12 октября — День рождения Олега Охапкина. Этот год — юбилейный, но в этот день он начинается, а не заканчивается. До октября следующего года планируется ряд памятных встреч, проектов и публикаций. Открывается он незаконченным эссе близкого друга поэта, тонкого знатока французской культуры, филолога, христианского диссидента 1970-х годов — Владимира Юрьевича Пореша. Эссе осталось не законченным, так как писал он его в последние дни своей жизни (+21 января 2023 года). То, что перед своим уходом, среди множества современных тем Владимир выбрал творчество друга-поэта, — символично! Весь опыт его многострадальной жизни как бы подсказывал ему пути выхода из ситуации социального и культурного кризиса. И он вспомнил светоносного Охапкина и его пронзительные тексты. Юбилей — лишь повод обратить внимание на содержание состоявшегося феномена. Эссе Владимира Пореша достойно открывает юбилейный год, давая нам подсказки для раскрытия сути творческого гения именно Олега Охапкина, без встраивания его в какие бы то ни было «табели о рангах». Текст публикуется впервые.
* * * *
Вонми, о Небо, и реку
Земля, да слышит уст глаголы:
Как дождь я словом потеку,
И снидут как роса к цветку
Мои вещания на долы.
В. Тредиаковский
И наконец настала тишина.
О. Охапкин
С Олегом Охапкиным меня познакомил мой друг В.П. Они вошли и В. шепнул мне: «Это – поэт. Попроси его что-нибудь почитать». Когда мы сели за стол, я попросил. Олег начал читать, и читал довольно долго. Я был потрясен. Олег был потрясен тем, как я потрясен и сказал В.: «Когда так слушают стихи, возвращается то, что на них потратил». Я был поражен не только стихами, но тем, что так вообще возможно говорить: свободно, сильно, уверенно и точно. Я сказал Олегу: «От ваших стихов такое впечатление, будто вообще не было советской власти». Он засмеялся: «Да только так и надо писать». Это было летом 75-го года. Семидесятые годы были удивительным временем: было душно, но можно было отойти в параллельные миры. Сейчас не так: было душно, а стало грязно.
Олег Охапкин – поэт высокий, в значении французского слова sublime. Хочется сказать классический, но он современный, он живёт вблизи ада, на краю бездны. Какая уж тут гармония!
В лабиринте
Отчаянье не чает, но чадит,
Равно как пламя свечки в лабиринте,
Где звук шагов ни мрака не щадит,
Ни освещённой беззащитной нити.
Так трепетен светильник твой, Тезей,
Что разумом его назвать опасно:
Того гляди, погаснет и тесней
Сойдется мрак… Надеяться? – Ужасно.
Отчаянье… Оно зовётся так.
И это – путь от чаянья к нему же.
И если жить – надеяться, то как
Зовётся жуть, которая снаружи?
Но Олег – поэт и примирения. Он верит, что за всеми тяготами и невзгодами жизни стоит Божественный Промысел, которому он хочет смиренно следовать. Это примирение видно во многих его стихах. Но рядом всегда бунт. В Библии есть одна удивительная книга, Книга Иова. Иов бунтует против Бога и требует справедливости. Охапкин пишет свою поэму, «Испытание Иова»:
Когда я дожил до глухого часа,
И в сердце жизнь моя открылась мне,
И, точно пёс, завывший в тишине,
Не находя ни Господа, ни Спаса
В душе моей: воскликнул я в сердцах:
Не Иову сей дух я уподоблю!..
Вот предан я смущению диаблю
И гаснет свет вечерний, отмерцав.
Но бунтовать опасно:
Возьми же сей Глагол и победи Им
Ничтожество твоё, ничтоже – дрожь.
Но берегись! Уж многим повредили
Слова, от коих смертью да умрёшь!
Наследует моё лишь победитель.
И буду ему Богом, он же Мне
Да будет сыном. Иоанн – свидетель.
Так говорит Господь и Вседержитель,
Носящийся как голубь в вышине.
Трое друзей Иова уговаривают его смириться перед Божественной волей. Но Иов отвергает их увещевания. Бог же оправдал Иова (и, конечно, Олега!) и осудил его друзей за то, что они не так хорошо говорили о нём, как друг его Иов.
И отвечал согбенный человек:
«Почто ещё я Господу перечу!
