Борис Виан
Адам, Ева и третий пол[1]
В переводе Ольги Щербининой
Сцена I
Адам лежит на спине и забавляется рассматриванием пальцев ног. Ева нагая, окутанная волосами[2].
Ева: Скоро ты прекратишь?
Адам: Прекращу что?
Ева: Играть с пальцами ног. Ты уже пять дней играешь с пальцами ног. Тебе это не кажется немного нелепым?[3]
Адам: А что еще с ними делать? Ты считаешь их еще на что-то годными? Я – нет.
Ева: Перестань. Он будет недоволен, если увидит.
Адам: Мне глубоко безразлично. Он взял мое бедро, а мог бы взять пальцы ног. Тогда… он мог бы создать (считает) десять (игриво) десять славных женщин.
Ева: Ты правда считаешь, что они ни к чему?
Адам: Абсолютно. (Зевая и поднимаясь): Ты идешь?
Ева: Что делать?
Адам: Набивать животы фруктами.
Ева: Ох, фрукты, фрукты, фрукты, и еще апельсины… Нет, с меня довольно.
Адам: Мне это нравится не больше. Я говорю лишь бы что-то сказать. На самом деле мои мечты совсем о другом.
Ева: Чего бы ты хотел?
Адам: Облачения. Облачения посыльного[4].
Ева: Тебе это ни к чему.
Адам: Ничего ты не понимаешь.
Ева: Напиши ему заявление. Он не дозволял тебе облачения.
Адам: Всё время надо идти спрашивать всё у него, постоянно у него на виду, понимаешь. (Форма почтальона падает ему на голову). Что это ко мне прилетело?
Ева: Отлично! Какой смешной трюк.
Адам: К чему это приспособить?
Ева: Не могу тебе сказать… впервые все это вижу. (Адам пинает кепи и открывает почтовый ящик). Смотри-ка… умора! Тут целая куча бумаг.
Ева: О! Вот потеха! (Надевает кепи, который закрывает ей уши.)
Адам: Отдавай!
Ева: Нет.
Адам: Да.
Ева: Сейчас же вернусь к маме!
Адам: Ах! Мне перехватывает дыхание!
Ева: В конце концов облачение безобразное. Пойдем. Время рвать виноградную листву.
Адам (продолжает уничтожать одежду): Нет. С меня довольно. Хватит виноградной листвы. Я хочу рвать незабудки.
Ева: До чего ты противен с этими твоими незабудками![5]
Адам: И что ты с этим поделаешь? Ты знаешь кого-то получше меня?
Ева: Посмотрим.
Адам: Отлично. Иду рвать незабудки…
Ева. Хорошо. Если ты так, думаю, что я…
Адам: Ты что?..
Ева: Ничего. В конце концов пойду от тебя подальше[6]. Прогуляюсь. (Адам шевелит пальцами ног). Ох, и бездельник же ты!
Адам: Но послушай, этот идиот… Сколько всяких неиспользованных штучек![7] Посмотри… И у тебя тоже.
Ева: Где?
Адам: Вот здесь. (Он трогает ее груди и потряхивает ими). Ты не находишь, что это безобразие, такое ханжество?
Ева (пожимая плечами): Наверное, но меня это не тревожит. Тебя – другое дело, я понимаю.
Адам: Что делают с… (Он присоседился сверху)[8].
Ева: Разве что музицируют…
Адам: Ты права… Забавно. (Слушает чириканье). Чик! Шагом марш!
Ева: Ох! Можно поиграть в автобус. (Он начинает бегать за ней, приговаривая: чик-чик, потом они останавливаются).
Адам: Знаешь, ты могла бы додуматься до этого раньше. Это забавно.
Ева: И ты мог до этого раньше додуматься.
Адам: Я-то занят моими пальцами ног. Ты же занята только своими штучками. (Он потягивается). Я передумал рвать незабудки.
