Человек, опередивший время (Николай)
Если про Николая Карловича фон Мекка написать одним словом, то это слово будет – гений. А кто такой гений? Человек, опередивший свое время. Таким человеком, опередившим свое время, и был Николай Карлович. И это не преувеличение, а чистая правда.
«Он (Николай – прим. авт.) любит распоряжаться, повелевать, хочет быть старше своего возраста, чему немало способствует его внешность, – признавалась своему бесценному другу Н. Ф. – Он так велик ростом, что со всеми окружающими говорит, наклоняя голову; очень хорошо сложен, очень статен, вообще il est ne pour commander [он рожден, чтобы повелевать], и я нахожу его стремление к этому недолжным только теперь, потому что оно несвоевременно, слишком рано. В свое же время j’aime mieux les hommes, qui sont nes pour gouverner, que ceux qui se laissent trop gouverner par les autres [я больше люблю людей, которые рождены, чтобы управлять, чем тех, которые позволяют управлять собою]. Я сама разошлась с обществом потому, что не умею подчиняться тому, чего не уважаю».
Это очень важное признание для понимания того, что представлял из себя Николай Карлович.
После этих слов Петр Ильич Чайковский проникся к Коле чрезвычайной симпатией.
А иначе и быть не могло.
Будучи гениальным человеком, композитор интуитивно прочувствовал масштаб такой выдающейся личности, как Николай Карлович. Его свидетельства бесценны: «То, что в Коле Вы называете слабостью, есть, скорее, признак избранной и сильной натуры (выделено мной – авт.)… Он, по всей вероятности, оттого и несколько свысока смотрит на человеческий род, что инстинктивно чувствует свою будущую силу. Я чувствую, что не только в материальном смысле, но и в нравственном он будет выше уровня (выделено мной – авт.). Его лихорадочная и стремительная деятельность – очень многозначительный признак».
Напомним, что в то время Коле еще не исполнилось семнадцати лет… Забегая вперед, скажем, что Н. Ф. верно и без обычно свойственной матерям пристрастности оценила потенциал и способности своего сына. Он действительно был рожден для того, чтобы управлять, и справлялся с этим нелегким делом блестяще.
«Неугомонный и вечно деятельный» – отзывались о нем современники. А также отмечали его огромную энергию, огромную работоспособность, незаурядный организаторский дар, талантливую инициативу, свежее дерзновение и несомненный интерес к искусству.
Как и Петр Ильич Чайковский, Николай, вместе со своим младшим братом-погодком Александром, после окончания частного пансиона в Москве учился в Императорском училище правоведения в Петербурге. После женитьбы на родной племяннице Чайковского, Анне Львовне Давыдовой (об этом подробно рассказано в главе «Как породнились Надежда Филаретовна фон Мекк и Петр Ильич Чайковский» – прим. авт.), Николай Карлович, решив отказаться от юридической карьеры и посвятить себя железнодорожному делу семьи фон Мекков, попросил у матери разрешения покинуть Училище правоведения без выпускных экзаменов. Идя навстречу интересам сына, Н. Ф. в мае 1884 года выбрала его кандидатом на должность директора в Рязанское правление (Московско-Рязанской железной дороги, принадлежавшей фон Меккам – прим. авт.) и была очень рада, что ей удалось это сделать.
Отсутствие инженерного образования нисколько не смутило Николая Карловича. И вот сын миллионера и «железнодорожного короля» Карла Федоровича фон Мекка начал постигать дело своего отца с самых азов, а именно – устроился работать кочегаром в депо. Потом трудился помощником машиниста, а через три года стал машинистом. Работал и конторщиком службы движения, и таксировщиком, и дежурным по станции, причем не на «своей», принадлежавшей фон Меккам, дороге, а на государственной Николаевской. Впоследствии, не будучи инженером, сам разрабатывал паровозы, а в годы войны – бронеавтомобили для железных дорог.
В апреле 1891 года было решено начать строительство участка Казанско-Рязанской железной дороги (по инициативе Министерства финансов – прим. авт.). В этой связи, Общество Московско-Рязанской железной дороги, где Николай Карлович с ноября 1890 года был членом Правления, реорганизовали в Общество Московско-Казанской железной дороги, а 1 мая 1892 года фон Мекка избрали Председателем правления нового общества. На этом посту он оставался вплоть до национализации железных дорог в 1918 году.
