Любовь Гаршина. Большая музыка Джона Соколова
1. Небесный Китеж
Сан-Франциско. Октябрь, 2013 г.
На интернет-портале «Московского комсомольца» прочитала беседу с американским композитором из Лос-Анджелеса (Южная Калифорния) – Джоном Соколовым (John Sokoloff), с которым незадолго до этого познакомилась. Нестыковка между именем и фамилией, понятно, и у меня вызвала вопросы. Отметила, что вместе они смотрятся как псевдоним. Это и хорошо, в таком виде они даже на слух более органичны, а, значит, и более приемлемы для англоязычной среды, где композитор, он же – виртуозный пианист, родился и вырос. С другой стороны, фамилия, хоть и заканчивается на американский манер двумя звучными «эф», – её русское происхождение сразу же бросается в глаза. …Как странно, что двойственность, изначально заложенная в сочетание английского «Джон» и русского «Соколов», – полностью отражает истинное положение дел. «Сердцем я американец, а душой русский», – говорит правнук эмигрантов первой волны, после долгих скитаний по миру обосновавшихся в Северной Америке. Настоящее же имя – Иван Соколов (в паспорте у него так и записано) – несомненно соответствует, если не содержанию, то самому духу его работ. Ничего более русского в современном музыкальном творчестве «Русского Зарубежья» я давно не слышала.
Джон Соколов
Но, если вы скажете, его дивная музыка имеет интернациональную основу, – то будете по-своему правы. Он и сам констатирует, что в ней живут европейские, латиноамериканские, ближневосточные мотивы, присутствует немножко испанского, немножко еврейского и, конечно, чуть-чуть от американского «черного блюза» и от джаза. Ведь, Иван Алексеевич является гражданином многонациональной страны, ставшей пристанищем эмигрантов со всего мира, что, конечно, не могло не отразиться на его музыкальной палитре. Согласна, в ней сравнительно мало от русского фолка… Но, с другой стороны, и Россия – исторически сложилась как многонациональное государство… Тогда что же делает музыку Джона Соколова столь узнаваемо русской?
Воспитанный в лучших русских традициях, Ваня (так зовут его домашние и близкие) с малых лет впитал в себя русский язык и русскую культуру. … Атмосфера всеобщего обожания исторической родины и ностальгия по утраченному присутствовали повсеместно там, где возникала и сплачивалась хоть небольшая группа соотечественников, то есть, разумеется, – и в эмигрантских семьях. Их семья не была исключением. Тоска по родине держала в крепких объятиях заложников чести. Естественно, что бабушка и дедушка Ивана, бредившие Россией, – старались передать ему духовные сокровища, сохранение и преумножение которых составляло отныне смысл существования всех изгнанников. Культ обожания сделал возможным невероятное: за рубежами Советской России образовался её Небесный Китеж – Русское Зарубежье. Оно стало носителем русского духа, который в самой России, казалось, грозил быть утерянным навсегда. Видимо, благодаря этому культу Иван Соколов всем своим существом проникся идеей Святой Руси. Он пишет музыку, где нет прямых указаний на присутствие этого образа его исторической родины, но есть драгоценное нечто, о его присутствии настойчиво говорящее. В лучших его работах сияет оно тихим светом истины, струится лазурными потоками любви, покоя и сострадания. Русская душа американского композитора говорит удивительно чистым… хрустальным языком радостных сновидений, на которые временами набегает тень сомнения.
Будучи мастером малой музыкальной формы, столь популярной и востребованной на американском континенте, Джон Соколов стремится обогатить её новым содержанием. Композитору удаётся выразить богатый внутренний мир, прибегая к достаточно ограниченным средствам, и, скажем без обиняков: его творчество выгодно отличается от общего потока продукции, заполонившей здешний музыкальный рынок, – не только «узнаваемым голосом». Синтезируя классическое звучание и современные веяния, Иван Алексеевих создаёт произведения, которые являются не результатом рассудочных построений, но рождены живым, неподдельным чувством. Однако эмоциональность и лиричность счастливо совмещены в них с благородной сдержанностью, созерцательностью и вдумчивостью. Упомянутые моменты, а также те, о которых здесь ещё предстоит рассказать, – обнаруживают его приверженность богатой реалистической традиции русской музыкальной культуры.