Ева: Наконец-то образумился.
Адам: Но теперь я хочу рвать тюльпаны.
Ева: Ох, ты меня убиваешь.
Адам: Вот все время так.
Ева (утомленно): Да. Да.
Сцена II
Вместе со змеем. Он восхитителен. У него вид крутого педика и голос соответственный.
Ева: Кто это такое?
Змей: Здравствуйте, прекрасная дама!
Ева: Откуда вы вышли?
Змей: А вы?
Ева: Из ребра Юпитера.
Змей: Не думаю. Вы злостная обманщица.
Ева: Но это одно и то же. Из бока Адама или из ребра Юпитера. Доставая меня, вставили шпильку.
Змей: Да нет! Не шпильку – вас сотворили в пику.
Ева: Во что будем играть?
Змей: Не знаю…
Ева (приближаясь к нему): У вас красивые волосы… такие мягкие, золотистые…
Змей (немного испуганно): Да, не правда ли? Но ваши, естественно, тоже хороши.
Ева: У вас нежная кожа… Вам об этом говорили?
Змей (прикрывая глаза): Я один во всем мире, мадам.
Ева: Бедный парень! (Она подходит к нему еще ближе).
Змей: О, знаете, мои привычки…
Ева: Можете приходить ко мне, когда вам грустно… Я вас утешу…
Змей: Я… я не осмелюсь, мадам…
Ева: Ну что вы, что вы, малыш… Не надо меня бояться.
Змей: Это… мадам… знали бы вы мои желания… Я… я не люблю женщин…
Ева: А! Вот оно что! Порядочный же вы негодник, мой друг. И это вы говорите той, что хотела вас утешить…
(Входит Адам).
Сцена III
Адам, Ева, Змей
Ева: Ну, ты вовремя. Посмотри-ка сюда.
Адам: Что? Это что такое? Девочка или мальчик? Он произошел из ребра?
Ева: Да нет. Просто всегда полагается третий.
Адам: Три – не круглый счет. (Он подходит к Змею). Ты уверена, что это не девочка?
Ева (смеясь): Я как раз его об этом расспрашиваю.
Змей: Почему вы говорите обо мне с такой злостью, мадам? Я ничего вам не сделал.
Адам: Если это мальчик, тогда, быть может, я предпочитаю мальчиков…
Ева: Так… Продолжай. Скажи ему еще, что ты хочешь, чтобы я улетучилась…
Адам: Но в конце концов как ты предлагаешь мне натурализоваться?..[9] Для каждого дебют – это проблема… Слушай, он тебе нравится?
Ева: Да.
Адам: Отлично, мне тоже нравится.
Ева: И что же?
Адам: Надо тащить его позабавиться[10].
Змей: Послушайте, вы же не свихнулись, вы оба… я не хочу, чтобы меня тащили позабавиться…
Адам: А на что вы еще годитесь? И потом, это вовсе не зазорно.
Змей: Вы отстанете от меня, если я не буду… ну, не знаю… если я не уподоблюсь божьей коровке?
Ева: Но вы и есть божья коровка.
Змей: Вовсе нет, мадам. Послушайте. Если вы оставите меня в покое, я вам сделаю одно предложение…
Ева: Мы больше не принимаем ваших предложений.
Змей: Но это нечто весьма интересное…
Адам: Что за предложение?
Змей: Я не могу этого сказать.
Ева: Он хочет огреть тебя палкой[11].
Адам: Да нет. Он такой милый… Так что за предложение?
Змей (развязно): Не смущайте меня. Я так деликатен… Слушайте, если вы будете любезны, вы оба, обещаю вам показать, что он скрывает…
Ева: Кто?
Змей: Я вам покажу, что он скрывает… Если вы будете более сговорчивы… Отпустите меня!
Адам: Кончайте нам пудрить ноги![12]. Что вы хотите показать?
Змей (торжественно): Некие вещи…
Ева: Что?
