Посвящаю «Дому Матюшина» 

…носит её работа характер слишком больной, определившейся покорности
к приходу новых понятий. Она их никогда не называет,
она пользуется только шифром своим, чтобы дать возможность понять
эти достижения. Кто не сумеет разобрать этого шифра –
для того она окажется никогда не жившей.
Ник. Асеев, в письме к М. В. Матюшину от 4-го мая 1915 года

Мне часто случается вдруг испытывать необъяснимое беспокойство,
тоску тяжёлую и вместе приятную. – Это признак рождения высокой мысли,
– так сказать, моральные потуги.
Лев Толстой, записано на листочке 17–18 окт. 1853 г.

 

Из «Небесных верблюжат» Елены Гуро:

«Настоящая жизнь просвечивает мгновеньями, в электрических шарах, в ничего не значащем.
Зачем большинство живёт ненастоящей жизнью?
В музыкальном магазине грифы скрипок, виолончелей вытянулись по стене, это из той жизни, в них есть эта тайна.
Женятся, влюбляются, живут, умирают, но это всё не важно, за этим всем вечный концерт, вечная гордая мысль, и это никогда не замолкает, и только для этого рождаются люди» (Этюды к «Поэту»).

«Подошёл к молодому безумцу мудрец и спросил его: “Какое имеешь ты право сметь?”. Мальчик отвечал дерзостью: “Мне приходится сметь, потому что вы все слишком много умеете!”».

«Звенят кузнечики» – эпиграф к сему: «В тонком завершении и прозрачности полевых метёлок – небо». –

Звени, звени, моя осень,
Звени, моё солнце.
Знаю я, отчего сердце кончалося –
А кончина его не страшна –

Отчего печаль перегрустнулась и отошла.
И печаль не печаль, – а синий цветок.

Всё прощу я и так, не просите!
Приготовьте мне крест – я пойду.

Да нечего мне и прощать вам:
Всё, что болит, моё родное,
Всё, что болит на земле, моё благословенное.
Я приютил в моём сердце всё земное,
И ответить хочу за всё один. <…>

«…Это был мой сын…
Это вовсе не был мой сын, я его и не видала никогда, но я его полюбила за то, что он мок, как бесприютная птица, и от глубокого горя не заметил этого».

«Видите ли, у меня нет детей, – вот, может, почему я так нестерпимо люблю всё живое.
Мне иногда кажется, что я мать всему».

«<…> Мечта! – вы ей дали жить, – мечта живёт, – созданное уже не принадлежит нам, как мы сами уже не принадлежим себе! Поклянитесь, особенно пишущие на облаках взором – облака изменяют форму – так легко опорочить их вчерашний лик неверием. <…> » («Обещайте»).

«И я думаю о творчестве умной гориллы – человека.
<…засыпая>
И ещё думаю: – идя долгую дорогу любить дорогое, так любить, бояться его потерять, так бояться, столько лет, что чувствовать облегченье потеряв и, просыпаясь после кошмара, где бился, безнадёжно защищая, спасая, думать облегчённо. Да, ведь я уже потерял! и возврат, и борьба, только сон. Так растёт жизнь, таковы ступени ея восхождений…».

Памяти моего незабвенного/единственного сына В. В. Нотенберга

Вот и лёг утихший, хороший –
Это ничего –
Нежный, смешной, верный, преданный.
Это ничего.
<…>
Дитя моё, дитя хорошее,
Неумелое, верное дитя!
Я жизни так не любила,
Как любила тебя.

И за ним жизнь, жизнь уходит –
Это ничего.
Он лежит такой хороший –
Это ничего.
Он о чём-то далёком измаялся…
Сосны, сосны!
Сосны над тихой и кроткой дюной
Ждут его…

Не ждите, не надо: он лежит спокойно –
Это ничего.

«Есть очень серьёзная тайна, которую надо сообщить людям.
Это – то, что земля их очень любит.
Мы, милостью Божьею мечтатели,
Мы издаём вердикт!
Всем поэтам, творцам будущих знаков – ходить босиком, пока земля летняя. Наши ноги ещё невинны и простодушны, неопытны и скорее восхищаются. Под босыми ногами плотный солёный песок, точно слегка замороженный, и только меж пальцев шевелятся то холодные, то тёплые струйки. С голыми ногами разговаривает земля. Под босой ногой поёт доска о тепле. Только тут узнаёшь дорогую близость с ней.
Вот почему поэтам непременно следует ходить летом босиком. <…>» («Тайна»).

