ШАМЬЕ, Екатерина Антоновна. Это одна из самых замечательных русских женщин вообще. Родилась она в Одессе, отец был сирийского происхождения, нотариус, мать русская. Высшее образование получила на Бестужевскиих курсах в Петербурге, специализировалась по физике. После революции семья Шамье /отец тогда уже умер/, в числе матери, трёх сыновей и двух дочерей, перебралась во Францию, что им было легко сделать, так как в те времена Сирия была под протекторатом Франции и они считались как бы французами. Екатерина Антоновна стала работать в Институте Кюри, вначале состояла помощницей Марии Кюри, до её смерти. Работала она в Институте до своей кончины от рака, верно, последствия постоянного воздействия Х-лучей и радия. Но главная цель её жизни была работа на пользу русской эмигрантской молодежи. Сюда она вложила все свои силы и талант. В самом начале эмиграции была в Париже открыта русская средняя школа, и Екатерина Антоновна с первых дней стала там преподавать физику и, кажется, математику. Но обычная педагогическая работа её не удовлетворяла, и она всю посвятила себя моральной заботе о молодежи. Она делала для них всё, что могла, делала из них настоящих людей. Среди этой молодежи, особенно первого периода, были юноши из Добровольческой армии, не получившие настоящего образования, были бежавшие от большевиков и потерявшие след своих семей, вся обстановка их жизни была ненормальна, и Е. А. делала всё, чтобы из них сделать настоящих людей, и вся эта молодежь, часто недисциплинированная, беспрекословно слушалась её. Когда они начинали слишком шуметь, собирались сделать что-то, не дозволенное правилами школы, стоило ей сказать лишь: «Дети, я прошу Вас, не делайте этого ради меня», как они беспрекословно повиновались, причём тут страх наказания не играл никакой роли, а просто уважение и любовь. Психологию молодежи она отлично понимала, о чём свидетельствуют её труды в этой области. Кроме работ по физике, она писала именно об этой психологии. Шамье жили более чем скромно. Старший брат, композитор, был профессором Русской консерватории, с соответствующим грошовым содержанием. Сестра была балериной и после смерти матери переселилась в Нью-Йорк, где открыла студию. После войны Татьяна Ант. выписала к себе погостить сестру и Екатерина Антоновна, научные заслуги которой были хорошо известны и вне Франции, могла бы там остаться и отлично материально устроиться, но вернулась и объяснила мне своё возвращение следующими словами: «Нет, я останусь с ними до конца». С ними – это с её учениками Русской гимназии, которой она, насколько я знаю, отдавала свое содержание для завтраков бедным ученикам, которые не могли их оплачивать. И она осталась с ними до конца. Скончалась она вскоре после окончания экзаменов на аттестат зрелости. Екатерина Антоновна была при моем брате, её коллеге /см. статьи о моих братьях/ за несколько часов до его смерти и обещала ему, дала слово, что ученики его выдержат экзамен, и она и они сдержали слово. Сестра Ек. Ант. умерла в Нью-Йорке от менингита, который её сразил в несколько часов. Слава Богу, она до этого не дожила. Но перенесла потерю младшего брата, в своё время юного члена Белой армии. Брат-композитор умер не так давно. Не знаю, жив ли третий брат. Семья была исключительно дружна и склонялись перед своей сестрой. А я счастлива, что она меня дарила своим доверием и благодарна за её отношение к моему брату. Надо добавить, что Екатерина Антоновна была глубоко верующей.
ШУВАЛОВА, гр. Александра Илларионовна, рожд. гр. Воронцова-Дашкова. Это была одна из тех женщин, которые особенно стойко переносили своё трудное существование. Богатства Воронцовых и Шуваловых были невероятным контрастом с нуждой, в которой жила графиня, получая, кажется, какую-то очень небольшою помощь от детей. И сносила все спокойно, жила она одно время в самом пролетарском квартале Парижа, в убогой комнате, откуда переехала в лучший квартал, но не в лучшую обстановку, в дом, который снимали сёстры генерала Головина, где они устроили общежитие для русских девушек, посещавших русскую гимназию и у которых во Франции не было семьи. Этот домик помещался в маленьком саду, и графиня занимала комнату с убогой мебелью и клопами, как она говорила. И это все не мешало старой женщине работать на пользу русских. После смерти Ильина и, кажется, после отъезда гр. Игнатьева в Америку, она стала председательницей Русского Кр. Креста старой организации, и когда стала по старости лет работать с трудом, передала активную работу другим, а осталась почетной председательницей. Голова её была свежа до самого конца, а скончалась она в возрасте больше 90 лет, и почерк её до конца оставался изумительным, письма её, написанные месяцев за шесть до кончины, были поразительно ясны. И в ней всегда чувствовалась настоящая барыня, никакого чувства превосходства, вызванного её происхождением, ровность в обращении со всеми и много юмора. Одевалась она более чем скромно, просто бедно, вместо сумки у неё был всегда какой-то клеенчатый мешок, но когда она входила куда-нибудь, сейчас чувствовалась настоящая барыня. Для Красного Креста она сделала много, чему способствовали и её работа, и её имя. Последние годы ей, слава Богу, жилось лучше, вероятно, дела детей поправились, и, кроме того, она что-то унаследовала от сестры, жены нашего последнего Императорского посла в Греции, Демидова кн. Сан-Донато. Она могла поселиться в приличной квартирке в пригороде Парижа и немного вздохнуть.