Змей (триумфально): Это! (Показывает красивое яблоко)[13].
Ева: И только-то?
Адам: Я думал, у вас по меньшей мере облачение посыльного. Ничего я так не желаю, как облачения посыльного. А вы что предлагаете? Фрукт!
Ева: Здорово же вы задурили нам головы.
Змей: Минуточку! Этот фрукт не таков, как другие… Это плод познания!
Адам: Можете сделать консервы из вашего фрукта. Все что угодно, даже сидр, чтобы затем запеть.
Змей: Прошу прощения, что такое сидр?
Адам: Вы должны это знать, раз у вас фрукт знаний. И хватит разговоров. (Он берет фрукт и подбрасывает его в воздух). Вот что я делаю с вашим фруктом.
Змей: Мне безразлично. У меня есть еще.
Адам: В последний раз: да или нет?
Змей: Нет.
Адам: Ни с ней, ни со мной?
Змей: Ни с ней, ни с вами.
Адам: Ну что же, раз так, можете возвращаться к себе и любезничать с самим собой.
Змей: Что я и делаю. А вы отвратительны, вы оба… Вот!
Адам: Пошел вон, бесполый! (Пинает змея под зад ногой. Тот уходит).
Сцена IV
Адам, Ева
Ева: Ну, как ты сегодня? Ты устал. Облачение посыльного, сидр, бесполое создание. Но откуда ты знаешь все эти слова?
Адам (с ложной скромностью): Да это ерунда. Я могу произнести еще другие. Вот послушай (с чувством, смакуя, произносит): Адюльтер…
Ева (трепещет): Не говори так…
Адам: Почему же? Это красивое слово: адюльтер…
Ева: Оно меня возбуждает… Даже слово «бесполый» что-то творит со мной, а уж это… Ты меня любишь?
Адам (ошеломленно): Что?
Ева: Ты любишь меня? (Нежно, приближаясь к нему).
Адам: Ну конечно… Не знаю, где я нахватался слов, которые так на тебя действуют, (они обнимаются), но спрашиваю себя, откуда ты взяла подобные…
Ева: Сама не знаю… (Молча подходит к нему). Ты меня хочешь?
Адам: Если ты не перестанешь говорить подобные вещи, обещаю, что я тебя… раздену… и нашлепаю по попе.
Ева: О, раздень меня… умоляю…
Адам: Как это делают?
Ева: Не знаю. Думай сам. Обхвати меня.
Адам: А дальше? (Он ее обхватывает).
Ева: Теперь отпусти. (Он ее отпускает). Нет… обхвати снова… Уведи меня…
Адам: Куда ты хочешь, чтобы я тебя увел?
Ева: Не знаю… хочешь меня ласкать?
Адам: Очень хочу. (Целует ее волосы).
Ева: Не так. (Он прижимает ее к себе). Мой дорогой!
Адам: Что? Дорогой?.. Пойдем!.. Пойдем немедленно! (Уходят в обнимку).
Бог: Как трудно думать о некоторых вещах, когда знаешь, что случится дальше… с неизбежностью.
Сцена V
Входит Змей с видом обиженного ребенка, которого только что незаслуженно наказали, слегка возбужденный, в сопровождении Гавриила. (Они спорили перед тем как выйти на сцену).
Гавриил: Итак, вы находите это злонамеренным?
Змей (поворачиваясь спиной): Вы мне надоели.
Гавриил: Я вынужден был подсматривать в глазок и сломал уже три кроватных рамы.
Змей: Вы ни о чем другом не думаете, только о своих кроватных рамах[14].
Гавриил: Вы самый несносный персонаж изо всех, кого я видел. В прошлый раз, когда вы запустили в меня яблоком, я уже сказал все, что я о вас думаю.
Змей: Найдите себе другую колотушку для битья[15]. И к тому же вовсе не я швырнул яблоко.