В работе Николай Карлович добился впечатляющих результатов. За девять лет длина линий Московско-Казанской железной дороги с 233 верст увеличилась до 2100 верст, то есть, почти в 10 раз! А сама дорога превратилась в целую сеть, охватывавшую территории, превосходящие размерами многие европейские государства. Доля одной Московско-Казанской железной дороги в грузообороте всей Москвы составляла 36%. В 1913 году оборот этой крупнейшей частной компании России, со своими заводами, элеваторами, жилым фондом, больницами, санаториями, училищами и школами составлял 215 миллионов рублей с доходностью 15%.
С именем Николая Карловича связаны беспрецедентные грандиозные проекты, задуманные и воплощенные им в жизнь. Масштаб его мысли и уровень его энергии и работоспособности поражает и в наши дни.
Он построил первый в России Агрономический поезд-музей-лекторий из одиннадцати вагонов, обучив более 50 000 человек в 7 российских губерниях сельскохозяйственным наукам и основам кооперации.
Начал строительство «Города-сада» для своих железнодорожных служащих на 10 000 человек с полной инфраструктурой (ныне город Жуковский – прим. авт.).
Не погрешим против истины, если скажем, что именно Николая Карловича фон Мекка можно назвать основателем метро в Москве – еще до революции он разрабатывал план строительства Московского метрополитена, и не только пассажирского, но и грузового.
Одной из достопримечательностей Москвы – красивейшим Казанским вокзалом – мы тоже обязаны фон Мекку.
Комплекс Казанского вокзала был воздвигнут на месте старого одноэтажного здания, а к оформлению этого масштабного сооружения Николай Карлович и его племянник, Владимир Владимирович, будучи знатоками и крупными коллекционерами русской живописи, привлекли лучших архитекторов и художников того времени – Алексея Викторовича Щусева, Бориса Михайловича Кустодиева, Ивана Яковлевича Билибина, Николая Константиновича Рериха, Евгения Евгеньевича Лансере, Зинаиду Евгеньевну Серебрякову, Александра Николаевича Бенуа, Мстислава Валериановича Добужинского – весь цвет объединения «Мир искусства».
В течение многих лет Николай Карлович помогал художнику Михаилу Александровичу Врубелю, а после его смерти назначил его вдове, известной оперной певице Надежде Ивановне Забеле-Врубель, пожизненную пенсию. И примеров его благотворительной деятельности можно привести очень много – ведь, помимо практичности, Н. Ф. отмечала и теплое, открытое, любящее сердце своего сына…
Николай Карлович выступал первопроходцем во многих сферах жизни. Одним из первых приобрел «мерседесы» для себя и своих детей, стал первым председателем первого в России Московского автоклуба и командором четырех Императорских автопробегов (дочь Николая Карловича, Галина Николаевна, – первая в России женщина-водитель – прим. авт.).
Организовал первый перелет Санкт-Петербург – Москва.
Разрабатывал план строительства в Москве первого небоскреба, или, как тогда называли, «тучереза», на Тверской улице.
В своем имении «Воскресенское» организовал передовое тепличное хозяйство – Елисеевский гастроном закупал клубнику, персики и абрикосы из оранжерей фон Мекка, призера многих всероссийских сельскохозяйственных выставок…
Всего просто не перечислить.
В семье Николая Карловича и Анны Львовны было шестеро детей, из них сын Андрей умер в младенческом возрасте, а два других сына погибли офицерами. Аттал Николаевич – в Брусиловском прорыве в Первую мировую войну, Марк Николаевич – в Гражданскую (в 1918 году его расстреляли в Омске – прим. авт.). А именно старшего сына, Марка, Николай Карлович видел продолжателем железнодорожного дела семьи фон Мекков… Седьмым ребенком стала приемная дочь Елена (в будущем мать академика Никиты Николаевича Моисеева – прим. авт.).
Когда свершилась революция, Николай Карлович фон Мекк не покинул Россию, хотя для этого у него были все возможности, но остался, чтобы помогать стране в развитии транспортной системы.
