Ольга Демидова. Петербургская школа перевода в именах и текстах

Cерия «Корифеи художественного перевода: Петербургская школа» была задумана на рубеже 1990-х – 2000 гг. как дань памяти выдающимся петербургским / ленинградским переводчикам последней трети XIX – XX вв., однако со временем ее хронология несколько расширилась, охватив и первые два десятилетия века нынешнего[1]. Основатели серии ставили перед собой достаточно масштабную цель, предполагая, что она, во-первых, позволит реконструировать значимый в историко-культурном и эстетическом отношении период истории отечественного художественного перевода, представленный ее петербургской составляющей; во-вторых, представит лучшие образцы переводов множества иноязычных авторов, выполненных более чем за столетие; в-третьих, позволит концептуализировать и систематизировать основополагающие творческие принципы рассматриваемой школы; наконец, в-четвертых, представит современному российскому читателю и любителю литературы уникальный корпус иноязычных поэтических и прозаических текстов в переводах, давно обретших статус классических.

Первостепенную научную и концептуальную важность имело осмысление и определение самого феномена «школа перевода», от которых следовало отталкиваться, выстраивая серию в целом, а равно и систематизация характерных признаков петербургской / ленинградской школы на общем фоне отечественной переводческой традиции. В предваряющей первый том и, следовательно, в известной мере задающей модус понимания явления статье М. Д. Яснова «”Хранитель чужого наследства…”. Заметки о ленинградской (петербургской) школе художественного перевода» утверждается ее двойственный и в значительной мере мифологизированный, по мнению автора, характер: «Школа безусловно существовала как феномен петербургской-ленинградской культуры. И в то же время целиком принадлежит советской мифологии»[2]. Петербургская школа рассматривается в сопоставлении с московской и в противопоставлении ей: автор полагает, что «она почти сразу же оказалась разведенной с параллельно складывавшейся московской школой, – однако не столько в подходах, в уровне осмысления общих положений или внутренних проблем, сколько в области книгоиздания, идеологии и социального бытования переводчиков. Представления о московской и ленинградской школах перевода диктовались не творческими, а сопутствующими творчеству причинами, вызванными прежде всего жесткой централизацией и контролем над культурой. В Москве изначально было больше возможностей, было легче напечататься, поэтому со временем выше стал процент литературного брака. Так сложилась легенда о московской вседозволенности, легковесности, “разгульности”. <…> В Ленинграде было куда сложнее добраться до того поэта, которого хотелось перевести. Поэтому на долю ленинградских переводчиков выпадала подчас более сложная, более изощренная работа, от которой по тем или иным причинам отказывались москвичи. Так возникла не менее популярная легенда о ленинградской точности, скрупулезности, “сухости стиха”»[3].

Очевидно, что в статье нашел отражение личный жизненный и творческий опыт автора – одного из самых ярких, талантливых и продуктивных переводчиков поздней советской и постсоветской эпохи. Не менее очевидно, что отличительные черты, приписываемые ленинградской (не дореволюционной петербургской!) школе, обусловлены факторами не эстетическими или творческими, а почти исключительно литературно-бытовыми. При всей справедливости и выстраданности подобного мнения, с ним сложно согласиться полностью в главном – в отрицании философской и художественной специфики петербургской / ленинградской школы, поскольку перечисленные в статье ее отличительные качества эту специфику и определяют. Кроме того, в следующих разделах статьи М. Д. Яснов еще раз возвращается к этой проблеме и отчетливо перечисляет свойственные школе признаки: «одновременно целостность и дискретность при взгляде на творчество переводимых поэтов: от роли переводимого автора в конкретной исторической и литературной эпохе и шире – в национальной литературе»[4], подчеркнутый универсализм взгляда, неотделимость переводческой деятельности от собственного поэтического творчества, присущие многим представителям школы, от И. Ф. Анненского «и вплоть до сегодняшних поэтов-переводчиков»[5]. Именно в пореволюционном Петрограде в рамках горьковской «Всемирной литературы» сложились типичные для школы общетеоретические и практические подходы к переводу: петербуржцев К. И. Чуковского и Н. С. Гумилева «можно считать основоположниками современной теории перевода»[6]. Совершенно новую методологию перевода – принцип изменения переводческого метода в зависимости от характера подлинника – разработал петербуржец / ленинградец М. Л. Лозинский. Ленинградцы А. А. Смирнов, А. В. Федоров, Е. Г. Эткинд, В. Е. Шор, Ю. Д. Левин[7] являются авторами классических работ по теории и истории перевода, отличающихся как широтой охвата материала, так и невероятной скрупулезностью его анализа. Именно в Петрограде / Ленинграде начали работать студии, в которых известные литераторы и переводчики воспитывали «художественно полноценных» переводчиков следующих поколений, продолжавших традиции петербургской / ленинградской школы и передающих ее своим ученикам, тем самым способствуя ее преемственности и сохранению[8].