Гавриил: А кто же? Адам?
Змей: Да что вы привязались!
Гавриил: Это ведь не Адам в вас нуждался, в самом-то деле.
Змей: Пусть не он. Но вы мне надоели, в конце концов. С меня довольно. Я всегда один, весь мир меня клянет, весь мир готов меня изничтожить, и вы думаете, это жизнь?
Гавриил: Но вы ничем не брезгуете, творите все, что вам угодно.
Змей: А вот и нет.
Гавриил: Чего вы хотите?
Змей: Снаряжения пожарника.
Гавриил: Вы надо мной смеетесь.
Змей: Вовсе я над вами не насмехаюсь. (Снаряжение пожарника падает с неба). Мать моя! Что я вижу!
Гавриил: Вам дóлжно выразить гнев или благодарность. (Змей рассматривает снаряжение).
Змей: Но что я буду со всем этим делать? Какое старье! (Отшвыривает прочь).
Гавриил: Ну-ну… Не говорите дурно о вашем любимом дядюшке.
Змей: Ну да, ну да, я знаю эту басню про дядюшку. Ему стыдно признаться, что я его сын.
Гавриил (ужаснувшись): Замолчите! Несчастный… Как у вас язык повернулся сказать такое! Посмотрите-ка на него! Вы не в своем уме, малыш.
Змей: Я знаю точно, что я его сын. Я знаю, что мою мать звали Лилит. Да, я знаю, что никогда у меня не будет ни брата, ни сестры, потому что у него в голове сейчас совсем другое. Отлично, я сыт по горло. Если я бастард, пусть выставят меня за дверь. Это не смешно… Я повторяю… не смешно. Однажды, когда я хотел сыграть добрую шутку с двумя идиотами, там внизу, мне сорвали дело да вдобавок еще накинулись на меня с руганью. К черту, к черту! Ухожу. (Он пускает слезу). А ведь это была хорошая шутка, с фруктом познания. И больше не повторится…
Гавриил: Что вы делаете! Останьтесь!
Змей: Нет. Дайте мне уйти. С меня довольно… Надоело… Откройте дверь. Гавриил… я вас прошу… Гавриил… я вас умоляю…
Гавриил: Ну-ну, хватит пережевывать старые истории, в которых ни вы, ни я ничего не можем изменить. Возьмите себя в руки. И что вам за радость от перемены мест? Вам не грозит здесь никакая опасность.
Змей: Очевидно… Но подумайте, как неприятно находиться в дурацком положении перед благородным мужчиной и благородной женщиной, которые только и думают об этом самом целый день. Так что, уверяю вас, мне лучше уйти.
Гавриил: Ну-ну… Адам и Ева так же невинны, как в день их рож-дения.
Змей: Кроме шуток?.. Ну так идите и посмотрите на них… на ваших невинных.
Гавриил (обеспокоенный, делает несколько шагов): Но нет… в конце концов… слушайте… скажите… Нет, это невозможно.
Змей: Идите, я вам говорю. (Гавриил выходит).
Сцена VI
Змей в одиночестве: А, они так же невинны, как в день рождения… Сейчас ты увидишь, мой старый Гавриил… старый вуайерист… ты будешь восхищен… это тебя развлечет. То, как скучают запершись в своем смехотворном укрытии[16].
(Виден Гавриил, возвращающийся с ворчаньем. За ним следуют Адам и Ева). Что ж, он в самом деле их нашел.
Сцена VII
Гавриил, Адам, Ева, Змей
Гавриил: Но это же скандал! Это немыслимо… Здесь что по-вашему – проходной двор или Рай?
Адам: Зачем вы явились? Тут куча всяческих штук, с которыми мы еще не разобрались… Для первого раза надо бы побольше времени… Я за это готов ему отдать свои пальцы на ногах… это был бы честный договор…
Гавриил: Итак, друзья мои, можете собирать вещи… я вас предупреждал… патрон не хочет здесь детей… ни детей, ни животных… Теперь вы знаете, что вам остается.