«– Но нет, я всё-таки не могу без мечты: я в себе ношу золотистое голубое тело юной вещи, и когда я впиваю жизнь, пьёт и она: таковы поэты. Что делать?
– Быть экономным.
– Я так и делаю» («Солнечная ванна»).

Тело мысли / мыслетело. Осуществление в себе – в мыслящем теле человека – мыслетела. Елене Гуро было не выразить этого терминологически, пора не созрела. Термин мыслящее тело, вариант: мыслетело, был введён Т. Я. Радионовой в контексте научной концепции общей интонологии[1] – в наше время.

Целесообразно, следом, различить (языков-е/и-дчески: к бытованию членораздельной речи) мыслящее тело – о всякой твари, как носителе космической мысли, и мыслетело – орган языковой мысли, мысли специфически человеческой. Под мыслетелом мы намерены понимать являющуюся зерном языка – определенную нами на языковом материале – структурированную упорядоченную конечную последовательность членораздельных звуков и диффузных звукообразований, грамматически значимую, осмысленную, задающую собой первичный высказывательный комплекс (ПВК), представляющую собственно язык во всех его проявлениях[2].

Жизнь – сфера выражения космической мысли (интонационно, пластически; живое – носитель провидческой мысли Космоса). Человек – выразитель также языковой мысли, устремляющей в будущее, преобразующей, преображающей (мысли – в/при человеке, обладающем органом языкотворчества – мыслетелом): мысли, опережающей время.

Гуро писала о своём сыне – метафизическом, воплощаемом: мог быть и в Эндере, и в Хлебникове; она их, в ипостаси Творцов, со-творяла, а они должны были пребывать при этом, как оно и было, и автономно, и независимо, и самобытно:

«Я боюсь, как бы тебя не обидели люди.
Может, к тебе придёт маленький дьявол в маске и скажет:
– Всё вздор, кроме звука шарманки на дворе…
– Как охотно ты ему поверишь…
А ведь проспектом в это время также будут катиться автомобили.
И красные кирпичные, рассвирепевшие корпуса фабрик будут стукотать, стукотать, стукотать.
Пока таких маленьких, как ты, город прячет в карманы своих тихих, заросших дворов окраин, как тысячи других безделушек, но после, после…».

«Творите, чтобы было для чего рождаться вашему будущему, и оно само родится. Жизнь никогда не дана извне».

«Живите по законам духа».

Это – скажем так – женское начало, ИНЬ. Теперь ЯН, начало мужское. У Хлебникова в «Свояси» (1919), в тексте, осмысляющем собственные творческие свершения, содержится знаменитое положение: «В «Кузнечике», в «Бобэоби», в «О, рассмейтесь…» были узлы будущего – малый выход бога огня и его весёлый плеск. Когда я замечал, как старые строки вдруг тускнели, когда скрытое в них содержание становилось сегодняшним днём, я понял, что родина творчества – будущее. Оттуда дует ветер богов слова». Т. Я. Радионовой осуществлён обстоятельный интонологический анализ «Бобэоби»; его может восполнить постижение ЦЕПИ (перевёртыш ПЕВЦА, без В), как структурной цепочки ПВК (первичного высказывательного комплекса, доподлинно ГЗИ-ГЗИ-ГЗЭО), огубляющейся в речь – огласовкой схематически представляющей эту структуру последовательности согласных морфонем плюс регулярные перестановки и сопряжения, отсылающие к уровню увязываемых во фразы слов. «Так на холсте каких-то соответствий Вне протяжения жило Лицо»: межуровневые корреляции, и стихотворная речь, уже как развитие, продолжение, жизнь Лица.