Основополагающей концептуальной установкой серии можно считать стремление представить лучшие тексты мировой литературы в лучших русских переводах. Эта установка определила и выбор авторов, и отбор текстов, и структуру, и состав каждого тома. Тома серии именные: каждый из них посвящен одному переводчику[9] и представляет его наследие, с одной стороны, максимально широко, чтобы осветить деятельность переводчиков во всех областях, к которым они обращались (поэтической, прозаической, драматургической), и во всех жанрах, в которых они работали, от романа и поэмы до текстов малых форм. С другой стороны, отбирались только лучшие переводы и не включались в состав те, которые сам переводчик считал случайными или неудачными. Именно поэтому в том Т. Г. Гнедич полностью вошел лишь один ее перевод: байроновского «Дон-Жуана», ставший ее высшим достижением, вехой в ее жизни и огромным событием в истории ленинградского перевода эпохи, тогда как переводы других, «чуждых» ей авторов (Э. По, В. Скотта, П. Корнеля, Г. Сакса и др.) остались за пределами книги[10].

Кроме собственно текстов, в каждом томе представлены и разделы научного характера: предваряющая тексты монографическая статья, посвященная жизни, творческой деятельности и переводческим принципам переводчика; материалы к библиографии переводов, дающие развернутое во времени представление о его деятельности; статьи по истории и / или теории перевода, если таковые имеются в его наследии; отложившиеся в архивах и не публиковавшиеся при жизни переводы; завершается каждый том историко-литературным комментарием. В результате читатели получают полное и отчетливое представление о творческом наследии каждого из переводчиков, их вкладе в отечественную переводную традицию и их месте в этой традиции.

К сегодняшнему дню изданы четырнадцать[11] из запланированных тридцати томов, еще пять находятся в работе[12], что позволяет говорить об определенных сделавшихся очевидными закономерностях, связанных как со школой, так и с серией. Прежде всего необходимо отметить широту лингво-культурной парадигмы: в серию вошли переводы с языков древних и новых, едва ли не всех западноевропейских, многих славянских, ряда восточных; в ней оказались представлены поэты, прозаики и драматурги Европы, Северной, Южной и Латинской Америки и Востока, жившие и творившие в периоды древней, новой и новейшей истории, а также ассиро-вавилонский эпос и другие шумеро-аккадские памятники и тексты Библии.

Во-вторых, серия объединила переводчиков нескольких поколений и трех периодов отечественной культуры: дореволюционного (классического петербургского), советского (ленинградского) и постсоветского (нового петербургского), что позволило воссоздать становление традиции петербургской школы перевода во всем ее эстетическом и художественном много- и своеобразии. В-третьих, отчетливо проявилась преемственность основных установок и принципов школы, передававшихся от учителей ученикам в ходе работы переводческих семинаров, формальных обсуждений переводов на заседаниях секции перевода ленинградского, а затем петербургского Союза писателей и неформальных обсуждений, а нередко и споров «старших», «средних» и «младших» в коллегиальном и семейном кругу. В результате традиция не только передавалась по вертикали – она поддерживалась и хранилась по горизонтали, прирастая с каждым новым переводом. И совершенно не случайно открывающий серию том переводов Э. Л. Линецкой составлен участником ее семинара «первого призыва» М. Д. Ясновым, том переводов М. А. Шерешевской – ее «семинаристками» Н. Ф. Роговской и Н. М. Жутовской, том В. К. Шилейко и его ученика И. М. Дьяконова – ученицей последнего В. К. Афанасьевой, том А. Л. Косс – ее ученицей А. Ю. Миролюбовой, том участника семинара Э. Л. Линецкой Л. М. Цывьяна – пришедшим в этот семинар три года спустя В. Н. Андреевым (он же – составитель и тома М. Д. Яснова), том В. Е. Шора и И. Я. Шафаренко начат их дочерью и переводчицей Ю. В. Шор, а завершен многолетним близким другом дома Н. Р. Нейман, том Г. Е. Бена подготовлен его дочерью Л. Г. Мелиховой. Встретившиеся в рамках одного издательского проекта, эти и другие тома серии достойно представляют петербургскую школу как неотъемлемую и весьма значимую составляющую единого российского культурного феномена – искусства перевода.