Ева: А когда хотят детей… адюльтер… шесть или семь… …самовары… стенные часы… особняки…
Гавриил: Но наконец, малышка, что вы еще грузите мне голову?
Адам: Оставьте ее. Если она хочет самоваров, и стенных часов, и даже табакерок, и того, и сего – это вас не касается. Вы нам надоели.
Гавриил: Уходите… Вы безумны, вы оба, идите отсюда. Не существуйте.
Адам: С превеликим удовольствием уйдем отсюда. Работа, семья, партия, хлеб, мир, свобода, да здравствует красная армия, да здравствует генерал де Голль. Да здравствует Французская революция. Вперед, сыны отчизны, вокруг горшков с добрым варевом.
Ева: И стану я вдохновительницами, прачками, и ангелицами, и кухарками, и метриссами, и язвящими жалами[17].
(Они уходят).
Адам (высунув голову из-за кулис): И венцами Эдема.
Сцена VIII
Гавриил, Змей
Змей (плача): Ну вот… Я совсем один… Совсем один… и они меня больше не увидят… и они мне даже не сказали до свидания. Никто меня не любит…Никто не любит… (Гавриил кладет руку ему на плечо). Пустите меня, вы злой. Вы грязный старикан. Идите… Идите возиться о своими розовыми кустами. Я совсем один… (Гавриил удрученно пожимает плечами). Никто меня не любит… Никто не любит…
Гавриил (прочувствованно): Довольно, малыш, не плачьте так!
Змей: О, я так несчастен! (Гавриил подходит к нему, встряхивает его слегка нервно; Змей поднимает голову с несчастным видом.) Гавриил, …уведите меня прогуляться.
Гавриил: Идемте. Успокойтесь, успокойтесь. (Змей берет его за руку).
Змей: Идемте. Будем играть в Адама и Еву.
Гавриил (дергаясь): О, стыда на вас нет!
Змей: Вы уже поели яблок?..
(Занавес, шокированный, падает)[18]
***
Подавленные сексуальные желания – в данном случае самих небожителей – одна из тем Виана. Также целомудрие Адама и Евы, их неосведомленность в сексуальных отношениях, их подчеркнутая неумелость приводит на память Дафниса и Хлою, – пару, которая известна из античной истории и из романа Виана «Пена дней».
Cкетч парадоксалиста и провокатора, культовой фигуры в литературе Франции ушедшего ХХ века пленяет и тревожит вовсе не кощунством, в чем его могут обвинить пуритане, но, напротив, человечной, почти интимной мягкостью по отношению к небожителям, что противостоит жесткой и мрачной приверженности и фанатизму.
Но меня сейчас заинтересовал, помимо прочего, нетривиальный образ Змея, этого существа третьего пола. Вон когда еще, на заре прошлого века, вставала ныне пышным цветом расцветшая проблема «ни мальчик, ни девочка», вернее, мальчик и девочка в одном лице. Что за этим стояло в древности и стоит сегодня? Какие философские и реальные проблемы? Природа знает гермафродитов: это, скажем, улитки, которые содержат набор мужских и женских органов в каждой особи (при спаривании особи обмениваются спермой). Но природа не пошла по этому пути: понадобилось разделение функций между полами.
