Итак, я отбыл по железной дороге. После мытарств путешествия я прибыл в Екатеринослав. Как я был счастлив, что добрался до родительского дома! Шел январь 1918 года, большевизация шла быстрыми, смелыми шагами. Облавы, обыски нервировали. Так тянулось до марта. Наступление немцев положило предел беспределу, правда, ненадолго. Создали Украину.
Здесь читателя я отправляю прочесть вступление к книге «История Екатеринославского похода», написанное мною и напечатанное в книге того же наименования. В этом вступлении я обрисовал политическое положение Украины и то участие, которое мне пришлось принять в походе. Лично для меня приход немцев был выходом из того положения, которое создалось. Получили покой, тишину, и видимость порядка.
Вскоре благодаря соседу нашему (июнь 1918 года) я устроился в Охрану Екатеринославской железной дороги. Меня назначили на «большую» должность милиционера – протокомита. Большего получить нельзя было, так как собрались одни офицеры. Вскоре все же, когда стало все утряхиваться, я был выделен среди других и назначен «Агентом особых поручения Главного Начальника Охраны Екатерининской Железной дороги». Это уже больше мне импонировало.
В этой должности я оставался до ноября 1918 г. Гетман объявил мобилизацию офицеров. Я попал в 8-й авто-панцирный дивизион 8-го Украинского корпуса. В составе этой части я выступил 26 ноября 1918 года в 1 час ночи в поход, держа пусть на юг для соединения с Добровольческой армией, коей командовал генерал Деникин.
Опять отсылаю читателя к книге «История Екатеринославского похода», где подробно описал весь поход. Вступление подписано псевдонимом «Вописо», если прочесть справа налево, то получится моя фамилия.
Выход из Екатеринослава на присоединение к Д. А. был мною решен после недолгих размышлений. Придя однажды домой, я свое решение объявил родным. Кроме правильной оценки ничего другого не слышал. В то время как-то не задумывался ни над трудностью, ни над серьезностью вопроса. Надо было идти, и я шел.
Придя из Екатеринослава в Крым почти за месяц – мы у ворот города Перекопа.
Наш путь:
В ночь на 27 ноября выступили в поход.
27 ноября – переход в Сурско-Литовское и Солененькое.
-’’- ‘‘-’’- – уничтожение банды.
28 ноября – переход в Нейенбург (Малашевка), бой.
29 ноября – дневка. Суд над пленными.
30 ноября – переход в Хортицу.
1–2 декабря – дневка в Хортице (поиски переправы).
3 декабря – переход в Анастасьевку.
4 декабря – переход в Высокую.
5 декабря – переход в Александровку (за отсутствием места часть расположилась в Марьино и Никольском0.
6 декабря – переход в Мариинское.
7–8 декабря – дневка в Мариинском (поиски переправы).
9 декабря – переход в Ново-Воронцовку.
10 декабря – Бой у Мариинского. Рейд на станцию Ток.
11 декабря – Ночной поход в Дудчаны. Бой.
12 декабря – Переход в Бизюков-Монастырь.
13 декабря – Бой у Бизюкова-Монастыря.
14 декабря – Переход к Бориславлю. Кавалерийская стычка.
-’’- ‘‘-’’- ’’- – Ночью переправа.
15 декабря – В Большой и Малой Каховке.
16 декабря – Переход в Натальино.
17 декабря – Дневка в Натальино (отправка раненых).
18 декабря – Переход в Чаплынку.
19–20 декабря – Дневка в Чаплынке (ликвидация банды).
21 декабря – Переход в Преображенку.
22 декабря – Переход в Армянский базар.
23 декабря – Переход в Чегер.
24 декабря – Переход в Богемку.
25–28 декабря – Богемка – Джанкой.
29–31 декабря – Постепенная перевозка эшелонами в Симферополь.
Знак Екатеринославского похода. Носится на национальной ленте
Перед городом Перекопом были встречены разъездами Д.А., мы были рады, но впереди нам предстояли немалые трудности. Часть была оставлена на месте, а другая, в том числе и я, были отправлены в Симферополь. Затем в Бердянск, где продолжали формировать дивизион. Половина состава всегда была на ближайшем фронте.