ШВЕЦОВА, Нина Александровна, рожд. баронесса фон Раден, дочь описанной выше баронессы А. Э. ф. Раден и сестра Софии Ал. ф. Раден, о которой я, кроме этого очерка, писала в очерке о «Жертвах нашего времени». Нина Ал. с матерью и сёстрами, после смерти отца, судебного деятеля в Кишиневе, уехала в Дрезден и там кончила гимназию, после чего обучилась секретарскому делу. Вышла замуж за геолога Вл. Ал. Швецова и с ним перебралась в Африку, кажется, сперва в Родезию, а затем в Южную Африку, где и живет по сей час, они тут одни из старожилов, и их обе дочери родились в Африке. Нина Ал. пережила ужасные годы тревоги, когда союзники бомбардировали Дрезден, свободный город, вывесивший белый флаг, и в котором оставались её мать и старшая сестра, вскоре после бомбардировки посаженная большевиками на 8 лет в тюрьму. В 1952 или 1953 году матери и сестре удалось выбраться в Африку, о чём написано в очерке о С. А. ф. Раден. Нина Ал. Швецова начала работать в Йоганнесбруге секретаршей и машинисткой в асбестовой фирме, а сейчас она директор этой фирмы и во время отъездов владельца заменяет его, а раз даже по делам была послана за границу, работает она более чем усердно, и фирма не могла бы без неё обойтись. Дочерей она воспитала прекрасно, младшая в Лондоне замужем за сыном о. Вл. Родзянко, композитором, пианистом и певцом, старшая замужем тут за молодым модным немецким художником, увлекающимся русской иконописью… Она кончила университет в Грахамстауне и дополнительный курс в университете в Йоганнесбруге и одно время была учительницей в Париже.
ШУХАЕВА, Вера. Жена известного художника, пользовавшегося большим успехом во Франции, и сама художница. Они уехали из России через Финляндию в 1919 или 1920 году, проездом через Лондон были у нас и затем перебрались в Париж, где ему удалось очень скоро завоевать высокое место в художественном мире. Дела их шли хорошо, они даже купили автомобиль, что было редкостью для русских, путешествовали, были в Испании. Он устраивал выставки своих картин и, кажется, какие-то находятся во французских собраниях. Но у Веры всегда были левые тенденции. Родня её осталась в России. В Париж на некоторое время приезжала её молодая родственница, вероятно, у Веры ещё усилилась тоска по родине, а затем, м. б., и уверенность, что её муж там прославится. В конце концов, к ужасу их друзей, они уехали в Москву. Через некоторое время дошли слухи о том, что Шухаев получил звание академика и заказ на портрет Сталина. А затем дошли другие более соответствовавшие обстановке слухи: портрет не понравился отцу народов, и Шухаева сослали куда-то на восток, по эту сторону Урала или по ту, неизвестно. И больше о нём я ничего не слышала. Не знаю, что должна была чувствовать его жена. Это она его уговорила уехать. И что сталось с ней, не знаю. Вероятно, эта интересная и образованная женщина /она кончила Петербургский университет, была ученицей моего брата Г. Л. Лозинского, слушала у него лекции по романской филологии и литературе/ либо последовала за своим мужем по доброй воле или была сослана, не знаю; либо зачахла там, как жена «репрессированного». Так зря пропали два таланта, она была тоже талантливой художницей. А портрет её кисти, если не ошибаюсь, Яковлева, или Григорьева, находится в отделе иностранных художников Люксембургского музея в Париже.
ШИРИНСКАЯ-ШИХМАТОВА, княгиня, рожд. бар. Штиглиц, жила в Париже в очень скромных условиях, чем-то подрабатывала, но главная её деятельность была сосредоточена в Русском комитете помощи, так наз. Любимовском, для которого она много делала. Была, если память не изменяет, в ревизионной комиссии Комитета.
© НП «Русcкая культура», 2019