Но нет предела горю человечу
Перед лицом Твоим, святым вовек» —
И был душе страдальческий ответ:
«Аз есмь Предел. Ликуй! Да узришь Свет!»
(1973)
Для Охапкина жизнь всегда в опасности. И, кроме бунта религиозного, у него есть бунт социальный, как в его «Уходящем народе». Очень связано со знаменитыми некрасовскими строками: «Кто живёт без печали и гнева, Тот не любит отчизны своей».
Стихотворение Олега написано в 92-м году. «Христопродавец меж иуд» всюду ломился в церковь, ожидая от неё вразумления и объяснений, но так ничего и не получил. Как народ мог предать Россию, когда он и есть Россия? Что увидел Охапкин, чего не видели другие? Мне могут возразить, что это не лучшие его стихи, что их написал больной человек, что они полны противоречий, что золотой, серебряный и бронзовый век не обанкротились и что могила, вырытая в конце бронзового века, приготовлена не для нас, его прямых наследников (см. стих. «Три эпохи», 1975 г.) Может быть, и так. Но почему же тогда через 30 лет его слова сбываются с ошеломляющей точностью? Не только сами себя,/И целый мир вас ненавидит, — написал Олег.
…………………………………………….
Лежи до судной в нём трубы.
Ты заслужил могилу эту –
Тобой разверстые гробы.
Конец и твоему секрету.
Весь мир здесь трупы опознал
Замученных тобой страдальцев.
Их смерть пред Господом честна.
Твои же все в кровище пальцы.
В 92-м году не было всеобщей ненависти к России. И несмотря на растущую бедность, для многих это была пора надежд. Но кончилось это так, как это видел Охапкин. И это ещё не кончилось. Каин, где брат твой Авель? Какими же словами можно всё это описать?
Один замечательный поэт 60 лет назад пел нам песню полную надежды: «Возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть по одиночке». Кому сейчас придёт в голову спеть это! Это было бы жалкое зрелище.
В этом стихотворении Охапкин вспоминает Колыму, которую хотят забыть, и он помнит о Шаламове. Нас как-будто бы не было, говорит Шаламов, но мы были. Реальность Колымы такова, что продолжает разъедать нашу душу и тело и по сей день, даже если мы это не осознаем. Охапкин увидел эту ещё живую Колыму. Он взбешён тем, что обнажилось и подтвердило его ощущение опасности и «жути», которая всегда была рядом.
Но если Охапкину и снятся могилы, то слышит он и другое:
То ли Муза ко мне заходила,
То ли ангел какой прилетел,
Но сегодня меня разбудила
Арфа, лира ли, воля, виола,
Или просто звучанье глагола,
Что во мне сам собою запел.
И волненье осилить не в силах,
И с мелодией не совладать,
Я попробовал в рифмах несмелых
И в словах полунищих и голых,
Оттого-то едва ли весёлых,
Волю тихому голосу дать.
Вот откуда происходит всё. Из тишины, молчанья, безмолвья:
Кто мне скажет, что такое тишина?
Это музыка мелодий лишена.
Точно выцветшие нотные значки,
Расползаются по стенам паучки
И натягивают струны на карниз
Там, где муха, незадачливый горнист,
Протрубив своё последнее «прости»,
Не успеет даже дух перевести.
И наконец шедевр Охапкина «Осень»:
И наконец настала тишина.
С утра в природе искренняя осень.
Она вошла, как в воду входят лоси,
И воздух терпче старого вина,
И яблоко белеет на подносе.
Охапкин – иногда буйный, но чаще тихий и кроткий. Вот его отношение к жизни:
Доживая до лучших времен,
Жизнь, какой ни на есть, но своею
Назову, хоть назвать не умею
Подходящих для грусти имён.
………………………………………………..
Жизнь даётся сама по себе
И едва ль поддается размену.
Если б мы доверяли судьбе,
То и грусти узнали бы цену.
Доживая до истины сей,
Я уж тем бы подарен, что дожил.
Жизни ход сам себя обнадёжил.
Знать, и сам я в порядке вещей.
Конечно, Олег в порядке вещей: он – поэт.
<Январь 2023>
На заставке: Исаак Левитан. Над вечным покоем. 1894 г. Третьяковская галерея.
© Владимир Пореш и наследники, 2023
© НП «Русcкая культура», 2024