В феврале 1918 года я в составе отряда послан в Бердянский уезд с карательным отрядом. Так увлеклись, что при отступлении армии еле поспели в Бердянск на погрузку. Прибыли в Керчь. Отсюда на фронт к Перекопу. Потери, отход не убили в нас веры, мы так же были бодры, как и прежде. Здесь к нам на позиции приехала дама – тетка одного добровольца, привезшая нам привет из Екатеринослава. От нас она забрала письма родным, написанные невидимыми чернилами и должна была перейти фронт, чтобы доставить все это по назначению. Уже позже в 1919 году, когда я был ранен и получил возможности побывать дома, узнал, что письмо было доставлено к немалому удивлению и большой радости родных.
Перекоп с перешейком того же имени удержать долго не могли и, как говорят в реляциях, под давлением превосходящих сил противника отошли на Акмонайские позиции. Здесь с фронта меня отправили в обоз, пробыл в обозе недолго, и перед наступлением я снова был возвращен в строй. Обоз был на Томаньском полуострове на Кубани. Побывал в городе Темрюк, станциях Ахтанизовской и Томанской. В последнюю прибыли на пароходе под Пасху, и могли с палубы любоваться заутреней, которую служили в храме недалеко от берега. Мысли побывали везде – дома, в корпусе. Но грустный не был. На первый день Пасхи мы выгружались. Отправлялись вглубь полуострова. Месяца два отдохнули в обстановке тыла прифронтового. Наконец, в маке 1919 года готовилось наступление. Я получил назначение в боевую часть. Приехал в батарею. В назначенный день мы быстро сбили противника и двинулись вперед. С моря слева продвижению помогала судовая артиллерия англичан, справа долбил русский флот. Каждая сажень захваченной земли приближала нас к заветной цели – Москве.
12 июня проснулся в каком-то радостном настроении, каковое не часто бывает, начали наступать на ст. Колай Таврических жел. дор., и при ее взятии я был ранен в руку ружейной пулей, пошел на перевязку, надеясь, мне предложат эвакуироваться. Я соглашаюсь, к этому времени Екатеринослав взят генералом Шкуро и я в тайниках души мечтаю попасть домой. Эвакуируюсь в поезде, где сестрами милосердия мать и дочь знакомые, немного разговоров, – у них работа, у нас бешеная усталость. Феодосия. Прошусь отпустить меня для лечения домой. Назначен на комиссию, получил месяц отпуска. Мчусь домой. Екатеринослав только что освобожден и фронт проходит у самого города. Каждую ночь поднимается паника, и я, живущий на окраине, вынужден одеваться, спускаться вниз к центру, чтобы узнать положение фронта. Жду исхода атаки. Вижу, что дома не отдохну. Решил с сестрой Лидой уехать отдыхать в Крым к морю в Феодосию. В Екатеринославле я чувствовал себя как-то тревожно, когда же через месяц я вновь попал на фронт, я вновь почувствовал себя вне опасности.
Сборы были быстрые и через сутки я уже гулял на пляже. Через месяц отвез домой сестру, а сам отправился в часть. Алешки на Днепре против Херсона, приехал за два дня до наступления. Херсон взят сейчас же, спешу к Валентине Степановне. По адресу, который дал отец, я быстро ее нашел. Моему прибытию несказанно рады. Незабываемое впечатление на меня произвела двоюродная сестра. Был у них около часа и должен был вернуться в батарею. Двигаемся на Николаев. Отдых. Затем наступаем к румынской границе. Перед нами появляются украинские части, после первых выстрелов сдаются толпами, двигаемся каждый день по 40 верст. Затем перед нами оказываются части Махно, на одном из участков они прорываются. Нас спешно снимают, сажают в поезда и отправляют в Николаев. По прибытии командир дивизиона оставляет меня при себе и назначает Заведующим хозяйством 1-й батарее 34 Артиллерийской бригады.
1919 год, 3 декабря. Приказ по дивизии № 24182. Приказом Главком. В. С. Ю. Р. за № 1870 от 16/VIII 1919 г. переименовать в подпоручики 1919 г. Окт. 6. Со старшинством. 1916 г. июля 1.
