В Петербурге (6 декабря) и Москве (7 декабря) пройдёт премьерный показ документального фильма Ксении Охапкиной «Бессмертный», уже ставший победителем трёх международных кинофестивалей: Карловы Вары, Astra Film (Сибиу), ArtDocFest (Рига). Это позволило номинировать фильм на премию «Оскар» от Эстонии, так как фильм продюсирован эстонской компанией Vesilind (совместно с латвийской VFS).
НП «Русская культура» участвовала в этом проекте на стадии исследования, поверив в неординарный замысел режиссёра. Фильм вызвал широкий зрительский отклик, заинтересовал прессу. В качестве анонса премьеры мы публикует очень содержательную беседу с Ксенией эстонского кинокритика Филиппа Крусваль (Filipp Kruusvall), опубликованную в журнале «Estonian film».
Публикуем перевод статьи в журнале эстонского Киноинститута «Estonian Film» № 3, 2019.
Сказка о природе идеологии
Фильм русского режиссёра-документалиста Ксении Охапкиной «Бессмертный» (ко-продукция Эстонии и Латвии) всматривается в жёсткую систему, которая определяет порядок жизни в одном небольшом индустриальном городе России. Своим фильмом она задаёт вопрос: какое непосредственное влияние на жизнь людей в стране оказывают механизмы политической власти?
Впервые в истории Эстония представлена документальным фильмом в Оскаровской гонке. Это право автоматически было предоставлено победителю кинофестиваля в Карловых Варах за фильм «Бессмертный».
Ксения, каковы Ваши культурные предпосылки, и что в большей степени на Вас повлияло как на режиссёра?
Мой отец поэт, и в нашей семье традиционно были не только любовь к поэзии, но также её чтение и анализ. Я освоила очень много поэтических текстов, и для меня язык поэзии – это особенный язык. Я хотела быть переводчиком и сосредотачивалась на литературе, и, по правде сказать, не смотрела много фильмов. Но затем я начала фотографировать какие-то спонтанные вещи и что-то почувствовала. У меня появился опыт того, что если я могу уловить это чувство, которое исчезает так быстро, то это очень поэтично. Это как найти сущность жизни в жизненном процессе. Ты можешь сделать это только с помощью языка, путём поиска правильной внутренней формулы. Для меня это визуальный язык, для моего отца – это была литература.
В «Бессмертном» я тоже хотела ухватить суть, момент выбора для людей, хотя это и выглядит обыденно. Это не только о кинематографических средствах, таких как камера, звук и режиссура. Существуют также слова, которые ты используешь, чтобы передать суть реальности. В поэзии это очень личное, но в кино это становится коллективным. И это действительно волшебно для меня, когда на экране появляется новая реальность.
Когда я начинаю новый фильм, я пытаюсь исследовать что-то, чего я не знаю, и не знаю, как с этим разбираться. Я чувствую полное бессилие, когда начинаю фильм, потому что я действительно имею только вопросы. У меня нет ответов.
«Бессмертный» – это не только антропологический обзор тяжёлой жизни рабочих горнодобывающей промышленности в городе за полярным кругом. У Вас есть более широкий интеллектуальный и поэтический концепт. Что Вы искали в «Бессмертном»?
Главная идея фильма, которая довольно интеллектуальная, родилась из очень незначительного, но концентрированного чувства происходящего в постсоветском пространстве. Когда ты приезжаешь в страны, принадлежавшие Советскому Союзу, ты немедленно чувствуешь эту атмосферу. В Таллине она исчезла, но в пригородах у тебя появляется то же чувство. Путешествуя по России в её советских границах, я хотела сформулировать, прояснить для себя это иррациональное чувство в отношении бывшего СССР, из чего оно состоит. Когда я увидела, как живут люди на далёких северных территориях России, я решила, что хочу сделать фильм в таком месте.
Потому что там происходят абсолютно сюрреалистические вещи, так как это место действительно не пригодно для жизни. Апатиты абсолютно искусственный город, здесь не было прежде поселений из-за неблагоприятных условий. Это был проект Сталинской индустриализации. Это опасный путь существования, когда искусственные идеи внедряются в реальную жизнь. Я хотела понять, какого рода мышление заставляет этот мир существовать таким сюрреалистическим путём. Вероятно, должна существовать какая-то внутренняя логика, объясняющая это. Люди живут в месте, не приспособленном для жизни потому, что им обещано бессмертие. Поначалу это звучит безумно, но как это в действительности работает? Было очень интересно для меня сделать фильм, толчком к которому является не моё впечатление от реальной жизни, но определённая идея.
