ЛЕБЕДЕВА, Елена Владимировна, рожд. Марк. Кончила в России Коммерческое училище, рано вышла замуж за Бориса Алексеевича Лебедева, сына знаменитого профессора Академика Алекс. Ив. Лебедева. Борис делал отличную карьеру в Совете министров, он был правоведом, но революция прекратила его работу, он не пожелал работать на большевиков, и они перебрались на свою дачу в Финляндию в 15 км. от Териок. Жить становилось все труднее. Дети старшие учились в русской гимназии в Териоках, живя пансионерами у Боткиных, младшая девочка ещё не училась. Мать Бориса жила с ними и стойко переносила все невзгоды, умерла и похоронена при местной церкви. Елена Вл., воспитанная по-городски, занялась сельским хозяйством, отлично его вела, кроме того, готовила сама, обшивала детей и умудрялась переписываться с Петербургом. Благодаря им, моей матери и затем брату удалось бежать на лодке, и они долго прожили у Лебедевых, пока не попали в Париж. Лебедевым становилось все труднее, они продавали понемногу лес, затем землю, под конец недоедали. Сестра Е. В., певица Музыкальной драмы в СПБ., оказалась в Париже, где жили и мы, и Лебедевы решили туда ехать, что и имело место в 1926 г. Гр. Коковцев, живший в Париже, помогал своим бывшим подчиненным устраиваться, и благодаря своему хорошему знакомству с г-ном Коньяк, владельцем огромного магазина Самаритэн, он туда устроил Бориса на должность инспектора. Там работало немало русских. Дела пошли лучше, дети учились, получая разные русские стипендии. Но Борис в три дня умер ещё молодым от газовой гангрены, и Е. В. осталась без средств с тремя детьми. В начале своего пребывания в Париже она работала в белошвейной мастерской графини Адлерберг, тончайшей работой утомляя глаза. После смерти мужа она перешла на работу, которую ей предложил магазин Самаритэн, и этой работой окончательно испортила здоровье – она часами стояла на ногах, завертывая пакеты, и нажила воспаление вен. Но её задачей было дать детям образование. Нам удалось устроить для старшей дочери Людмилы стипендию для поступления в специальную школу химии, биологии и т. д. По окончании школы она стала работать в большой аптеке Канон и вышла замуж за своего ближайшего начальника. Е. В. стало легче, но она все работала, только уже не в Самаритэн. Затем пошли внуки. Людмила, по фамилии ВЕРНУДАКИ /он полу-грек/, жила с мужем в провинции, около Буржа, где её муж был директором завода этой аптеки. Е. В. воспитывала внуков числом четыре. Когда старшая внучка вышла замуж, Е. В. стала возиться с правнуками, страшно уставая. Сын женился, но он не заставлял мать быть нянькой и вообще оказался отличным сыном. Младшая дочь тоже замужем. Таня ШАЛЛЕР не особенно здорова, у неё с юных лет очень высокое давление, но она усердно работает, годами работала в Боттен, парижская адресная книга, а теперь её, благодаря знанию языка, попросили работать в каком-то французском весьма секретном учреждении, и она не имеет права говорить дома, в чём её работа, и очень работой довольна. Старшей дочери не повезло. Грек оказался хамом, вначале был хорош, затем стал пить, делать глупости и хамить, и жена обратилась в кухарку; зарабатывает много, но не даёт ей денег на леченье больной спины, а она всё выносит, не желая разводиться ради детей, хотя младший кончает университет. Так что Е. В. приезжает к ним в провинцию помогать дочери и смотреть за очередным внуком и страшно устает, и её здоровье внушает опасения. Но всё она переносит безропотно. О её поездке в СПБ. повидать очень старую сестру, бывшую артистку у Станиславского, я писала и передала в Архив её письмо ко мне об этом. Е. В. ярая анти-коммунистка, очень религиозна. Когда мои мать и брат собирались бежать в Финляндию, она более чем много помогла, пересылая письма и устраивая побег, и к моей матери относилась, как к своей, помогая чем могла, и не отходя от неё во время последней болезни. Вообще всегда помогала и помогает русским, чем может, не имея сама ничего. Вся жизнь этой прелестной, талантливой и красивой женщины сплошной труд и лишения и жизнь для других.