Первое впечатление от знакомства с его работами бесповоротно убеждает, они рождены талантливым и светлым человеком. Нежно-томительное, неотвратимое, неотступное чувство тоски, которое посещает тех, кто с Россией разлучён, – лучше всего характеризует одухотворённую музыку этого композитора. Но в его интерпретации это чувство и состояние – не омрачает, а очищает. Он как бы ставит знак равенства между тоской по родине, памятью о тех, кто её когда-то потерял и любовью к России. Захотелось узнать, как он сам понимает природу своего творчества. Прочитав упомянутое выше интервью, я была приятно удивлена, что наши мысли во многом совпадают, – и не удержалась, оставила комментарий в списке многочисленных отзывов. Привожу его здесь дословно: «Прекрасным интервью нас порадовала “Комсомолка”. Даже не будучи хорошо знакомым с творчеством И. Соколова, уже по этой удавшейся беседе можно судить, что имеешь дело с глубоко и тонко чувствующим, содержательным человеком, неординарной личностью. Ему есть, что сказать, и то, что он делает, – это, несомненно, Музыка. С большой буквы». Задним числом уточню: одновременное присутствие в ней мотивов любви к родине и тоски по ней, а также благодарности к тем, кто сумел передать потомкам её образ незапятнанным, – делают музыку Джона Соколова щемяще пронзительной.
Джон Соколов
То и удивительно, что в рамках заявленного жанра – скупыми, казалось бы, мазками – Иван Алексеевич Соколов умеет создать произведения, говорящие не только о великом разнообразии и несказанной красоте Божьего Мира, но и о несовершенстве человеческой природы. Он делает это так проникновенно, так искренне, так доверительно и безоглядно, что в какой-то момент перед нами зримо предстает главное действующее лицо его музыки – Человек Первозданный, умеющий мыслить, чувствовать и, значит, страдать, а не только радоваться жизни, – и он прекрасен. Иногда этот современный Адам счастлив и беспечен, иногда сокрушается и печалится, но печаль его всегда светла, ибо исполнена веры и надежды. Я бы ещё добавила, музыка Ивана Соколова, утверждает мысль о бессмертии души, которой, может быть, суждено когда-то соединиться со Всеобщей Мировой Душою… Но и музыка ли – стихия этих чистых, прозрачных, как бы живорождённых звуков, каплющих сверкающими слезами с горних недоступных высот?
http://www.youtube.com/watch?v=1h6sAuk3TFA — John Sokoloff ~
Bliss Misplaced (Full Album — полный альбом) — один из многочисленных музыкальных альбомов композитора.
2. Неиссякаемый животворный источник
Сан-Франциско, 2017, сентябрь
Поводом для этой части эссе послужил новый альбом композитора, куда входит 11 музыкальных пьес. Пять из них записаны у Алекса Харламова (Alex Kharlamov Studio), остальные шесть у Вайна Пита (Wayne Peet) в New Zone Studio. Инструментальный Ансамбль Джона Соколова включает, как правило, Piano, Guitar, Bass и Drums, в зависимости от задачи – добавляются другие инструменты. Так в пьесе «Дом ветеранов» (Dom Veteranov) участвует скрипка, а в «Девушке с улицы Вановен» (Vanowen Girl) оказалась уместной простодушная гармошка. Партию фортепиано, разумеется, ведёт сам руководитель ансамбля. Безотказный способ донести в первозданном значении мысль, собственное видение произведения – просто сесть за инструмент и выговориться, – считает он. Ни один интерпретатор не сумеет лучше и полнее самого композитора передать авторский замысел (при условии технического совершенства одного и другого). Рахманинов, например, предпочитал собственноручно дирижировать оркестром или солировать за роялем, когда речь шла о его собственных произведениях. Хотя, конечно, были дирижёры и пианисты, которым он доверял безоговорочно: Димитриус Митропулос, Евгений Орманди, Владимир Горовиц, ещё два-три имени.