Как работает обещание стать бессмертным, и как эта идеология манипулирует людьми?
Если вы живёте в Апатитах, в этой катастрофической экологической ситуации, то отдаёте себе отчёт в том, что умрёте в довольно молодом возрасте. На кладбище можно убедиться, что люди живут 50 – 60 лет максимум. Но есть идея, что, хотя ты всё равно умрёшь, люди будут помнить тебя и память о тебе будет жить всегда. Что-то вынимается из народа, и что-то искусственное полагается на это место.
Я не хотела показывать ситуации, где людей прямо заставляют что-то делать. Я остановилась на эпизодах, когда люди, по крайней мере на первый взгляд, обладают свободой выбора. Мальчики, посещающие военно-патриотический клуб, делают, возможно, один из лучших выборов. В основном их родители проводят всё своё время на фабрике, или у них проблемы с алкоголем. Есть дети убитых полицейских или криминальных авторитетов, и учитель в этом клубе иногда более важен для них, чем их собственный отец. Они относятся к этому клубу, как к семье, они чувствует здесь себя в безопасности. Но в то же время их инструктор довольно груб с ними, он говорит совершенно неуважительные вещи, которые могут разрушить душевное состояние более восприимчивого мальчика.
Я думаю, что это грубейшая форма манипуляции, когда самые базовые человеческие ценности, семейные незаживающие раны, забираются у них, и что-то искусственное полагается на это место. Вот как это работает: прежде всего, они не отдадут свои жизни за правительство, это было бы странно, но вместо этого есть классный парень, который был для них как отец.
Если вы спросите, как эта идея работает визуально, то я вспоминаю своё ощущение огороженного бесчисленными заборами пространства. Ты застрял в бесконечных стенах и реально не можешь выбрать свой путь потому, что твоё направление движения уже выбрано за тебя. Я почувствовала себя в ловушке. Это очень русская особенность: заборы, заборы, заборы, везде и повсюду. Особенно в местах, где много людей, правительство пытается как-то так организовать этот человеческий поток, чтобы максимально его контролировать. И ты оказываешься в такой ситуации, когда уже не выбираешь направления движения.
Это идёт непосредственно от коммунистической идеологии?
У меня сегодня был потрясающий и странный опыт. Я посетила фортификационный комплекс и старую тюрьму Патарей на берегу моря, в самом сердце Таллина. Там сейчас проходит выставка, названная «Коммунизм – это тюрьма». Я не могу себе представить, что такое можно было бы увидеть в России, потому что в России никто не говорит о жестокости советского режима. Но здесь я увидела эту формулу: коммунизм, как тюрьма.
Мои родители были антикоммунистами, советскими диссидентами. Однажды, когда я стала читать книги по истории, я сказала маме: представь только, что твои родители были такими же крестьянами, как те, что пришли в большой город во времена революции. Мы никогда бы не имели возможности заниматься культурой и пользоваться всеми возможностями без тех социальных привилегий, которые дала революция.
Коммунизм первоначально не был плохой идеей, поэтому так много людей последовало за ней. Но затем появились очень продуманные и умные манипуляции ради экономических интересов.
Эта фабрика в Апатитах – одна из самых крупных химических производств в Европе. Очень легко увидеть её экономические интересы, и это было так же и при Советском Союзе. Кто-то получает прибыль, но прикрывается идеологией типа коммунизма или иного –изма. Это способ объяснить людям, почему ты что-то забираешь у них, а что-то даёшь взамен.
В действительности это может происходить в любой стране. Всегда есть люди, которые манипулируют, и другие люди, которые находятся в низкой позиции. Последние нуждаются в чём-то внешнем для того, чтобы жить немного лучше и защищённее, и этим всегда можно злоупотребить.
Кажется естественным, что государство легко может манипулировать очень покорным, так называемым, homo sovieticus, но сто лет назад в России случилась революция. Как это характеризует русских людей?