Утверждено переименование в подпоручики Приказ Главн. В. С. Ю. Р. от 15 октября 1920 г. ст. 555.
На основании приказа по Русской Армии ст. 556 от 15 октября 1920 г. произведен в поручики 1920 г.
Окт. 15. Со старшинством с 1919 г. Окт. 14.
Я принимаю хозяйство 1-й батареи, при мне же идет формирование одного взвода. Идет общий отход фронта. Ноябрь 1919 года. Мы отходим по дороге, по которой несколько месяцев тому назад победно наступали.
Теперь я уже в других условиях делаю поход. (Как я сказал выше, я принял хозяйство.) У меня экипаж, и на походе я еду в нем. Забот много, хотя к этой должности я не был подготовлен, быстро все воспринял. Отошли опять за перекопские позиции, и началась Крымская эпопея. Вы, может быть, спросите, а что же я переживал, каково было мое самочувствие? Бодр, всегда уверен в победе – все эти отходы считаю временными, и когда ее Бог нам пошлет неизвестно. Будучи в Николаеве получил письмо из дому, где мать писала о болезни отца, как я узнал уже в Галлиполи, в это время отец умер. На перекопских позициях пришлось туго, нападавшие красные полчища с трудом нами сдерживались. Подумать только, маленький Крым выдерживал такой натиск. К лету дело поправилось, и мы снова двинулись вперед, правда, ненадолго, к осени освободившиеся силы красных (из Польши) вынудили нас к отходу. Отступали в порядке к портам, я вследствие своей щепетильности, не желая навлечь на себя молвы, что бежал, отходил медленно, почему в Севастополь пришли, когда уже всё было погружено. Все же удалось сесть на транспорт «Херсон». Был ноябрь, мы стояли на рейде, мысленно прощались с родной землей, уезжая в неизвестность. Объезжавшего на катере суда Главнокомандующего Русской Армией генерала Врангеля встретили криками «Ура!». Вещи свои бросил, остались при мне лишь два мешка денег (потерявшие в момент эвакуации всякую ценность) и сумка с хлебом, которая была у меня на пароходе украдена.
Путешествуем в ужасающей тесноте, при совершенном отсутствии пищи и воды. Константинополь. Царь Град, город хорошо запомнившийся по истории, отсюда дальше едем в Галлиполи. Разрушенный городок, в который прибыло 30 тыс. человек.
Вся армия была размещена разных лагерях. Я не чувствовал себя ни убитым, ни раздавленным. Город Галлиполи принял нас неприветливо. Было холодно, шел снег. Для всех помещений не было, надо было на промерзшей земле разбивать палатки. Группами отправляли людей к месту расположения, что в трех километрах от города. В палатке помещалось по 40 человек. Я оказался во взводе, для которого не хватило платки и нам отвели «дом» с полуразрушенной крышей, без дверей и окон. В нем свободно гулял ветер, дувший с пролива. Путешествие на пароходе скученностью развило у нас паразитов, правда, быстро их удалось уничтожить. К весне я уже переселился в лагерь. Дисциплина была строгая, благодаря чему удалось быстро навести порядок, иначе большинство погибло бы от болезней. Везде царил порядок, чистота. Независимо от положения, всякое лицо, живущее на территории города и лагеря, подчинялось командиру корпуса генералу Кутепову, даже женщины. Правда, это подчинение больше давало выгод, чем неприятностей. Здоровые работали для больных: носили им дрова, убирали помещения, «чистили госпитали и город». Дрова, чтобы достать, надо было подниматься в горы и выкорчевывать кустарники, не будь дисциплины, кто бы заставил здоровых людей таскать вязанки хвороста на спине.