ЛОЗИНСКАЯ, Анна Ивановна, мать автора этого очерка. Кончила в СПБ. Педагогические курсы после окончания Виленских. Родилась в Гродно, отец её был священником в городе Щербине, умер очень рано, и она его не помнила. Это был от. Иоанн Макаревич. Брат её был оставлен при кафедре философии СПБ. университета и 24-х лет умер от тифа. Родители мои жили в СПБ. Нас было четверо детей, старшая девочка умерла 4-х лет. Родители очень заботились о нашем образовании и воспитании. После смерти отца в 1915 году мать осталась жить с младшим сыном Гр. Леон. Лозинским, прив.-доцентом СПБ. университета. Невозможные условия жизни при большевиках /это описано в другом месте/ принудили их бежать и в 1921 году, после больших затруднений они оказались во Франции, лишенные всего, кроме свободы. Старший брат Михаил, поэт и знаменитый переводчик, не мог уехать с семьей, и это все время мучило нашу мать. Но она стойко переносила своё горе и также стойко переносила все лишения эмигрантской жизни. Заведовала хозяйством и после женитьбы Гр. Л. на М. С. Кореневой, которая работала днём, и воспитала внучку и помогала брату в его работе, переписывая для его филологических изысканий страницы из книг, даже по-португальски, хотя языка не знала. Во время второй войны в панику не впадала, хотя бомбы /больше союзнические/ падали близко от их дома. Более чем редкие вести от старшего сына доставляли ей огромное утешение, также как тоже редкое получение его книг, большевики ему разрешили посылать лишь по одному экземпляру его перевода трёх частей «Божественной комедии» и других переводов. Очень редко приезжал какой-нибудь профессор из СПБ. и привозил вести о сыне. Приезжавший А. Н. Толстой, сын которого женился на дочери Мих. Леон., не только отказался взять с собой для внучки подарок от бабушки, но по трусости, несмотря на прислуживание Сталину, сказал, что такого Мих. Лозинского он не знает. Другие, не сталински настроенные, оказались храбрее. Так шли годы, пришла война, во время которой Гр. Леон. тяжело заболел и благодаря ошибке в диагнозе в знаменитой больнице Кюри, где его лечили от рака, которого у него не было, что потом подтвердил на консилиуме знаменитый профессор Абрами, Г. Л. скончался 53 лет. Для матери это было невероятное горе, но она его перенесла с достоинством. Продолжала заботиться о внучке. Пережила она сына на 6 лет и скончалась в 1948 году 91-го года от роду. Все близкие и знакомые отдавали долг энергии и достоинству, с которым она переносила своё тяжёлое положение.
ЛОЗИНСКАЯ, Клара Эдуардовна, рожд. Рего, вдова Ал. Гр. Лозинскаго, капитана 1 ранга, убитого на «Памяти Азова» в 1906 году по приказу Фундаминского, после его кончины уехала во Францию, где была замужем её старшая дочь, умершая во время второй войны сумашедшей. Жила она с младшей дочерью, потом вышедшей замуж за фр. инженера Корн. Первые годы во Франции жилось ей материально не плохо, но после революции Керенский лишил её пенсии, вероятно, из уважения к единомышленнику, и тёте и её дочери стало жить очень трудно. Она работала дома, готовила, шила, стирала, нигде не бывала, воспитывала внука, сына старшей дочери, и жила так до замужества младшей. Корн оказался очень хорошим человеком, взял тётю к себе и окружил её комфортом и лаской. Ничем особым она не отличалась, но большевиков, как и все мы, ненавидела. Когда Фундаминский узнал, что семья командира «Памяти Азова» в Париже, он засылал к нам послов объяснить «недоразумение», но мы послов выставили и рассказывали об его злодеянии всем русским, которые об этом не знали. После смерти матери младшая дочь, Ирина Ал. Корн, Андреевский флаг, который покрывал гроб её отца, отдала Морскому Собранию в Париже. Этой младшей дочери, до замужества, жилось очень нелегко, она с юных лет работала в каком-то министерстве, лишена была многого, что могло бы скрасить её юность, а присутствие полусумашедшей, а потом и сумашедшей сестры, дело ещё ухудшало. Лишена была возможности обучаться танцам и музыке, к которым у неё большое дарование. Теперь она, после смерти мужа, живет одна, совсем оглохла, но занимается по-русски с внучкой, у которой мать, дочь Ирины Ал., полурусская, а отец полуангличанин и, несмотря на то, что Клара Эдуардовна, всегда вообще избегавшая общества, лишала Ирину русского общества, и несмотря на французское образование, в душе она совершенно русская.