До грехопадения пола как такового еще не было, или Адам и Ева его не осознавали. Хотя возникает вопрос: если не было предусмотрено совокупление пары, зачем даны ей были Творцом половые органы? Порассуждаем на темы пола и обозначения пола у богов и героев, а также наших современников, обращаясь к источникам литературы и искусства, но еще и к повседневности…
Древнегреческие боги
В Эрмитаже прошлась по своим любимым античным залам. Бросается в глаза женственность древнегреческих богов, в особенности Диониса и Аполлона: выпуклые груди, округлые бедра. Андрогинность древних богов! Завораживает огромная статуя Омфалы, у которой Геракл, согласно мифу, служил 7 лет, сексуально покоренный могучей героиней; в её правой руке – его мощная палица и остатки львиной шкуры, в левой – прялка. Пусть Геракл, словно женщина, прял шерсть по повелению Омфалы, важно, что Омфала – держательница прялки. Парка, прядущая судьбы! В облике Омфалы также вижу слияние мужской и женской ипостаси. А критская бородатая Афродита – она ведь, как известно, изображена с мужским половым органом! Но и еще древнее: мужественностью отличалась неистовая Атанат, супруга Ваала, богиня охоты и сражений в Угарите (видимо, некогда она с Ваалом была единым существом). То же припишем и ее преемнице Диане, чья девственность первоначально связана, возможно, вовсе не с идеей целомудрия, до которой было еще исторически далеко, но прежде всего с ее мужественностью, не нуждавшейся в женихах. Эротизм требует разделения на два противоположных пола, но во тьме веков, при зарождении богов, они в этом не нуждались, обладая всей полнотой производящей силы и власти, олицетворяя единую творящую Природу.
Божества-гермафродиты присутствуют практически во всех религиозных системах. Их андрогинность проистекает из самой природы творцов мира, высших существ, самопорождающихся и рождающих. Скажем так: Мировая Душа принципиально андрогинна! Божественное существо совмещает все божественные атрибуты без исключения, оно цельно и в этом совершенно – не в физиологическом, но метафизическом плане.
…Андрогинность замечательна еще тем, что она чревата метаморфозами. В одном теле может совмещаться несколько существ; тело не есть нечто раз и навсегда данное и неизменное, в одном и том же теле в разные моменты могут помещаться различные души. Это ярко выразил, например, в фантазии на античные темы Пьер Клоссовски в повести «Бафомет», где юноша-дева Ожье и он же святая Тереза переливаются в своей посмертной жизни из одного в другую. В этой повести, при чтении которой возникает ясное ощущение, что за нее автора непременно отправили бы на костер во времена Инквизиции, андрогинность переплетается, впрочем, с пряным, изысканным эротизмом, которого не могло быть в древних андрогинах. Творец в сменившем многобожие монотеизме также асексуален, но это уже бесполость нового века, принципиально отвергающая сексуальность как греховность…
Метаморфозы
Постоянная угроза и соблазн метаморфоз сквозит и в земной повседневной жизни во времена античности. Впрочем, у древних четкого разграничения на жизнь повседневную и священную не было, люди и боги жили вместе на земле, так что и в каждодневности образы двоились и двусмысленно намекали на возможные превращения…
Вообще, если уж соглашаться с тем, что античность была чужда развития и всё в ней уже раз и навсегда дано было в готовом виде (Шпенглер), то с оговоркой, которую не премину высказать. А именно: если величавая статуарность связана с идеей Вечности, раз и навсегда данной, то внутри этой замкнутой в себе данности соблазняют и страшат постоянные перетекания одного образа в другой. Метаморфозы! Двусмысленности обличий, струение: в мире всё бесконечно перетекает из одного в другое, потому что исходит из одного вечного неиссякаемого источника. Ни о каком развитии нет представления потому, что мир дан в готовом виде изначально, подобно тому, как Афина вышла в полном вооружении из головы Зевса. Но зато что она при этом вытворяет!