Итак, новая пластинка называется Hartland Street Echoes, что переводится буквально как эхо (а точнее, «далёкие отголоски») улицы Хартланд. Привязка произведения к местности или какой-либо конкретике: дому, улице, городу, долине… точке на карте – для него в общем-то характерна, хотя и непреднамеренна, в чём можно усмотреть всегдашнюю попытку нащупать с помощью звукового кода связь между миром физическим и миром идеи. Такую задачу, к примеру, он ставил перед собой, отчасти интуитивно, в музыкальной композиции «Дом ветеранов» (Dom Veteranov). Поэтому и в случае с данной пластинкой название необыкновенно показательно. Одна из вещей его дублирует. В ней грубыми аккордами прозвучали воспоминания о неожиданной, и, можно сказать, насильственной, коренной перемене в жизни, связанной с этим местом. Там, в Долине Святого Фернандо (San Fernando Valley), уединившись для творчества, – в течение десяти лет жил композитор вдали от шумного центра Лос-Анджелеса, испытав в полной мере всю гамму чувств от позитива к негативу. Он не планировал, но так вышло, что и остальные произведения, включённые в сборник, – совершенно неожиданно оказались каким-то образом связаны с Хартланд невидимыми нитями. Не всегда тематически, композиционно или географически и вовсе не хронологически (не все из них созданы именно там и в тот конкретный временной период). Возможно, они имеют непосредственное отношение к духу тех мест? Но и в этом есть неточность. Ведь тогда сочинял и совсем другую по настрою и содержанию музыку. Изданная ранее, в новый музыкальный диск она не вошла, в то время как, некоторые произведения, помещённые в его обойму по другим соображениям, – обнаружили метафизическое родство с улицей Хартланд, прямо скажем, не отличавшейся обилием внешних примет.
Так вышло и с «Ковелло» (Covello), музыка которой создана в один из предшествующих бурных периодов его биографии. Задним числом он спохватился, что памятная улица, давшая название этой композиции, – находится всего в нескольких кварталах от Hartland Street… Так получилось… хотя и не выбирал нового жилья специально от неё поблизости. Словно неведомая центростремительная сила притягивала его к этому району. Видимо, сие было необходимо, чтобы приобрёл он необходимый для формирования личности бесценный опыт. Что ж, давно замечено: мистические совпадения нередко сопровождают людей духовно одарённых, тонкоорганизованных. Как бы то ни было, композитор и на сей раз щедро поделился с нами размышлениями о главном. В их искренности и чистоте невозможно усомниться.
Камерность его произведений отнюдь не преуменьшает их достоинств. Более того: во многом именно это обстоятельство сообщает им особую интимность, доверительность, позволяя говорить со слушателем о самом сокровенном… как бы заведомо полагая его посвящённым в некую трепетную тайну, объединяющую и духовно питающую, без малого, всю эмигрантскую культурную среду… Неизбывная вера в животворные силы далёкой прародины – и есть тот дивный родниковый источник. Он издавна утоляет духовную жажду потомка русских эмигрантов первой волны Джона Соколова. Естественно, что ностальгические мотивы, сопровождающие его творчество, присутствуют и в новом музыкальном сборнике. Особенно заметны они в упомянутой композиции «Дом ветеранов», которую Иван Алексеевич создал, посетив это место несколько лет назад…
…В 1926 году группа офицеров белого движения учредила в Лос-Анджелесе Общество, где участники гражданской войны собирались, чтобы вспоминать в тесном кругу милую сердцу родину, потерянную для них безвозвратно. Давно отошли они в мир иной, но героический и жертвенный дух того времени живёт в этих стенах… Он тогда почти физически с ним соприкоснулся, испытав прилив вдохновения и острый позыв творчества. Другие чувства и мысли рождает щемяще нежный «Вальс для Анастасии» (Waltz for Anastasia), где перед нами из небытия возникает, словно чудом проявленный, невинный образ семнадцатилетней русской царевны, трагически погибшей в жерновах революции. Ещё одна вещь, связанная с той же тематикой напрямую, но, стоящая несколько особняком, – «Терраса Коронадо» (Coronado Terrace) – посвящена С. В. Рахманинову, кто вынужден был всвязи с названными событиями эмигрировать в Европу, а позже в Америку. Недавно Джон Соколов исполнил её в своём персональном концерте, состоявшемся в одной из церквей Лос–Анджелеса (Micheltorena Church in Los Angeles), где Сергей Васильевич много лет состоял прихожанином и где в 1943 году его отпевали.