ЛЮБИМОВА, Людмила Ивановна, рожд. Туган-Барановская, сестра очень левых взглядов профессора и очень правых крупного чиновника, училась в Харьковской Гимназии. Была замужем сперва за поляком Августиновичем, который умер, оставив сына, умершего раньше матери, и затем за Любимовым, одно время Виленским Губернатором и перед первой войной испр. должность Варшавского Генерал-Губернатора. Война застала их в Варшаве, и Л. И. работала в Красном Кресте, после конца войны работала ещё на пользу русских в Польской уже Варшаве, но уехала сперва в Данциг, продолжая работу там, а затем в Париж, где широко развила свою деятельность. Её знала не только вся Франция, но её имя и заслуги были известны и в других странах, что ей очень помогало в деле получения средств на своё дело. В Париже она основала Русский Комитет Помощи, который был в публике известен, как «Любимовский комитет». Этот комитет развил огромную деятельность благодаря её энергии и умению привлекать к делу подходящих людей и жертвователей. Комитет начался скромно, был нанят домик в два этажа во дворе в пролетарском квартале, и там жило человек 12 старых русских людей. При нём была столовая для «интеллигентов», где люди, которые не могли ходить в рестораны во время обеденного перерыва, получали хорошую еду за более чем скромную плату. Затем была бесплатная столовая для совершенно неимущих, раздача платья, лекарств, оказывалась помощь медицинская с привлечением врачей и отправкой в больницы, юридическая – русский юрист давал совет бесплатно, выправлялись паспорта и право на работу и пр. Со временем наняли дом в другом пригороде Парижа в 40 комнат, при нём была устроена церковь. Плата была минимальная, а когда иностранцы были приравнены в смысле пенсии и пособий к французам, то бралось то, что полагалось по французскому закону, а остаток служил карманными деньгами. Так было до конца второй войны, когда ИРО переняло во Франции в своё ведение русские и другие старческие дома, которые оно отремонтировало и передало французскому правительству, оставив русскую администрацию. Но Л. И. в прежнем домике на рю де Ванв устроила особого вида пансион для пожилых русских, которые дожидались очереди для поступления в старческие дома. Плата там была, конечно, выше, чем раньше, но доступная, пособия этот дом не получал. Так продолжалось до самой кончины Л. И. Она всегда была слабого здоровья, вены на ноге и глаукома, но энергия её поддерживала. Года за два до конца её разбил паралич, половину тела, но она сохранила полный рассудок и по телефону вела дело и более, чем толково, и лишь прекратила работу, когда её снова разбил паралич и через 6 месяцев она скончалась. О ней я, которая имела счастье быть её сотрудницей, писала в других очерках и напишу снова в особом очерке, посвященном достижениям русских женщин во всех областях помощи ближнему.
ЛОЗИНСКАЯ, Мария Сергеевна, рожд. Коренева, моя невестка, вдова моего брата прив.-доцента СПБ. Университета Гр. Леон. Лозинского, дочь известного в Петербурге врача. Приехала в Париж из Эстонии в середине 20-х годов, работала сперва в Межд. обществе спальных вагонов, где французские сослуживицы спрашивали её, как правильно писать «партисипы». Когда французы сократили процент иностранных служащих повсюду, она потеряла работу, но потом стала работать там же, где её муж был помощником главы этого учреждения, «Генеральный инвентарь французского языка», продолжая там работать после смерти мужа. К этой работе прибавилась работа в Национальном архиве и ещё в каком-то аналогичном учреждении. Отличное знание французского языка делает то, что она сохраняет эту работу, несмотря на возраст. Дочери своей она продолжала, памятуя заветы мужа, давать отличное образование, несмотря на тяжёлое материальное положение, и дочь теперь по окончании университета преподает в Мюнхене фр. язык в специальной школе языков, нечто близкое к университету. Здоровье М. С. неважное и жизнь нелёгкая, но она не теряет энергии.