Как курьез, должен отметить. Например, при лазарете 1-й пехотной дивизии было родильное отделение. В городе Галлиполе для русских гражданскую власть осуществляли военные, причем как над мужским, так и женским населением. За провинившуюся жену ответственен был муж, которого сажали на гауптвахту. Только стройная дисциплина спасла многим жизни. Лагерь все время оборудовался подручными средствами. Появились украшения из камня и щебня. Устроили театр, правильная распланировка, дороги прорезали лагерь во всех направлениях. Несмотря на то, что мы были в Греции (территория бывшей Турции), у нас был свой суд, своя полиция, своя тюрьма. На зданиях и палатках гордо развевались флаги. В частях сохранилось оружие, все ходили в военной форме, служба неслась, как и полагается в лагере. Никакие власти не могли себя проявлять в отношении русских. Всякие проступки наказывались строго, даже было два расстрелянных – один за вооруженный грабеж, другой за предательство.
Кроме строевой и деловой жизни, мы не лишены были торжественности – церковные службы, парады, смотры. Несмотря на иностранную пропаганду, нас нельзя было рассеять. Однажды к нам явился французский офицер, знающий русский язык, и объявил, что если мы не согласимся разъехаться, нас перестанут кормить. В ответ мы кричали «Ура». Этот офицер был допущен умышленно, так как иностранная печать подняла кампанию, утверждая, что к нам не доходит живое слово и нас наше командование обманывает. Однажды французские власти послали арестовать русского офицера. Командир корпуса генерал Кутепов потребовал немедленного освобождения, когда в этом было отказано, он вызвал дежурную часть, Константиновское военное училище – офицер немедленно был освобожден. Описывать красоту этой блестящей страницы русской истории можно без конца. Я наметил кое-что, интересующихся отправляю к книге Критского «Галлиполийское сидение» (имеется в виду книга М. Критского «Сказание о Галлиполийском сидении», Белград, 1922, – прим. ред.). Наше имя, честь, самолюбие и достоинство были защищены в Галлиполи, и постоянно впоследствии, живя в других странах лучше материально, я нигде никогда не чувствовал таким гордым и сильным, как в те времена, когда я служил с оружием в руках, которое мог пустить в ход тогда, когда этого потребуют обстоятельства. Во время революции лучше, безопаснее и спокойнее в войсках, так как мирный беззащитный гражданин рискует во много раз большим, чем солдат. Это может понять тот, кто был на фронте. Некоторые наши соратники остались там спать вечным сном. Чтобы увековечить их память и память тех русских людей, которые по странному стечению обстоятельств томились в турецком плену именно здесь в Галлиполи и многим из них не суждено было увидеть родного края, решено было создать памятник на специальном кладбище. Чтобы придать больше символики этому событию, генерал Кутепов приказал всем русским воинам, как в древние времена для победного холма приносил каждый воин землю в своем шлеме, так и мы должны были принести каждый по камню примерно одно величины. Из принесенного материала был построен памятник, имеющий вид и форму шапки Мономаха.
Мемориал русским воинам на кладбище в Галлиполи
Этот памятник хорошо виден всем туристам, едущим пароходом по Дарданеллам. Другой памятник, более скромный, был создан на месте лагеря. Галлиполи посетил Главнокомандующий Русской Армией барон Врангель. Он был природный вождь, который умел зажечь сердца и послать на смерть.
Я так много описал событий и так мало коснулся того, что творилось в моей душе. Все эти события, которые пришлось пережить безусловно тяжелы, но я их переживал не один, а в купе с другими, это обстоятельство смягчало силу удара. Легче пережить всё, когда кругом люди терпят тоже, вот когда один человек остается и на него обрушивается несчастье, здесь тяжесть удесятеряется. В моей жизни, когда мне приходилось оставаться одному, самая малая неудача превращалась в несчастье. Разделенное счастье – двойное счастье, разделенное горе – полгоря.
С осени 1921 года части стали перевозить в Славянские страны. Приказом по Русской Армии от 18 апреля 1921 года № 107 произведен в Штабс-Капитаны со старшинством с 14 октября 1920 года. В составе дивизиона на пароходе «Ришид-Паша» прибыл в Варну (Болгария). 19 декабря 1921 года Болгария представляла страну, в которой не было войск вследствие Версальского договора. Мы прибыли туда как «завоеватели». Везде стоят наши часовые, по городу протянули свой телефон, ходили, конечно, все в военной форме.