Примечания

Впервые опубликовано в: Переводческий дискурс: междисциплинарный подход. Материалы VII международной научно-практической конференции. Симферополь: ИТ «АРИАЛ», 2023. С. 61–66.

[1] Так, в 2022 г. вышел в свет том переводов М. Д. Яснова, ушедшего из жизни в 2020 г.; в работе находится том переводов С. Л. Сухарева, скончавшегося в 2017 г.

[2] Яснов М. «”Хранитель чужого наследства…” Заметки о ленинградской (петербургской) школе художественного перевода» // Эльга Линецкая. Избранные переводы: Поэзия. Проза. СПб.: Издательский дом «Петрополис», 2011. С. 5.

[3] Там же.

[4] Там же. С. 11.

[5] Там же. С. 12.

[6] Там же. С. 14. См., напр.: Принципы художественного перевода: статьи Ф. Д. Батюшкова, Н. Гумилева и К. Чуковского. 2-е изд., доп. Пб.: Государственное издательство, 1920. 60 с.

[7] Подробнее см.: Яснов М. «”Хранитель чужого наследства…” Заметки о ленинградской (петербургской) школе художественного перевода»; Эткинд Е. Г. Победа духа // Байрон Дж. Г. Дон-Жуан / Пер. Т.Г. Гнедич. СПб.: Издательский дом «Петрополис», 2011. С. 25–36.

[8] См. также посвященные проблеме школы перевода статьи московских исследователей: Хухуни Г. Т., Осипова А. А. Понятие «школа» в истории отечественного перевода // Новации и традиция русской школы перевода / Сост., науч. ред. Н. И. Рейнгольд. М.: РГГУ, 2021. С. 17–38; Шубин В. В. Отечественная школа перевода: русская и/или советская? // Новации и традиция русской школы перевода / Сост., науч. ред. Н. И. Рейнгольд. М.: РГГУ, 2021. С. 39–107.

[9] Впрочем, в некоторых томах представлены два переводчика, например, В. Е. Шор и И. Я. Шафаренко, которых объединяли как семейные, так и творческие связи, или В. К. Шилейко и И. М. Дьяконов, поскольку второй был учеником и последователем первого. Е. Г. Эткинду, напротив, посвящены два тома серии, включившие его многочисленные труды по истории и теории перевода.

[10] Подробнее см.: Демидова О. Татьяна Гнедич: живая легенда // Байрон Дж. Г. Дон Жуан / Пер. Т. Г. Гнедич. СПб.: Издательский дом «Петрополис», 2011. С. 6.

[11] Э. Л. Линецкой (2011), Т. Г. Гнедич (2011), Ю. Д. Левина (2013), М. А. Донского (2013), А. Л. Косс (2015), Ф. Сологуба (2015), В. Е. Шора / И. Я. Шафаренко (2015), Г. Е. Бена (2015), В. К. Шилейко / И. М. Дьяконова (2017), М. А. Шерешевской (2018), два тома Е. Г. Эткинда (2018), Л. М. Цывьяна (2018), М. Д. Яснова (2022).

[12] Н. С. Гумилева, М. А. Кузмина, С. В. Петрова, В. Стенича, С. Л. Сухарева.

В заставке использована картина Луиджи Премацци «Особняк барона А. Л. Штиглица. Библиотека», 1870. Эрмитаж, Санкт-Петербург