывает отсутствие линейной логики в истории науки.

Поскольку наша тема – трансформация русского народа в ХХ веке, обратимся к концепции этногенеза Льва Николаевича Гумилёва, результаты которого сегодня не востребованы должным образом. А ведь этот уникальный человек относится к тем людям, которые оказываются способными не только прожить жизнь в потоке актуальных и предельно значимых изменений общества, но и осознать причудливую и небезопасную логику истории этих изменений.

Прежде всего, напомним определение суперэтноса, данное Л.Н. Гумилёвым: «Суперэтнос – группа этносов, возникших одновременно в одном регионе, и проявляющая себя в истории как мозаичная целостность» . Суперэтнос так же, как и этнос, — результат пассионарного толчка. Этносы, находящиеся внутри суперэтноса, сливаются часто и беспрепятственно. Эту повышенную стойкость суперэтносов можно объяснить наличием этнических доминант, словесных выражений тех или иных идеалов, которые в каждом суперэтносе имеют единообразные значения и сходную смысловую динамику для всех этносов, входящих в данную систему. Доминантой, по Гумилёву, становится то явление или комплекс явлений (религиозный, идеологический, военный, бытовой и т.п.), который определяет переход исходного для процесса этногенеза этнокультурного многообразия в целеустремлённое единообразие .

Русский суперэтнос, XIY век. «Великороссы включают в свой состав: восточных славян из Киевской Руси, западных славян – вятичей, финнов – меря, мурома, весь, заволоцкая чудь, угров, смешавшихся сперва с перечисленными финскими племенами, балтов – голядь, тюрок – крещёных половцев и татар, и в небольшом числе монголов» .
Фазы этногенеза, связанные с процессами упрощения этнической системы (надлом, инерция и в меньшей степени обскурация), часто нарушаются обратными процессами этнической регенерации, приостанавливающими процессы этнического упадка .

И это относится не только к процессу надлома, но и к процессу подъёма и к плато акматической фазы развития этноса и суперэтноса и, безусловно, зависит, прежде всего, от вариаций пассионарной энергии, воплощающейся в деятельности людей.

По Гумилёву, с XYIII века в России началась фаза надлома. Последующие столетия он не обсуждает. В нашей концепции, основанной прежде всего на исследовании языка, был предложен ещё один масштаб исторических событий, отражающий, как нам кажется, реальный диалог Запада и Востока в пределах европейской цивилизации . По логике этого диалога, начиная с избрания на царство новой династии Романовых, православный великорусский народ, отработавший сложный опыт соборности, позволил себе повторить и отработать уникальный западный опыт развития индивидуальности и Культуры Текста.

Естественно, что кризис XYIII — XIX и начала XX веков, обусловленный этим повтором и связанный с преобладанием Культуры Текста над Православием в Российской Империи (гиперэтносе, по Гумилёву), должен был закончиться. Народ приобрёл двойной опыт: и соборности, и индивидуализации. Но чтобы выйти из кризиса, требовалось пройти эпоху, где соборность должна была вновь окрепнуть, но уже за счёт массового рождения православной Личности.

Ведь Личность это не персона и не просто социальная единица. Русский язык понятен и прозрачен: Лик как направленный поток Света отражается в лице человеческом и предельно способствует развитию личных свойств каждого. Однако у человека его свободная воля тоже дар Божий. Выбирая путь, человек выращивает свою душу. Но Личность рождается или личина? Вот в чём вопрос для каждого.

Октябрьская революция позволила полностью отказаться от западной модели построения общества, хотя коммунистическая идеология как альтернатива господствующему там мировоззрению была опять заимствована на Западе. В пределах единой европейской цивилизации это не явилось случайностью: Россия с её историей и её многими народами могла выдержать ещё одно испытание: испытание утопией строительства коммунизма. Именно эта утопия была чётко нацелена на счастье в грядущем для каждого хорошего человека. Надо только постараться. Надо взрастить народ заново.

Гражданская война определила ту часть народа, которая готова была погибнуть и погибала за грядущее, и ту, которая не могла и не хотела покидать родину, которая училась понимать происходящее опытным путём. Наступил период новой архаики: нового космогонического мифа и нового эпоса. Гораздо позже выяснилось, что и миф, и эпос не были искусственными созданиями, работающими только на утопию. Космогонический миф сквозь известные науке моменты прокладывал путь к архетипам Сущего, а новый эпос, развивавшийся несколько десятилетий, предопределял дорогу каждого от юношеского доверия происходящему через испытания к Христу. И то, и другое до сих пор ещё полностью не осмыслено. Не будем забывать, что в период воинствующего атеизма на грани 1918-го был наконец-то избран патриарх и следом явилась икона Божьей матери Державной, а в 1988-м при советской ещё власти мы отметили тысячелетие крещения Руси.

В советское время было многое сделано для глубокого понимания реальности. Понимание основывается, прежде всего, на эмоциях, оценке и опыте. Достаточно упомянуть, что за семьдесят с лишним лет советской власти явлена была плотная упаковка различных способов управления государством, каждый руководитель страны представал воплощением своего жанра. Богатство форм поражало и – приближало к верным реакциям. Вырождение идеологии было заметно уже с конца шестидесятых, хотя соборность ещё сохранялась в форме советскости. Но что дальше?

Девяностые годы, как специально (или лучше сказать – промыслительно), повторили начало развития капитализма. Другого проекта у нас не было, но напомнить эпоху, из которой вырвались в 1917-м, даже в худшем варианте пережить её, видимо, требовалось. Однако с развалом Советского Союза у России определились новые границы, пространство внутри которых уже вряд ли занимает гиперэтнос. Россия сегодня не империя. Однако термин суперэтнос, безусловно, подходит.

Важен здесь и русский язык, объединяющий всех жителей России, и определённая структура расселения и заселения территорий, и то, что у русского суперэтноса в советское время началась новая волна межэтнических браков, чему способствовала идеология интернационала, стройки коммунизма, освоение целинных земель. В большинстве случаев дети, рождающиеся от смешанных браков с русскими, записываются как русские. Это не значит, что люди забывают свою историю. Скорее наоборот: история, как и культура, представителей других этносов в смешанных браках, безусловно, помнится и обогащает и семью, и русский суперэтнос в целом.

Однако народы в России, сохраняющие иную этничность и культуру, в русский суперэтнос тоже входят. Эта так называемая мозаичная целостность выдержала в девяностые годы неоднократные попытки развала. Устояв, она этим заявила о своём единстве.
Вывод напрашивается сам собой: особая стадия развития русского суперэтноса, его новая регенерация осуществилась и в первые десятилетия ХХI века. У нас есть будущее, и мы должны им распорядиться.

 

Впервые опубликовано: Философско-общественный альманах КЛЮЧЪ: Российское общество реалистической философии. Выпуск 16. Санкт-Петербург — Сухуми, 2021. С. 79 — 83. В альманахе представлены материалы Национальной научно-практической конференции с международным участием «Значение победы в Великой Отечественной войне для настоящего и будущего России» (17 декабря 2020 года, Санкт-Петербургский государственный аграрный университет).

 

На заставке: Сергей и Алексей Ткачёвы. Сыновья.1985-1990 гг.

 

 

© Л.С.Шишкина-Ярмоленко, 2020
© НП «Русская культура», 2021