После карантина, по железной дороге перевезены в гор. Казанлык. Чудный маленький городок у подножия исторической горы Шипка. В долине роз Болгарский гарнизон составляет 20 человек жандармов. Русский гарнизон состоит: Алексеевский артиллерийский дивизион 3 батареи, 1 казачья сотня, Донской офицерский резерв и хозяйственная часть Корниловского ударного полка.
Казармы заняты нами. В этом году на Рождество Христово исполнялось 50-летие исторических боев на Шипке, война 1877 года. В русском храме – памятнике этих боев на горе Шипка должны были служить панихиду. Кругом села Шипка братские могилы русских воинов. Решено идти всем дивизионом на празднества. После официальной части крестьяне решили разобрать нас по домам и достойным образом угостить. Об этом они заранее заявили нашему начальству. Празднество было торжественно-простое, кроме того что нас напоили и накормили, нам еще домой дали сала и хлеба. Многие вернулись в казармы через несколько дней. Болгары к нам – потомкам своих освободителей чувствуют симпатию. Братский народ по вере и языку.
Устроились жить в Казанлыке прилично. Меня назначили заведующим дивизионной лавкой. Днем занят делом, а вечером, как большинство, выходил гулять в город. Рядом с казармами был монастырь, куда часто ходил в церковь. В ограде этого монастыря масса могил русских воинов, погибших во время войны 1870 года. Надписи на плитах по-русски. Русские люди, думают ли о них сейчас их родные. Где только не разбросаны русские могилы, везде русские кости.
Везде развеваются русские флаги, мы живем своей жизнью, свои войска, свой суд, своя тюрьма. Денег, правда, у нас немного, но разве в деньгах счастье? Без них плохо, и очень, но все же не все в деньгах. Усиленно переписываюсь с Колей Волковым, который в Сербии на службе в пограничных войсках.
Болгарское общество настроено в отношении нас благожелательно (1922 год, январь), несмотря на участие в войне на стороне противника. К нам болгары вражды не питают. Вечера мы устраивали в болгарском офицерском собрании. К этому времени впервые после отъезда из России я предпринимаю попытки связаться с домом через Германию и Бельгию. Попытки удачны. Переписываюсь со своим соседом по улице гор. Екатеринослава – Колей Волковым, который попал в Сербию вместе с кавалерийской дивизией.
Отравляющий мир яд – коммунизм проникает и в Болгарию, всюду чувствуется коммунистическая пропаганда. Мы принимаем меры на случай возникновения беспорядков, части готовы к действию сил наших совместно с болгарскими, у нас достаточно для подавления беспорядков. Средства, на которые содержали нас быстро таят, и мы вынуждены отправляться временами на работу. Летом 1922 г. работал месяц на лесных заготовках, к осени я отправляюсь на гару (станция по-болгарски) Плачковцы на шахту «Принц Борис». Дивизион и управление остается в Казанлыке. В 1923 году в Болгарии вспыхивает коммунистическое восстание. На исторической Шипке идут бои, там, где полтора года тому назад нам устраивали торжества. В Казанлыке русские получили оружие, но вмешиваться не пришлось, болгары справились своими средствами. Я на шахте участвовал в рейде в составе отряда на соседнюю шахту «Будущее». Действовать не пришлось, так как сведения о ее занятии коммунистами оказались ложными.
К этому времени мы (русская армия) много выдержали нападок как иностранцев, так и русских большевиков и большевизанов. Дух закона, выработанный в Галлиполи, давал себя знать. Это знали наши начальники. Главнокомандующий Русской Армии генерал Врангель издал приказ:
Приказ
Генерала Врангеля
Сремни Карловцы № 243
27 марта 1922 года
«Последние дни вновь травят Армию. На нее клевещут, ей грозят. Сомкнув свои ряды мы ответим презрением. Родных знамен, пока мы живы, не вырвать из наших рук. Да помнят это те, кто дерзнет на них посягнуть. Подлинный подписан
Генерал Врангель»
А мы так воспринимали это:
Песня Галлиполийцев
Посвящается генералу Кутепову
Пусть наши ряды поредели,
Пусть многие в битвах легли,
Враги пусть отходную пели,
Мы знамя свое сберегли.