В античности не только образы, не только материальные сущности, но и Добро и Зло соединены и перетекают одно в другое; нет и среди самих богов только доброго или только злого. Там всё – великое Одно, которое может принимать разные обличья и вовсе не нуждается в развитии в силу того, что оно уже раз и навсегда сотворено в своей изменчивой многообразности…
Эта идея рождает соблазн считать богов Ханаана и Древней Греции в том виде, как они предстают смертным, всего лишь подобиями. На это намекают красноречиво Пьер Клоссовски и за ним Мишель Фуко. В самом деле, разовью мысль хотя бы таким примером: ханаанского верховного бога Илу (Эля) постоянно называют быком, в то время как тут же на пиру в изобилии режут быков для угощения! Ничуть не смущаясь сходством божества и вульгарной натуры. Тогда понятно, что бык Илу – всего лишь эпитет, похвала силе и могуществу бога; это не больше, но и не меньше, чем метафора. Или, вернее, это священная маска, временное воплощение сущности, которая только в силу необходимости воплощения вынуждена принять какую-либо наиболее удобную для восприятия форму, но легко может воплотиться и в любое иное существо… Тогда является предположение (у меня, по крайней мере), что и вообще боги – любые боги – это метафоры того Высшего, что не дано ограниченными силами познать человеку…
Окончание следует…
Примечния
[1] Борис Виан (1920 – 1959) – французский прозаик, поэт, джазовый музыкант и певец. Автор модернистских эпатажных произведений, ставший после смерти классиком французской литературы, предсказавшим нонконформистский бунт 60-х годов XX века. Наиболее известный роман – «Пена дней», по которому снят одноименный фильм.
Перевод выполнен по книге: Boris Vian. Petits spectacles. Cocherie Boris Vian, 2006. – Борис Виан. Скетчи. Кошерные свинства Бориса Виана. (Неологизм Бориса Виана Cocherie – от слова casher – пригодный, и в то же время созвучное французскому слову cochon – свинья. Перед читателем предстают веселые и вполне приемлемые «свинства» – «Кошерные свинства Бориса Виана»: название содержит характерный для Виана парадокс). Cуществуют ли другие переводы этого скетча, установить не удалось.
[2] В оригинале Ева буквально – «нагая и ошевелюренная».
[3] Комичная нелепость разглядывания Адамом пальцев ног в оригинале усилена тем, что у французов бытует выражение «глуп, как ноги», соответствующее русскому «думать не головой, а задницей».
[4] Мечта об облачении или снаряжении «посыльного» намекает на Вестника – носителя благой вести Деве Марии архангела Гавриила. Намек Вианом комично снижен и завуалирован «облачением почтальона»: по-французски посыльный и почтальон – одно и то же слово. С намеком на Гавриила связана последующая реплика Адама Еве, которая не уловила смысла его желания нарядиться вестником: «Ничего ты не понимаешь!»
В пару с желанием Адама обладать снаряжением посыльного Змей – далее в тексте – мечтает о доспехах пожарника: намек на короткий рассказ Виана «Пожарники».
Возможно также обращение Виана к послевоенным реалиям: в оккупированном Париже особое место принадлежало как почтальонам с характерными кепи, так и тушащим огонь на крышах домов пожарникам. Скетч написан в 1947 году, когда картины военного времени еще ничуть не потускнели.
Наконец, облачения почтальона и пожарника дают богатую возможность для клоунады. Фигура почтальона в форме с кепи и с большой кожаной сумкой венчает Музей почты в Париже. Интересно также, что на выставке в Третьяковской галерее «“Золотое руно” 1906–1909. У истоков русского авангарда» холл Галереи был украшен инсталляцией с почтальоном в форме.
[5] Здесь игра слов. Слово незабудка по-французски звучит довольно двусмысленно: myosotis. Состоя из двух слов, первое из которых звучит как моё или я (по-итальянски), а второе – sotis – глупость, оно намекает на попытку Адама сделать глупость. С этой игрой слов связано замечание Евы о том, что Адам гадок со своими незабудками – то есть своей глупостью.
[6] Contrefiche – в обратную сторону, наоборот, подальше – также связано с игрой слов: глагол se ficher в просторечии обозначает наплевать на…, насмехаться, так что неологизм Виана «контрфиш» можно перевести, пожалуй, как «пойду прочь от…».