Он, с его огромным опытом, деловыми качествами, масштабом мысли и неиссякаемой творческой инициативой, искренне хотел «приносить пользу» молодому государству, о чем и написал Председателю Всероссийской Чрезвычайной Комиссии Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому из Лубянской тюрьмы, куда его посадили сразу после Октябрьского переворота. Дзержинский распорядился выпустить фон Мекка.
Но, несмотря на то, что Николай Карлович активно влился в работу Народного комиссариата путей сообщения, консультировал самого Наркома путей сообщения Дзержинского (до 1924 года – прим. авт.) и имел отличные трудовые характеристики (в одной из служебных анкет Наркомата о нем говорилось: «Незаменимый специалист по общеадминистративным и финансово-экономическим вопросам, а также по холодильному делу» – прим. авт.), Советская власть, у которой незаменимых не существовало, отнеслась к Николаю Карловичу – этому «буржуазному элементу» – крайне подозрительно, припомнив ему близкие отношения с императорской семьей Романовых (Великая княгиня Елизавета Федоровна называла Николая Карловича «честнейшим слугой царю и отечеству» – прим. авт.).
За десять лет фон Мекк пережил семнадцать обысков и арестов (выделено мной – авт.), многие месяцы провел в тюрьме (после чего вновь мужественно возвращался к своей работе – прим. авт.), а в мае 1929 года его расстреляли без суда по так называемому «инженерному делу», вместе с другими участниками «контрреволюционной вредительской организации в Народном комиссариате путей сообщения и на железных дорогах СССР», Александром Федоровичем Величко и горным инженером, экономистом и политическим деятелем Петром Акимовичем Пальчинским.
Незадолго до расстрела навестившей его в тюрьме дочери, Галине Николаевне, он, зная о том, что приговор будет в ближайшее время приведен в исполнение, сказал великие слова, которые она запомнила на всю жизнь: «Только не надо за все это ненавидеть свою страну» (выделено мной – авт.).
Вдове Николая Карловича, Анне Львовне, в выдаче тела погибшего мужа отказали. Мало того – ее арестовали и приговорили к трем годам ссылки.
В 1990 году Николай Карлович фон Мекк был полностью реабилитирован за отсутствием состава преступления.
«Поэт-альпинист» Александр фон Мекк*
Почему поэт? Да потому, что изначально Александр Карлович фон Мекк (Сашонок), сын Н. Ф., был мечтателем, «отвлеченной натурой».
«Мечтателен, как немец, а по внешности холоден, как англичанин», – говорила о нем Надежда Филаретовна. Не замечал действительности, отвлекался на свои думы, витал в своем внутреннем мире, в своей страсти к музыке, природе, путешествиям. В этом он походил на свою мать больше других ее сыновей, хотя характером все же отличался от Н. Ф. – был гораздо спокойней, медленней, по сравнению с Надеждой Филаретовной. Но его вкусы, симпатии, увлечения были такими же, как и у нее, поэтому мать с сыном полностью понимали друг друга.
Как и другие дети фон Мекков, Александр учился игре на фортепиано и позже играл для самого Петра Ильича Чайковского, которого искренне полюбил («Такого светлого ума и такой безграничной доброты я никак не мог ожидать», – с восторгом рассказывал Александр, познакомившись с Петром Ильичом – прим. авт.).
«Сашок очень часто играет Ваш Andante из Первого квартета, – писала фон Мекк Чайковскому, – и тогда уж я всегда сажусь в той комнате слушать эту восхитительную вещь, которая надолго производит такой boulevercement (потрясение) во всем моем организме, что мне надо искусственно успокаивать себя. Теперь Сашок разучивает Ваш вальс, посвященный Artot (певице Дезире Арто – прим. авт.); я ужасно люблю также и это сочинение».
Окончив в Москве частный пансион, вместе со старшим братом-погодком, Николаем, поступил в Императорское училище правоведения в Петербурге (Н. Ф. называла их «мои правоведы» – прим. авт.). Александр отдавался учебе с таким рвением и усердием, подчас не рассчитывая своих сил, что Н. Ф. всерьез опасалась за его здоровье, и не напрасно. Пройти полный курс не удалось из-за болезни. Н. Ф. вынуждена была забрать Александра из училища – ему совершенно не подходил петербургский климат, – и увезти за границу.