Ушло наше Русское Знамя,
Ему наше сердце верно,
Надежды горячи, как пламя,
И жизненно наше зерно.
Начав с ледяного похода,
Чем русскому сердцу большей,
Тем выше нам благо народа,
Тем русское любишь сильней.
Пролитая кровь и страданья,
Потеря родимой земли,
Оставшихся за год изгнанья
Сковали – нет крепче семьи.
Как волны бы нас не носили,
Пусть только туман впереди,
В Вождя, в Воскресенье России
Сильна у нас вера в груди!
Мы честно боролись три года
В изгнании год – ничего,
Нам Родина, честь и свобода
И выше и прежде всего.
«Безумцы», – нам крикнут быть может,
Но искренно мы говорим:
«Мы верим, что Бог нам поможет,
Что правое дело творим…».
Галлиполи, 17/XI 1921 г.
А. Кривошеев
Галлиполиец
Я тот, кто духом вечно молод,
Я тот, кто должен победить,
Кто, несмотря на гнет и голод,
Вождя не может не любить!
Я тот, кто гордо средь проклятья,
Глумленья, смеха и угроз,
Один священное Распятье
В толпе неверующей нес!
Я тот, кто красному разгулу
Лишенья ссылки предпочел,
И вместе с крошечным «Лукулом»
К брегам изгнания пришел.
Я тот, кого Россия первым
К себе, воскреши, позовет
И сыном добрым, сыном верным,
В уста целуя, наречет.
Юнкер Николаевско-Алексеевского Инженерного училища
П. Сумский
В церкви
Божьей Матери икона
На стене у алтаря;
Свиток Божьего закона
В ручки кроткого царя –
Он сидит правее рядом,
Вдохновенно смотрит вдаль;
Божья Матерь скорбным взглядом
Льет над Ним души печать;
Руку Сына лобызает…
В ожиданьи крестных мук,
Сердцем Матери страдает
И скрывает скорби звук.
Мы теперь страдаем тоже.
Скорбь свою не можем скрыть,
Помоги нам, Матерь Божья,
Нашу Матерь воскресить.
София, 18/5 1922 г. В. Вязмятинов
К 1921 году
Изгнанья год и год страданий,
Надежды год, святой мечты,
Минутных дерзских колебаний,
Ты канул в вечность…
Умер ты…
Средь нашей жизни суетливой,
Твой час последний прозвучал…
Но не забыт урок твой дивный
Что ты мне, год изгнанья, дал –
Ты научил меня, как должно
Россию Родину любить!..
Ты вразумил меня, как нужно
Средь мира человеков жить!
Теперь не страшны мне лишенья,
Я смело в будущность гляжу,
Ведь образ, полный наученья,
Твой в сердце свято я храню!..
П. Сахненко
Галлиполи
Грязные скалы, долины постылые,
Ангела смерти на склонах слюды,
Лучших сынов там могилы унылые,
Лучших бойцов там стальные ряды…
Истина наша лишь там загорелася
После страданий и тяжких невзгод,
Осенью поздней там Русь собиралася;
Летом сказался в нас славный наш род,
Истина Русская там оправдалася
В страдный изгнания год.
Л. Н. Е.
[Марш Алексеевского полка – прим. ред]
Пусть свищут пули, льется кровь,
Пусть смерть, несут гранаты,
Мы снова двинемся вперед:
Мы – русские солдаты.
В нас дух отцов-богатырей
И дело наше право –
Сумеем честь мы отстоять
Иль умереть со славой.
Мужайтесь матери, отцы,
Терпите жены, дети,
Для блага Родины своей
Забудем все на свете.
Не плачь о нас, Святая Русь,
Не надо слез, не надо!
Молись за павших и живых
Молитва нам награда.
Вперед же братья на врага;
Вперед полки лихие.
Господь за нас, мы победим!
Да здравствует Россия!
***
Она не погибнет – знайте
Она не погибнет, Россия
Они всколыхнутся (в оригинале – всколосятся – прим. ред.), – верьте
Поля ее золотые.
З. Гиппиус
В заставке использован фрагмент картины Александра Альтмана «Луг с наступлением сумерек», первая треть XX в.
© НП «Русская культура», 2022
