Элементы и системы наследуемого хозяйства; экономический вектор модальности; сфера социальных отношений; институированная форма сохранения наследства. Наиболее устойчивую традицию сохранило «право естественное»; эта позиция сформулирована героем толстовского «Холстомера» (1863–1885): «Тот, кто про наибольшее число вещей говорит моё, тот считается у них счастливейшим». Автор новеллы, комментатор и переводчик Нового завета, буквально трактует заповедь о раздаче имущества нищим. Голосом «естественного существа», которое выражает у Толстого точку зрения здравого смысла (в иных текстах эта роль отдана ребенку и мужику), писатель, собственник и отрицатель всякой С., включая литературную, разрушает те представления об имущественном праве, на которых стоял весь XVIII и добрая половина XIX в. Эмоции «кающегося дворянина» совпали здесь с сакральным оправданием всеобщей нищеты, так что в сентенции старой лошади почти цитируются народнические тезисы и программы революционеров-демократов, призывающие к отмене частной владения во имя торжества общего блага.

Внешне законное недоумение лошади имеет своим источником «естественнические» представления Руссо, в соответствии с которыми законы общества осмыслялись по аналогии с законами природы, а право частной С. трактовалось как право естественное. Однако выводы, которые сделала из этого общественная практика Европы, оказались в разительном противоречии с первоисточником. С одной стороны, опыт Великой Французской революции, которая возвела насилие в естественный принцип, а принуждение – в закон природы; эксплуатация буржуа пролетариями на этом фоне стала выглядеть торжеством высшей справедливости. С другой – русские философы, ясно видевшие античеловеческий характер этих процессов, приведших к диктатуре, рассмотрели во внешне привлекательном лозунге «братство, равенство, свобода» угрозу подлинной свободе и призвали к различению природы и социального существования. В рассуждениях И. Пнина «естественный человек» движим в своих действиях по обладанию самым необходимым нуждой, а гражданин защищен от посяганий на свободы владения правом. В антитезе ‘нужды’ и ‘права’ найден принцип отличения животного от человека, стадного от социального. Для мыслителей XVIII в. С. есть гарантия свободы и основа социального статуса личности, это принцип личностного разнообразия и мире людей, которое всякая диктатура сводит к фантому обезличивающей справедливости. За словами «имение», «усадьба» и др. этого ряда стоят реальный дом, отчая земля, кровная земля и клановая память, «любовь к отеческим гробам» (А. Пушкин. «Два чувства»).

Отношение к наследному имуществу, к вещи – это еще и конкретная концепция личности. Люди, живущие в мире обобществленных, ничейных вещей, личностями не являются. Вещь может стать памятником, но она не может стать памятью: таковой является только культура в непрерывности ее наследования и приращения нового, ненаследственного. Русская мысль полагает, что сосредоточенная в доме отцов наследная память сохраняет преемство традиций, здесь пребывает Мнемозина. Любовь к памятным вещам есть и эрос культуры, но когда эти вещи утрачены, отняты, расхищены, разбиты и пропиты, тогда эрос культуры превращается в ненависть к ней, а Музы – в мстительных эриний. Ныне вещная память отечественного предания стала нового рода вещизмом – лихорадочным заполнением обитаемого пространства мертвыми беспамятными предметами, которые сопровождают нас не по праву благословенного наследия и избирательного сродства, а по слепой случайности отчужденного мира. Оскудение личности в присваивающем ее качества вещном окружении отражено литературой; чем меньше в герое личностного, тем плотнее предметный мир. Таков вещный мир В. Нарежного, Н. Гоголя (интерьеры Манилова, мебель Собакевича, шкатулки и мешочки Коробочки, рухлядь Ноздрева, свалка Плюшкина). Вместе с тем, русские писатели обретают особый вкус к пластике предметной выразительности, вещь любовно рассматривается, утверждается в своей человеческой ценности; вещь научилась говорить, вспоминать и печалиться о человеке, потому что в ней проснулась душа, вложенная безымянным мастером.