Тем не менее, он продолжил свое образование – слушал лекции на юридическом факультете в знаменитом Йенском университете в Германии, центре немецкой классической философии и немецкого романтизма. В этом университете защищал диссертацию основоположник коммунизма Карл Маркс, а в числе студентов, в частности, был русский путешественник и этнограф Николай Николаевич Миклухо-Маклай.
А в зрелом возрасте Александр окончил Московский археологический институт со званием ученого архивиста и написал несколько работ по архивному делу.
Библиотека Александра Карловича, содержавшая, главным образом, книги по экономике России и стран Западной Европы, а также издания по русской истории, географии и альпинизму, и к концу ХIХ насчитывавшая 9000 томов (ежегодно фон Мекк издавал новый каталог своей библиотеки – прим. авт.), считалась одним из лучших книжных собраний России.
После университета Александр попробовал заняться экспортной торговлей, но дело у него не пошло. С 1892 года в течение шести лет он был директором Правления Московско-Казанской железной дороги, принадлежавшей семье фон Мекк. Но предпринимательство оказалось не его стихией, зато он нашел себя в общественной деятельности и благотворительности (традиционной сфере приложения сил семьи фон Мекк – прим. авт.).
Перечисление всех обществ, в работе которых принимал самое активное участие Александр Карлович, заняло бы слишком много места.
Это и Московский попечительный комитет Императорского человеколюбивого общества, и Братолюбивое общество снабжения в Москве неимущих квартирами (созданное при непосредственном участии княгини Надежды Борисовны Трубецкой, урожденной Святополк-Четвертинской, известной благотворительницы. Ее ближайшим помощником в этом Обществе и был Александр Карлович фон Мекк – прим. авт.), и Общество содействия физическому развитию, и Императорское русское географическое общество, и Московское общество бесплатных народных библиотек, и Общество содействия русскому торговому мореходству…
Трудно представить, что деятельность Александра Карловича охватывала тридцать девять обществ, в восьми из которых он был председателем. Какой же надо было обладать энергией и как не щадить своих сил, направленных на благо других, нуждавшихся в помощи!
Недаром современники отмечали, среди других замечательных черт его характера, неиссякаемый энтузиазм и настойчивость, что помогало добиваться успеха на всех выбранных Александром Карловичем поприщах.
Вместе с братом Николаем Карловичем и племянником Владимиром Владимировичем (Воличкой) Александр Карлович выступил соучредителем трех стипендий имени семьи фон Мекк в Московском дворянском институте для девиц благородного звания имени императора Александра III в память императрицы Екатерины II. Жертвовал ежегодную именную стипендию в 3000 рублей Усачевско-Чернявскому женскому училищу. За свои заслуги Александр Карлович был награжден орденом Равноапостольного князя Святого Владимира 4-й степени.
А почему альпинист? Потому что стал одним из первых альпинистов в России.
Горы манили Александра с детства. Он страдал ревматизмом и по причине слабого здоровья несколько лет провел во Франции, в горном местечке Шамони. Оттуда альпинисты с проводниками совершали восхождения на Монблан.
«Сашонка, по его мечтательному характеру, все тянет в снега, в ледники, – писала Н. Ф. Чайковскому 10 июля 1880 года из швейцарского Интерлакена, – так что уже вчера я ему позволила из Гриндельвальда сходить в Zasenberg и была в ужаснейшем беспокойстве. Экскурсия эта продолжалась десять часов, но, главное, из них четыре часа они находились на леднике и должны были спускаться по отвесно ледяной скале, перевязанные все … веревками, прорубая ступени во льду для каждого шага. Я так рада, что эта прогулка кончилась, но его, т. е. Сашонка, это не удовлетворяет. Ему хочется все больше и больше, все покупает себе книги-описания Швейцарии, и все глаза разгораются у него сильнее…».
«Как мне нравится Ваш милый Саша с его страстью к горам, ледникам и восхождениям, и как я понимаю это!» – ответил композитор.