В России всегда были большие проблемы со свободой и правами человека. И сегодня у нас есть оппозиция, есть какие-то протесты, но они выглядят довольно слабыми, ибо люди выходят на улицу только в свои выходные дни. Они не выйдут на баррикады и не прекратят работать. Когда парламент принимает очередной тупой закон, граждане не идут в Кремль и не выражают свой протест. Что было бы логично для официально существующей демократии в России. Если вы посмотрите на нашу историю, то мы никогда не имели возможность высказываться открыто без последствий: будь то посадка в тюрьму или иной вид наказания. В Западной Европе это было по-другому, но в России это было реальностью: как только ты открываешь рот – считай, что ты убит. Вот почему множество людей имеют психологию заключённых и рабов. Моей целью было показать в этом фильме влияние этого внутреннего состояния на действия людей в реальной жизни.
Ни одно правительство не заинтересовано предпринимать никаких действий до тех пор, пока люди не скажут: мы не хотим больше так жить.
В Апатитах буквально перед каждым стоит выбор: не идти на автобусную остановку и на работу в токсичной индустрии, которая убивает их. Вот почему я сняла автобусную остановку, ибо выбор там уже сделан. В действительности автобусная остановка убивает этих людей, не производство. Потому что если бы они не выходили к автобусу утром, индустрия изменилась бы. Если бы они не посылали своих детей в эти школы, система образования изменилась бы. На самом деле люди могут влиять на реальность. Но это не просто, если ты заключён в коробку с самого рождения. И даже за свою квартиру ты вынужден платить кредит или пойман в ловушку иной системой. Это мир, где ты всегда что-то кому-то должен. Очень трудно найти душевные силы, чтобы сказать «нет»: я не стану продолжать идти этим путём. Вот таким образом мы нашли язык для этого фильма. Мы нашли те актуальные жизненные ситуации, где люди принимают решение.
Было ли опасно для Вас или команды снимать в Апатитах? Чувствовали ли Вы угрозу или ограничения со стороны администрации или местных жителей?
После моего первого визита в Апатиты, я быстро осознала, что будет сложно привезти туда международную команду, так как позиция местных жителей очень националистическая. Особенно, если ты хочешь показать официальную сторону жизни города. Там я вынуждена была доказывать свою благонадёжность. Когда я встретила Алмаза, руководителя патриотического клуба, я была приглашена в горы с группой мальчиков и их инструкторами. Они разыгрывали довольно реалистичную битву в горах, и у них было профессиональное обучение стрельбе, окружению противника, как вынести раненых с поля боя. Чтобы снять нужный мне материал, я должна была идти с ними пешком, провести с ними какое-то время, после чего я была принята, и они доверяли мне. Но была также одна особенная экспедиция, когда мы доставили нашего оператора исключительно чтобы выпить водки с ними, в знак доказательства того, что он настоящий мужик.
Таким образом, было достаточно опасно снимать там интернациональной командой. Продюсер Рихо Вястрик также участвовал в одной экспедиции, и наш водитель подумал, что возможно он из Финляндии. Водитель выглядел, как только что освободившейся зэк, и его поведение становилось довольно опасным. Я применила весь свой опыт для отвлечения внимания, чтобы успокоить ситуацию. Лучшим для иностранцев было хранить молчание, не выдавая своего иностранного акцента.
У меня есть интуиция, как обращаться с такими парнями, и я чувствую опасность до того, когда она наступает. Это моя профессиональная ответственность не оставлять команду в опасности и предупреждать ситуацию до того, как дело принимает серьёзный оборот. Если бы я была одна, то проще было бы ускользнуть, но с целой командой и тяжёлым оборудованием ты не можешь убежать, ты должен думать наперёд. Я множество раз была в напряжении, думая, как избежать ошибок и сохранить коллег в безопасности. Наконец, я всегда думаю о том, чтобы всё получилось в итоге.
Нашли ли Вы там тёплых и приветливых людей, известное русское гостеприимство?
На самом деле все люди были с нами гостеприимны. Но они северные люди, живущие в ужасных условиях, и они вынуждены заниматься очень многими вещами. У них очень суровый характер, и они моментально реагируют, когда что-то идёт не так или им не нравится. Их существование не зависит от того, получится этот фильм или нет. Работа на фабрике очень важна для их выживания, а участие в фильме – нет, это нечто для них необязательное. Поэтому моей целью было всегда создавать на съемках комфортную для них обстановку. Я сделала всё, чтобы не задевать чувств местных жителей, на которые моя команда смотрела как-то сверху или осуждающе, экспериментируя или навязывая им какие-то идеи. Я хотела, чтобы моя команда поняла этот необычный способ существования и, в то же время, относилась бы критически к этой реальности. Быть очень избирательными, но и сострадательными в то же время.