В вещном мире запечатлен человек прозаический. Вещи вещают о бытии, они онтологичны, как сказал бы М. Хайдеггер. Философия С. на русской почве стремится быть онтологией очеловеченной предметности. Эрос вещи в культуре принимает разные формы – от бескорыстно-эстетического любования до гедонистического аффекта обладания. Экстремальным выражением собственнического эгоизма является вещный коллекционизм. Собиратель-фанатик – не только раб вещей, он единоличный пожиратель предметности (реафаг), он обесчеловечивает собираемое, потому что скопленное в подвалах Скупого Рыцаря есть сиротский дом вещей: их никто не видит, они не включены в одушевляющий культурный диалог. Первый музей в России сложился из коллекций Петра I. Русская мысль занята гуманизацией вещной С.; когда в ней заговорит голосовая личная память, тогда онтология вещи станет мистикой человечности и философией овеществленного присутствия Хозяина бытия, а рядом – в статусе сотворческой синэргии с Ним – человек как сочувственник и мастер одухотворенных предметов, – так следует по мысли С. Булгакова и В. Эрна. При этом вера может быть понята как сублимат С. Лишь в единственном смысле свободное «я» готово признать себя не собственником только, но и С. – Божьей С. (персонология Бердяева отрицает и эту форму овнешнения «я»). Евангельская терминология, звучащая по-русски как ‘завет’, ‘договор’, ‘искупление’, пришла к переводчикам из среды делового партнерства, посредничества и обмена (см. полемику с трактовкой Библии как памятника «правового жизнепонимания» в магистерской диссертации архиеп. Сергия Страгородского). В ситуации «Завета» рождается в человеке его новая ипостась – «собственник духа» (Г. Шпет). Когда в русской классике появился внутренний герой и человек идеи, один из признаков, по которому он опознавался, был и такой: он действует в предметной пустоте и в прямом смысле не видит вещей. Так, Раскольников не замечает, что идет по мостовой и запинается об углы домов; его внутреннее зрение не нуждается в предметности.

Понятия авторского творчества и С. на текст сложились в России слишком поздно. Гонорар мог принять любую форму (каприз мецената, подачка временщика, единовременное пособие от царя – премия Никола I Гоголю за остроумное письмо к Жуковскому; неожиданно большая выручка от продажи книги – так, второй роман М. Загоскина «Рославлев» (1831) принес автору 40 тыс. руб.), кроме самого естественного – твердого заработка. Статус неакадемического философа-профессионала так и не утвердился в России. Специфический стыд за обнародованный текст породил громадную продукцию, подписанную псевдонимами, криптонимами, что открыло дополнительный простор мистификациям, подделкам и прямому плагиату. Авторское самосознание рождается в свободной полемике и диалоге лиц. Важной чертой русского национального авторства стал в его истории процесс отделения голоса от хора. Это наглядно сказалось в литературе: если трубадур Прованса заявляет о своем авторстве изобретенной им небывалой строфой, похитить которую безнаказанно было невозможно (она была знаком авторства), – то отечественный писатель, действуя порой по условиям «общинного» творчества, использует жанры коллективных изданий в качестве личной формы. Так, история русской журналистики знает тип единоличного журнала, целиком заполняемого одним автором («Адская почта» Ф. Эмина, 1769; «Дневник писателя» Достоевского, 1873–1881; «Свое слово» А. Козлова, 1888–1898). Для русской религиозной философии авторство на идею так и не стало проблемой. Термин «духовная С.» противоречит христианской установке на всеобщность Истины и мессианскому духу исканий наших мыслителей. Убеждение Н. Федорова в том, что человек в принципе не может претендовать на какую-либо С. и менее всего – на С. духовную, пришлась по душе Ф. Достоевскому, Л. Толстому, П. Флоренскому, С. Булгакову и далее – до М. Бахтина.

Природа творческой личности заново осмысляется в персонализме, в социологии и теории ролей; новые трактовки получает и «единственный и его собственность», по названию нашумевшего трактата младогегельянца М. Штирнера (1856; рус. пер.: М., 1906); философская периодика затевает споры о государственном, национальном и политическом эросе в связи с чувством патриотизма и чувством собственника (см. диалог П. Струве и Е. Трубецкого в «Русской мысли», 1917. Отд. XII. С. 74–104). Корень духовной С. – в ее неотторгаемости от личности; духовная С. является реабилитацией присутствия «я» в мире. Это – предикат личности, ее исповедание человечности, способ включения в исторический ряд, след поступка. Духовная С. знаменует автограф и личную поименованность в ономастиконе бытия и святцах памяти, она есть «я»-поступок, вошедший неустранимым элементом в сложный узор поступков многих людей, который и составляет многоразличную историчность ноосферы. Серебряный век был убежден, что человечество авторов и духовных собственников – это человечество личностей, собор человеков-артистов и человеков–зиждителей. В этом смысле оно – самое бескорыстное человечество, потому что в нем царит закон неисчерпанных возможностей духовного обмена, идейного выбора, импровизации и эксперимента.