…Но прежде, чем продолжить знакомство с альбомом, – надобен небольшой экскурс в прошлое, полное счастливых и горестных минут, которые Ивану Алексеевичу довелось испытать в маленьком флигеле на улице Хартланд, окружённом тенистыми деревьями, где думы об эмигрантской доле одолевали неминуемо. Оглядываясь назад, он видит: это время стоит особняком в его жизни… целая особняком стоящая эпоха, наложившая незримый отпечаток на произведения сборника… Он отчётливо помнит тот свой кабинет, постоянно погружённый в зыбкий полумрак, оттого что деревья заглядывали в раскрытые окна. На стене напротив – картины Коровина и Левитана, портреты Чайковского, Мусоргского, на рояле зажженные свечи (из-за чего однажды чуть не случился пожар)… Рядом фотографии с дарственными надписями знакомых российских знаменитостей. На полках, в основном, произведения русской классики. Среди них Толстой, «Записки из подполья» Достоевского, Солженицин, бывший тогда на устах у всей русской эмиграции, и, конечно, любимые каждым русским поэты: Пушкин, Лермонтов… Много было биографической и мемуарной литературы о музыкантах, композиторах, особенно о Рахманинове, с кем чувствует духовное родство. Здесь же – тома академического издания «Воспоминаний» дореволюционного русского государственного деятеля С. Ю. Витте, бывшего в своё время советником императора Александра III, а потом Николая II. На отдельной полке – большое собрание старых пластинок с великими именами: Зыкина, Бичевская, «Хор Александрова», братья Светлановы, Чайковский, Рубинштейн, Рихтор, Брамс… Эрик Клартон, Боб Дилан… Разумеется, С. В. Рахманинов – гордость русского эмигрантского самосознания. По углам иконы, украшенные вербами, в духе старой России. А на низком столике – шахматная доска всегда с фигурами, выложенными для победоносного хода… Победа над «чем» или «кем»? – вот в чём всегдашний вопрос. … Право же – над собой.
Здесь, под сенью буйно разросшейся растительности, мог он подолгу заниматься ежедневно, никому не мешая, – и рояль, стоящий возле окна, – всегда «был полон слёз»… Это были слёзы вдохновения: то счастья, то печали… Особенно плодотворно занятия продвигались по вечерам, когда внезапно набегали сумерки, и, по мановению незримого дирижёра, всё менялось до неузнаваемости, и ход времени терялся. Где он? В каком благословенном уголке земли? Что это: уже «завтра»… «вчера»… или ещё «сегодня»? «Есть», «было» и «будет» теряли своё исконное значение, сливаясь в непрерывную музыку вечности. Всё вокруг словно приобретало другое качество, другие краски и звуки вступали в свои права, начиная жить по другим законам. Но возвращение к реальности было не менее потрясающим: по весне молодой соловей пробовал неокрепший голос (сверчок пел куда увереннее)… далёкие голоса улицы доносились едва слышно, заглушаемые немолчным шумом листвы… луна выкатывалась яркая, необычайная… Как всё в природе знакомо, но каждый раз неожиданно, удивительно! Душа жадно откликалась музыкой на эти знаки.
Вскоре по переезде Иван Алексеевич стал замечать, что на звуки его инструмента реагируют не только птицы. Нежданные-негаданные под окнами стали появляться звери. Он долго не решался выйти, чтобы их не спугнуть. Но потом всё же приноровился, стал их осторожно подкармливать каким-нибудь незамысловатым угощением, одновременно давая себе передышку в занятиях. Довольно быстро они привыкли и уже ожидали его появления в определённое время вечера. Зрелище было фантастическое: кот, собака, енот, барсук, белка, кто-то ещё неопознанный – все терпеливо выстраивались в непугливую вежливую очередь за «своей законной» порцией корма. Так в дикой природе самые разные животные приходят на водопой, уступая друг другу дорогу, с внутренней уверенностью, что здесь и сейчас они защищены, что иначе и быть не может. Столь неожиданный подарок судьбы завершал смелым аккордом всю невероятную картину обретённого земного рая. Казалось, он нашёл место, где мог полностью отдаться творчеству. Но человек предполагает, а Господь располагает… и однажды этот рай был им навсегда утрачен.
…У хозяев усадьбы, во дворе которой он снимал флигель, были, как это называют американцы, – «marriage problems» (проблемы в браке), видимо, связанные со злоупотреблением спиртными напитками одним из супругов. Непонятные разборки с дикими скандалами, интригами, коварством, сценами ревности, в которые он был вовлечён поневоле, – были ему надолго обеспечены. В гармонию полного единения с природой ворвался мир грубых страстей, низменных чувств и пошлости. Окончательно убедившись, что конца этому не предвидится, – Иван Алексеевич вынужден был съехать. Но, как известно, беда одна не приходит. Умерла его любимая собака. Борясь с раком, последние дни доживал друг – Грег Пинеда (Greg Pineda) – гитарист из его музыкальной группы… В тот период потерял он много других близких людей.