Можно также додумать, что ЦЕПЬ просто зубы. Что ж?! – «если Гомер мог сказать о слове, что оно “как птица вылетает из-за городьбы зубов”…» (Есенин, в «Ключах Марии»)… Язык без костей, вернее, положим, зубы, ротовая полость есть его внеположная костная среда: мы оказываемся у истока человечьей речи. И вот он ход от мыслящего тела к мыслетелу языка, сотворяющему, по эстафете, речь. Речь сама не мыслит, она хранит мысль, мысль в речь упакована, из неё «вычитывается», пластически ею разворачивается.

 

P. S.

Передо мной книжка Михаила Гипси «Пленная птица // Записи», книгоиздательства «Жатва», Москва, 1916. Интонации – Елены Гуро; можно подумать – посмертное издание её книги. И – посвящение:

«Небесным верблюжатам» любимой Елены Гуро отдаёт приласкать свою «Пленную птицу» Май Гипси. Февраль 1916. Москва

Авторское предисловие – один из его текстов – завершается так:

Довольно. –
Я люблю печальную, прозрачную Гуро.
Умерла Гуро.
Простой гроб. Никого за гробом.
(Кажется так – не знаю).
И только – на гробе ветка сосны.
Я не успел ей сказать, что люблю ее, верю ей.
Может быть… ей… можно было не верить.
Я люблю кричащего М………
Я рад, что его осуждают: тем больше люблю.
«Неправых» люблю, «непонятных».
Как душно. Тяжело мне.
Кто я?
Я, МихаИл ГипсИ.

Может быть, достойный называться футуристом.
1 ноября 1915.
Москва

Издатели – их двое – предвосхитили авторское предисловие ещё двумя, каждый – своим. В одном из них, в предисловии Евгения Курлова, футуристы, к которым причисляется автор книги, делятся на подлинных, коротко скажем так – поисковиков, и просто на разрушителей поэтической традиции: «Но есть футуризм и футуризм: футуризм в хорошем значении этого слова – искусство будущего, и узкий, неприемлемый, кричащий, бубново-валетный футуризм небольшой группы наших молодых поэтов…». В первом после Посвящения стихотворении Михаил Гипси заявляет о своей полнейшей самостоятельности, надо понимать – полной независимости своего письма от влияния творений Гуро:

Умершее сомнение

Я думал, –
пою перепевы,
услышав напевы
чужие.
Нет.
Свои песни пою,
песней чужой возбуждённый.
Пленныя птицы так песни поют,
песни услышав на воле.
Птица я,
пленная птица.
1, 10, 1914.
Новороссийск

По прочтении книги лёгкое недоверие к независимости авторского самостояния у читателя должно улетучиться. – Гипси (Хипсей) – подлинное имя: Михаил Михайлович Кузнецов. Родился в 1891-м в Саратове. Актёр Брянцевского ТЮЗа, в ряду с Черкасовым, Чирковым, Полицеймако, Кадочниковым – и киноактёр. В Ленинградскую блокаду не эвакуировался, скончался в 1942-м. Книга стихов – единственная.

Да, пожалуй, Хлебников с Гуро стоят в среде футуристов особняком, вместе из узкого футуристического окружения выделяются. Из этой самой среды выходит грандиозный поэт Маяковский, который сам признаёт себя – в поэтических своих качествах – во многом обязанным как Гуро, так и Хлебникову.

ВеХа
Средь декадентов хворый гений
смиренно языку внимал,
он слов атόмы расщеплял,
высвобождая силу речи
энергией, взамен картечи:
негэнтропийный идеал.
И если вдуматься, то в том
поэзии предназначенье;
она не складное реченье,
хотя б представленное тут, –
пусть виршей строчки и не лгут,
пусть даже больше: very good!..

 

Примечания

[1] Радионова Т. Я. Единая интонология: теория интонаре – теория бытия мысли // Единая интонология. Академические тетради, тринадцатый выпуск. М., 2009. С. 39.

[2] Мелкумян М. Р. Интонологический профиль морфоносемики // Там же. С. 298.

 

Фотография Елены Гуро

Обложка сборника «Небесные верблюжата»

Елена Гуро. Портрет Матюшина, 1900-е г.

Елена Гуро. Кошка, 1908

Елена Гуро. Осенний сон, 1911

 

© Мелвар Мелкумян, 2021
© НП «Русская культура», 2021