 

Тексты

Булгаков С. Н. Философия хозяйства, 1912; История экономической мысли. Основные мотивы философии хозяйства в платонизме и раннем христианстве. Понимание в христианстве вопроса о собственности, 1916; Иван Посошков, 1918; Десницкий С. Е. Слово о прямом и ближайшем способе к научению юриспруденции. О натуральной юриспруденции, 1768; Юридическое рассуждение о разных понятиях, какие имеют народы о собственности имения в различных состояниях общежительства, 1781; Козельский Я. П. Философические предложения. Философия нравоучительная, 1768; Куницын А. П. Право естественное, 1818–1820; Новиков Н. И. О главных причинах, относящихся к приращению художеств и наук, 1781; Третьяков И. А. Рассуждение о причинах изобилия и медлительного обогащения государств как у древних, так и нынешних народов, 1772; Пнин И. П. Опыт о просвещении относительно к России, 1804; Поленов А. Я. О крепостном состоянии крестьян в России, 1776; Соловьев В. С. Оправдание Добра, 1894; Страгородский Сергий. Православное учение о спасении, 1895 <Казань, 1898; М., 1991>); Эрн В. Ф. Христианское отношение к собственности, 1905;. Фонвизин Д. И. Рассуждение о непременных государственных законах, 1780–1783; Шпет Г. Г. Сознание и его собственник, 1916.

 

Исследования

Алексеев Н. Н. Собственность и социализм. Опыт обоснования социально-экономической программы евразийства. Париж, 1928; Бердяев Н. А. Государство и собственность во время войны // Биржевые Ведомости, 1916. 17 октября. № 15863; Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии (Письмо 12 – О хозяйстве), 1918–1923 // Бердяев Н. А. Собр. соч. Париж. 1990. Т. 4. С. 534–555; Вернадский Г. В. Очерк истории права Российского государства 18–19 в. (Период Империи). Прага, 1924; Замошкин Ю. А. Частная жизнь, частный интерес, частная собственность // Вопросы философии, 1991. № 1, 2; Ильин И. А. Путь духовного обновления, 1962 (Гл. 10 – О частной собственности). Мюнхен, 1983. С. 46–52; Кистяковский Б. А. Государство и личность, 1906–1916 // Кистяковский Б. А. Социальные науки и право. М., 1916. С. 552–594; Лавров П. Л. Очерки вопросов практической философии, 1859 // П. Л. Лавров. Соч.: В 2 т. М., 1965. Т. 1; Новгородцев П. И. Право на достойное человеческое существование, 1905 // П. И. Новгородцев, И. А. Покровский. О праве на существование. СПб., 1911; Огарев Н. П. Государственная собственность, 1862 // Н. П. Огарев. Избр. соц.-полит. произведения: В 2-х т. М., 1952. Т. 1; Розенберг В. А. Научная собственность // Записки Русского Научного института. Белград, 1932. Вып. 9. С. 247–273; Русская философия собственности. XVIII–XX в. Антология / Сост., комм. К. Г. Исупов, И. А. Савкин. СПб., 1993; Степун Ф. А. Мысли о России (Национально-религиозные основы большевизма: пейзаж, крестьянская философия, интеллигенция) // Современные записки. Париж, 1927. Т. 32. С. 279–290; Струве П. Б. Россия, 1920 // Русская мысль. Прага, 1922. № 3. С. 108–115; Отечество и собственность, 1923 // Русская мысль. Берлин, 1923. № 3/4. С. 273–275; Тендряков Вл. Метаморфозы собственности // Звезда, 1990. № 3, 4; Федоров Н. Ф. Философия Общего дела (ч. 4. – В чем наша задача), 1870 – до нач. 1880 // Н. Ф. Федоров. Соч.: В 4 т. М., 1995. Т. 1. С. 228–308; Франк С. Л. Собственность и социализм // Евразийский временник. Париж, 1925. Кн. 4. С. 62–84; Чичерин Б. Н. Собственность и государство: В 2 частях. М., 1882. Ч. 1.

 

© Константин Исупов, 2020
© НП «Русская культура», 2020