Накатившаяся депрессия, казалось, сомнёт окончательно. Состояние было скверное – на грани капитуляции. Неимоверным усилием воли, ежеминутно преодолевая себя, вернулся к работе, сел опять за рояль… Окончательно тогда убедился, что музыка, обладая нездешней силой, помогает преобразиться через катарсис, излечиться путём правдивого самопознания. Это нелегко. Ведь творчество, по сути – твоё зеркало, и в трудную пору смотреть в него страшно, порою невыносимо. Надо обладать недюжинной смелостью, чтобы честно говорить о том, что мучит. Но всё, произошедшее в мире духовном во имя созидания, – является, несомненно, вехой, которая определит будущее, наметив в нём пунктирно жизнеутверждающие мотивы. По ней сможешь потом и в прошлом ориентироваться с чистой совестью. Эта победа духа над смертью, история возрождения человека и его преображения – частично запечатлены в его последующем творчестве.
Джон Соколов, концерт в Сан-Франциско
Упомянутая выше «Терраса Коронадо» (название улицы, где эта вещь родилась), безусловно, стала одной из знаменательных вех на его пути. Интересна история её создания. Приглашённый знакомой эмигранткой «из старых» – Иван Алексеевич поехал её навестить. Он тогда только что посмотрел по русскому телевидению документальный фильм о С. В. Рахманинове. Прибыл под огромным впечатлением от встречи со своим кумиром, казалось, ничто не могло отвлечь от мыслей о нём. Но не успел он свернуть на нужную улицу, – какой-то внутренний толчок заставил его внимательно оглядеться по сторонам. И тогда, к своему великому удивлению, узнал он тот район и то самое место, где спас когда-то, выкупив у жестокого хозяина, своего умершего пса, когда тот был щенком, и ещё (от мальчишек) – другую собаку, которую отдал потом «в хорошие руки». … У этой женщины оказался дома рояль. Он поспешил сесть за него и, в такт нахлынувшим воспоминаниям молодости, начал трогать клавиши… ещё и ещё… – и на кончиках пальцев почувствовал новую вещь в духе Рахманинова… Как говорят в таких случаях: она появилась на свет в считанные минуты, – при этом забывая добавить, что в душе, вынашивалась, возможно, годами. Так и здесь… Он играл, поражаясь внезапности и быстроте возникновения мелодии, а потом вдруг спохватился: да ведь дом на Коронадо, куда он попал сейчас по воле случая, – меньше чем в миле от известной церкви Мичелторена, где Сергея Васильевича отпевали… вдали от возлюбленной родины.
Впрочем, каждую пьесу альбома, можно сопроводить небольшой историей. «Vanowen Girl» появилась, когда в простой бакалейной лавке на улице Вановен, которая, понятное дело, оказалась недалеко от Хартланд, – увидел он девушку необычайной красоты, торговавшую булочками. Нетрудно догадаться, что в это время он покупал много хлеба. «Догоняя Хару» (Chasing Hara) – о другой девушке, катавшейся по кругу на роликовых коньках, а он – за ней. Никогда не догнал. Вещь написана в музыкальном стиле «Пятый круг» (Circle of fifths) – в значении «вечная погоня»… Название другой пьесы «Она жила в месте с видом на 4 стороны света» (She lived at 4 View Road). По истечению многих лет, ему вдруг остро захотелось увидеть ещё раз ту, кого когда-то любил… «красивым, двадцатилетним». Но, приехав за четыреста миль – аж в Северную Калифорнию! – обнаружил, что дом её пуст. Американцы говорят: «you can`t go home again», по-русски что-то вроде «не возвращайтесь в места, где были вы любимы». Мотив расставания звучит и в «Соло Ари» (Solo Ari). Вероятно, уже из названия ясно, пьеса об одиночестве… там «в левой руке» будто заноза сидит – не отпускает. Мелодия к музыкальной композиции «Её голос» (Her voice) написана недавно, слова же – давнишние. Тема расставания, а, вернее, – внезапного разочарования проступает здесь явственно. И, наконец, завершают этот альбом «Воздушные шары Матильды» (Balloons of Matilda). Стихи написал тоже… в прошлом веке (1987 год), а музыку к ним – в 2015 году. Вещь звучит идеалистически наивно и в то же время романтически оптимистично… О, воздушные шары наших надежд, которым, может быть, когда-нибудь суждено сбыться!
https://www.youtube.com/watch?v=RQOfX-YfDRQ – John Sokoloff — Waltz for Anastasia
© НП «Русская культура», 2017
© Л. Гаршина, 2017
© John Sokoloff, музыкальные произведения
Татьяна Анатольевна Алексеева. Филолог, эссеист, выпускница филфака МГУ, кандидат филологических наук. Специалист по творчеству Н. С. Лескова. Работала редактором и бильд-редактором в педагогическом журнале ИД «Первое сентября», сейчас — фрилансер. Родилась и живёт в Москве.