Позже Александр Карлович и сам овладел техникой альпинизма и принял участие в нескольких горных экспедициях: в 1903 году на Юнгфрау, горную вершину в швейцарских Бернских Альпах (Юнгфрау – любимая гора Петра Ильича Чайковского, ей посвящена его симфоническая поэма «Манфред» – прим. авт.), и на Казбек, а в 1905 году – на Монблан. Много путешествовал – объездил все Альпы, был в Далмации, на Балканах, в Черногории, на Корсике, много раз приезжал на Кавказ.
Будучи членом нескольких европейских альпинистских клубов, в 1901 году Александр Карлович основал и был первым председателем Русского горного общества. Издавал «Ежегодник», устраивал выставки, всячески популяризировал альпинизм в России и руководил деятельностью Горного общества вплоть до своей неожиданной кончины в 1911 году, в возрасте сорока шести лет. Членами Русского горного общества были выдающиеся ученые: географ Дмитрий Николаевич Анучин, основоположник учения о ноосфере, биогеохимик, философ и общественный деятель, Владимир Иванович Вернадский, вице-председатель Русского географического общества, исследователь Тянь-Шаня Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский и другие.
После смерти Александра Карловича председателем Горного общества избрали его жену, Анну Георгиевну, урожденную Франс (ее отец, Георг Франс, родом из Шотландии, владел большим поместьем «Монтана» в Аргентине – прим. авт.), разделявшую увлечение мужа альпинизмом. Их называли «выдающейся семейной парой русского альпинизма».
Какое-то время связи с альпинистскими клубами и обществами Европы поддерживал сын Александра Карловича и Анны Георгиевны, Георгий Александрович фон Мекк, скончавшийся в 1962 году.
Понятно, что в советское время никаких упоминаний об Александре Карловиче фон Мекке нигде не встречалось, даже, когда речь шла об альпинизме…
***
Под конец жизни у Надежды Филаретовны фон Мекк возникла страсть к собакам, которых она приобретала во всех концах Европы. Но если вникнуть в особенности ее личности, то это можно понять. Н.Ф всю жизнь жила сердцем; ей непременно надо было кого-нибудь любить, кого-нибудь баловать, о ком-нибудь заботиться, а тут наступило такое время, что свою потребность любить, баловать и заботиться, как оказалось, было не к кому применить. Дети стали взрослыми, и баловать их было уже нельзя, а заботливость Надежды Филаретовны им надоедала. Внуков ей не давали, вот она и перенесла свою нежность и потребность любви на маленьких собачек: им было очень приятно, когда фон Мекк их баловала, против ее заботливости они не восставали, потому что вполне признавали авторитет Н. Ф., и сами очень любили свою хозяйку…
Послесловие
…Однажды, летом 1880 года, по свойственной Н. Ф. ассоциативности мышления, она задала Чайковскому неожиданный вопрос: «По поводу памятников, так как у нас здесь стоит памятник Bremontier, мне пришел в голову вопрос: Вам, Петр Ильич, хотелось бы, чтобы Вам памятник поставили? Делая Вам этот вопрос, я заглянула в себя и спросила себя о том же, хотя я вполне ограждена от такого величия, но, тем не менее, я почувствовала такое неудовольствие, такое отвращение (выделено мной – авт.), представив себе свою собственную фигуру или свой бюст, торчащий на каком-нибудь пьедестале с непрошенною надписью о таких-то деяниях, что обрадовалась ужасно сознанию того, что ведь мне такая опасность никогда не угрожает. Мне очень хочется знать, какое впечатление на Вас производит такая картина…»
И что же ответил Чайковский?
«Вы спрашиваете меня, разделяю ли я Ваше чувство по поводу предположения о возможности памятника? Само собой разумеется, что я смотрю на это так же, как Вы. Слава! Какие противоположные чувства она заставляет переживать меня! С одной стороны, я ее желаю, я к ней стремлюсь, добиваюсь ее, с другой, она мне ненавистна. Если весь смысл моей жизни заключается в моем авторстве, то я не могу не желать славы. Ведь если я постоянно нахожу нужным говорить музыкальным языком, то, разумеется, нужно, чтобы меня слушали, и чем больше, чем сочувственнее круг моих слушателей, тем лучше.