[7] Виан употребил здесь (и далее) слово трюки, подчеркивая комичность фарсовых положений сценки для варьете, но при чтении (а не игре на сцене) это слово, возможно, не слишком оправдано, потому в переводе оно заменено на «штучки». Тем более что в конце сценки это слово обозначает телесные «штуки» Адама и Евы, с которыми они не «могут разобраться», не зная, куда и как их приспособить.
[8] Присоседился сверху – в оригинале непереводимая игра слов: существует идиома par dessus de marche, что означает «сверх того», «вдобавок». Поместившись сверху – par dessus – Адам повлек вторую часть идиомы – marche, марш! (сказав А, пришлось сказать и Б). А уже маршировка в свою очередь повлекла игру в автобус, любимое детище Виана – автомобиль, его любимую «игрушку».
Но примостился сверху здесь не означает, что Адам лег на Еву: автор оставляет простор интерпретаций для артистов варьете; скорее всего, Адам просто встал над Евой: дальше они маршируют как будто в детской игре.
[9] Натурализоваться – в оригинале употреблен глагол sacher, что означает «упаковать нечто в мешок». Предвещает предложение упрятать змея в мешок и потащить его «позабавиться».
[10] Выражение « le tirer a la courte paille» в буквальном переводе звучит как «тащить на короткую солому». Это неологизм Виана: он соединяет в одну нео-идиому половинку выражения: feu de paille, что значит кратковременная страсть (вспыхнувшая как солома) – и слово courte – короткая. Вместе еще усиливается значение выражения «по-быстрому позабавиться».
[11] Перевод не совсем точен (в оригинале игра слов).
[12] Адам комически перевирает выражение «пудрить мозги» на «пудрить ноги» в соответствии со своим пристрастием к пальцам ног и с оглядкой на выражение «глуп как ноги» (см. примечание 3). Непосредственно за этим в тексте идет выражение «сбить ноги».
[13] По-французски яблоко женского рода, что существенно.
[14] Запершись в укрытии – самопародия Виана на собственную конструкцию «кровати-библиотеки» у него дома, что в свою очередь отражено в образе «кровати-комбайна» в доме Колена и Хлои в романе «Пена дней» и в некоем комичном «укрытии» (или, пожалуй, даже чулане) Адама и Евы в настоящем скетче.
[15] В оригинале – французская идиома «поищите другую кошку для выкрутасов».
[16] Комическое перевирание Марсельезы. В оригинале игра слов: бродить вокруг горшков – французская идиома со значением «ходить вокруг да около».
[17] Ангелицы соединяют в себе ангелов и дьяволиц. Виан образовал неологизм engelures, употребив англицизм, в то же время по-французски это слово буквально означает «отмороженные места», так что каламбур отражает двойственную природу женщины. «Метриссы» вместо «метрессы» передает по мере возможностей переводчика неологизм автора metrites, что содержит намек на законодательниц, но по форме близок к слову merite – достоинство, заслуга.
[18] В расширенном варианте этого скетча под названием «Каждому своего змея» заключительная ремарка автора показывает Адама и Еву, которые «вновь появляются с грудным парнишкой на руках. Они проходят перед Богом и задыхающимися ангелами, глядя на них с презрением». Надо отметить, что автор говорит именно о парнишке – у самого Виана был сын Патрик (эпизоду из его детства посвящен упоминавшийся выше остроумнейший рассказ «Пожарники»).
Что касается заглавия расширенного скетча, куда включены, кроме главных действующих лиц, хор ангелов, музыка и балет (ангелы танцуют на пуантах), то сентенция «каждому своего змея» связана с тем, что Змей соблазняет не только Адама и Еву, но также и архангела Гавриила.
В заставке использована фреска Микеланджело Буонарроти «Грехопадение и изгнание из рая», 1508–1512, Музей Ватикана
© О. Щербинина, 2020
© НП «Русская культура», 2020