ЛОЗИНСКАЯ-КОВАНЬКО, Екатерина Леонидовна, рожд. Шелихова. Вдова моего двоюродного брата Ал. Ал. Лозинского, умершего в 1956 г. в Гельсингфорсе. Брат был пасынок полковника артиллерии Конст. Евг. Кованько, служившего в Финляндии последние годы до революции. К. Е. был вторым мужем Ольги Влад., по первому браку супруги моего родного дяди А. Л. Лозинского. Кованько относился к пасынку великолепно, как отец, и после смерти его пасынок к фамилии отца прибавил, в память своего отчима, фамилию Кованько. Мой двоюродный брат был чахоточным, после смерти отчима вскоре после подавления красных Маннергеймом семья Кованько осталась без средств, п. ч. финны не признавали денег, бывших в обращении при красных, и мои родные стали просто голодать, особенно после смерти Кованько, который собирался переехать залив и вступить в армию Юденича, но в три дня умер. Шура стал работать сперва просто чернорабочим, каменщиком и пр., а затем поступил на известный фарфоровый завод Фенниа и работал при обжигательной печи, с больными лёгкими. Он был уже женат и после смерти матери семья переехала за город и жили они все в одной комнате, кроме старшего сына, который ютился в каморке при кухне. К. Леон. работала всё время, помогая мужу и воспитывая отлично детей. Долгое время она продавала мороженое на улице в киоске, стоя часами во всякую погоду. Кроме того, печатала на машине, шила и пр. После смерти мужа она стала работать ещё больше, чтобы дать детям возможность кончить образование. Финны оказались очень порядочными и дали пенсию, хотя муж её не дослужил до неё по правилам, но воспитать 4-х детей было нелегко. Когда старший кончил гимназию и какое-то специальное учебное заведение, он получил место на самом большом лесном предприятии и стал помогать матери, но она всё работала для других троих. По мере окончания учения дети помогали матери, и когда все кончили, они заявили, что они ей запрещают работать и стали ей помогать, как следует. И перевезли её в лучшую квартиру. Старшая дочь замужем в Америке за Чурсиным, кажется, он инженер и живут они в Вашингтоне, и Галина выписывала мать гостить у неё. Младшая дочь артистка, младший сын специализировался по фотографии. Все они, как был и их отец, в высшей степени религиозны и музыкальны и поют в церковном хоре. И все их знающие говорят, что они все очень хорошие и отдают должное родителям, которые, при таких более чем трудных условиях жизни, сделали из них первоклассных людей. Катя сама ещё помогала детям с их уроками. Она кончила институт в Сербии и могла им оказывать большую помощь в их занятиях. Теперь ей живётся легче, дети её обожают и делают всё, что могут, чтобы восполнить то, чего она была лишена, но и здоровье её надорвано.
КОВАНЬКО, Ольга Константиновна, дочь К. Е. Кованько и моей тётки О. В., много младше своего покойного брата, выросла в Гельсингфорсе. С детства она отличалась музыкальностью, как и её отец К. Евг., который был композитором. Люся (Ольга) так хорошо пела, что профессорша ей давала уроки даром, но ей не повезло – несмотря на свой оперный голос, как все говорили, она никак не могла попасть на сцену в Гельсингфорсе и пела в ресторане русские песни и танцевала в русском костюме, и несмотря на довольно легкие нравы финнов, вела себя примерно, чем радовала брата и мать. Вышла она замуж неудачно за русского, Терского, который её скоро бросил ради какой-то полуграмотной финки, на имя которой записал их домишко, где-то за городом, и Люся осталась бы на улице, если бы не её прекрасный сын. А дивный голос пропал даром. Теперь она уже пожилая женщина, а я помню, как она десяти лет пела у нас в Петербурге под аккомпанемент отца.
© НП «Русcкая культура», 2019