Я желал бы всеми силами души, чтобы музыка моя распространялась, чтобы увеличивалось число людей, любящих ее, находящих в ней утешение и подпору. В этом смысле я не только люблю славу, но она составляет цель всей серьезной стороны моей деятельности (выделено мной – авт.).
Но, увы! стоит мне подумать, что параллельно с увеличением моей авторской известности увеличивается и интерес к моей личности в приватном смысле, что я на виду у публики, что найдутся всегда праздно-любопытствующие люди, готовые приподнять завесу, которой я стараюсь заслонить свою интимную жизнь, и меня тотчас берет тоска, отвращение и желание даже замолчать навсегда или надолго, чтобы меня оставили в покое. Мысль, что когда-нибудь я и в самом деле добьюсь частички славы и что интерес к моей музыке возбудит и интерес к моей персоне, очень тягостна для меня. Не оттого, что я боялся бы света. Я могу, положа руку на сердце, сказать, что совесть моя чиста и что мне нечего стыдиться. Но думать, что когда-нибудь будут стараться проникнуть в интимный мир моих чувств, мыслей, во все то, что в течение жизни я так бережливо таил от соприкосновения с толпой, очень тяжело и грустно».
В этой борьбе Чайковского между стремлением к славе и отвращением к ее последствиям заключалось много трагизма, наложившего отпечаток на всю его жизнь. Подобно бабочке, композитор стремился в огонь и… беспрестанно обжигал себе крылья. Иногда его охватывало безумное желание скрыться навсегда, заживо умереть, чтобы не видеть всего, что делается, и чтобы другие, чуждые ему люди, забыли о нем… Но, увы! Для гениального композитора это было невозможно. Являлся мощный, всепоглощающий порыв к творчеству… и Чайковский опять летел на огонь и снова обжигал крылья…
Знаем ли мы точно, сколько памятников Чайковскому установлено в разных странах и городах?
Много.
А к чему стремилась Н. Ф.? Чего желала?
Хотела ли Надежда Филаретовна фон Мекк сделаться знаменитой, всем известной меценаткой и вместе с Петром Ильичом Чайковским прославиться и прогреметь на весь мир? Чтобы о ней говорили наряду с баварским королем, поддерживавшим Вагнера?
Совершенно очевидно, что ни под каким предлогом. «Вы знаете, как я не люблю обращать на себя и, в особенности, на нас чье-нибудь внимание», – вот что она часто писала Чайковскому.
Вот он – ответ на все подобные вопросы.
Н. Ф. руководствовалась только самым высоким и в то время безвестным чувством любви к ближнему. Только этим и самым важным чувством. Ведь за всю жизнь она ни разу даже попытки не сделала как-то обозначиться публично в жизни Чайковского (напротив, этого она боялась больше всего на свете – прим. авт.) и покинуть свое тайное место в тени гениального композитора.
Именно так.
Иначе фабула у этой истории была бы совершенно другой.
Постскриптум
28 июня 1997 года на месте усадьбы Фраловских в деревне Сырокоренье (нынешнее название деревни – Новоселки) по инициативе рославльского краеведа, почетного гражданина города С. С. Иванова был открыт памятник Надежде Филаретовне фон Мекк. Средства на его изготовление выделил Рославльский вагоноремонтный завод (директор Ю. А. Черняк). Автор памятника работник ДК ВРЗ А. И. Кротов.
Это единственный в России памятник Н. Ф. – колонна с памятной доской: «Удивительной женщине ХIХ века».
А в Москве до сих пор нет ни одной мемориальной доски в честь Н. Ф. – ни на стенах домов на Рождественском и Гоголевском (Пречистенском) бульварах, ни на стене дома на Мясницкой…
Примечание
* Выражение «поэт-альпинист» принадлежит Марине Ивановне Цветаевой. Так она назвала свою статью памяти трагически погибшего в Париже молодого русского поэта Николая Павловича Гронского, любившего горы.
На фотографии в заставке: вид на усадебный дом в Плещеево, 1882
© Е. Ерофеева-Литвинская, 2025
© НП «Русcкая культура», 2025