А где Вы жили в Апатитах? Как долго Вы там останавливались и как представляли себя местным жителям?
Я снимала квартиру и, таким образом, жила в том же типе построек, что и местные жители. Потому что, если ты хочешь сказать что-то об условиях жизни, ты должен испытать это на себе. Я сказала людям, что делаю фильм о советской культуре без упоминания о том, какая за этим стоит философия. Думаю, что некоторые люди, которых я снимала, в действительности поняли о чём этот фильм. Опять же, другие люди не ощутили какого рода вещи я намерена показать. Но в любом случае, я думаю, что обещала людям сделать фильм о советской культуре и я сделала это.
Конечно, это не антропологическое исследование и не фильм-наблюдение. Это очень особенный взгляд на внешние эпизоды жизни людей, но которые определяют их реальность.
Каким был Ваш опыт фильмопроизводства с эстонским продюсером Рихо Вястрик?
С ним было очень комфортно работать. Он доверял мне и давал свободу, способствовал моей концентрации на работе даже тогда, когда сам был погружен в финансовые и производственные битвы. Он брал на себя риски и позволял мне сосредотачиваться на создании художественной документалистики и художественных форм. Рихо стал мне как отец.
До начала производства я провела достаточно много времени в Апатитах изучая ситуация, что позже оказалось очень полезным. И я очень благодарна Рихо за его терпение и те условия, которые он создал для меня.
Оригинальная музыка к «Бессмертному» была написана эстонскими композиторами Робертом Юрендал и Арианом Левиным. Насколько важно было найти правильную интонацию для фильма?
Роберт написал музыку к моему первому фильму «Приходи свободным» и это было превосходно. Он очень тонкий музыкант, и я была рада возможности работать с ним вновь. Я предоставила ему свободу для того, чтобы он привнёс своё видение. Роберт создал основную атмосферу, его музыка раскрывает структуру холода, исходящую от звёзд. Но мы также хотели иметь контрастные по стилю элементы для параллельных эпизодов. В фильме есть более сюрреалистические и философские ночные эпизоды, и более реалистичные – дневные. Я почувствовала, что для контраста нужна мелодия, которая была бы на грани позитивного восприятия реальности и мрачной, иррациональной, дикой природы в ночных эпизодах. Так как у меня есть музыкальное образование, то я знала, что мне нужна мелодия в С-мажор. Мне хотелось удержаться на грани между иронией и состраданием и, такими образом, высветить надежды людей, живущих там. Рихо рекомендовал мне Ариана Левина, и он справился с задачей превосходно. У Эстонии фантастическая музыкальная культура.
Музыка, в действительности, заполняет 70 процентов этого фильма. Но ты её не всегда распознаёшь как музыку, потому что она сделана особенным образом.
Рихо Вястрик о Ксении Охапкиной:
Я был в жюри одного экологического кинофестиваля в Петербурге в 2012 году. Мне понравился поэтичный короткий документальный фильм, названный по имени одной карельской народности – «Людики». Он получил приз, и я должен был написать комментарий от имени жюри и вручить этот приз. Режиссёром была Ксения Охапкина, которая ещё училась в киношколе.
Мы встретились вновь год спустя в Москве на фестивале Артдокфест, где Ксения пичинговала новый проект. Это был 24-й её День рождения. После того, как я дал ей некоторые контакты, она попросила меня стать ко-продюсером её фильма. Это её стиль – она не упустила шанс, она была очень активна. Вот как-то так наша кооперация и состоялась.
Она всегда готова схватить поводья и вести процесс, вынуждая меня объяснять вновь и вновь, что её работа – заниматься творчеством и заботиться о других людях, создавая условия необходимые ей.
Я был поражён глубиной тем, которые такой молодой режиссёр может осваивать, следуя упрямому стремлению реализовать свои идеи, и, кроме того, как она видит и слышит мир. Она очень требовательна к своим операторам и звукорежиссерам потому, что её работа всегда аудиовизуальная. Фильмы Ксении как партитуры для масштабной оркестровой пьесы – она никогда не успокаивается до тех пор, пока последняя нота или пауза не будет доведена до совершенства.
Перевод с английского Татьяны Ковальковой
