Вечная жизнь. Новый взгляд?..

Автор книги «Вечная жизнь. Новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки» Джон Шелби Спонг[1] представлен нам в серии «Интеллектуалы ХХI века о главных жизненных смыслах». Бывший епископ Епископальной церкви, затем университетский преподаватель известен призывами к коренному переосмыслению веры с отходом от прежних доктрин. В своем взволнованном и ярком труде «Вечная жизнь» он утверждает: идея существования внешнего божества, которое наблюдает за нами и после нашей смерти «позовет нас домой», посетившая человека тысячелетия назад, ныне себя изжила. Она требует современного, более глубокого понимания Бога. Спонг полагает, что обрел это новое, истинное понимание и предлагает его всем ищущим. Книга глубоко личная, пути раскрытия глубинного смысла Вечности мыслитель выводит из событий, наблюдений и размышлений собственной жизни.

Происхождение религии Спонг связывает с происхождением самосознания – впервые за всю историю Жизни оно возникло именно у человека и привело к осознанию конечности бытия и страху смерти – «экзистенциальной тревожности». Религия, по его мнению, возникла в попытках избыть этот страх в надежде на вечную жизнь. В своем труде, соединяющем науку, публицистику и художественное повествование, автор ссылается при этом на личный опыт: в возрасте пяти лет он утратил одного за другим сперва деда, потом отца, и это чрезвычайно травмировало ребенка. Тут мне кажется принципиальным заметить: вовсе не все дети трагически воспринимают смерть. Мне приходилось много лет назад на похоронах своей одноклассницы наблюдать ее шестилетнего сынишку, и меня поразило тогда, насколько ребенок далек от понимания смерти. Мальчик был оживлен, оглядывал собравшихся с заметной гордостью за красивую (умело загримированную) маму, ради которой собралось так много гостей, и все смотрели на нее и говорили о ней самые хорошие слова. Ребенок явно не хотел знать, что лишается матери навсегда, и похороны воспринимал лишь как эпизод ее жизни. Больше того, мальчик знал, что его мама не умрет никогда! Человеку так естественно отрицать смерть, не смиряться с небытием! Ребенок, беспечальный у гроба матери, вовсе не исключение: нам даровано чувство бессмертия как естественное мироощущение, а идея конечности бытия тревожит, вероятно, лишь к концу жизни. Примеров множество. Иван Алексеевич Бунин, посетивший в 1916 году Помпеи, остался равнодушен к облику смерти, написав в сонете «Помпеи»:

Была весна. Как мед в незримых сотах,
я в сердце жадно, радостно копил
Избыток сил – и только жизнь любил.

Популярный некогда психолог Игорь Кон в своей лекции, помню, ратовал за то, чтобы детям объясняли: отпущенный срок жизни не бесконечен, надо рассчитать свое время, чтобы успеть исполнить задуманное. Я эту лекцию 60-х годов прошлого века запомнила потому, что она вызвала мое горячее возмущение: убеждена, что как раз врожденное чувство бесконечности бытия позволяет жить и творить в полную меру…

Травма смерти, безусловно, играет большую роль в создании человеком религии с ее обещанием жизни бесконечной. Однако все-таки, видимо, не страх смерти является решающей причиной обращения к Всевышнему – Отцу. Недавно по ТВ «Культура» показали в документальном фильме малые народы Сибири, сохранившие архаичные обычаи и религию. Они своих мертвецов мумифицируют и верят, что те продолжают жить среди них. Правнук вставил перед камерой папиросу в зубы мумии своего прадеда с ласковыми словами: «Пусть он покурит». «Он и сейчас нас любит», – добавила правнучка. Древние люди эпохи охоты и собирательства поклонялись предкам, которых почитали как богов, так что первобытная религия возникла, очевидно, раньше осознания феномена смерти как небытия. Конечно, ничто человеческое было нашим предкам не чуждо, и смерть близкого человека вызывала печаль, но уход не означал для них конца существования. Детство человечества, вот как ребенок на похоронах, не знало о невозвратности, воспринимая смерть как переход в иную стадию существования. Смерть не воспринималась как небытие, окончательность и бесповоротность, чему порукой разнообразные превращения вокруг: семени в росток, ростка в зрелое растение, а затем вновь семена… круговорот жизни…

Итак, заключаю: религия возникла не из страха смерти, но прежде всего из попытки понять, откуда все взялось? Кто создал мир? Человек знает: для того чтобы возникло нечто – предмет ли, существо, песня, – нужно, чтобы кто-то это создал. Поиски Создателя – вот в чем секрет религии. Поиски первопричины.

Инстинкт самосохранения, присущий всему живому, несомненно, сыграл огромную роль в осознании Бога как Отца и хранителя. Но как возник сам этот инстинкт? Как из неживой материи возникла живая? Почему она «захотела» жить?.. Ответ приходится искать в том самом «внешнем создателе», которого отрицает Джон Спонг. Он не видит Бога как персону. Яркий полемист, Спонг пишет, будто Галилей сделал Бога бездомным, а «Ньютону было суждено лишить Бога работы». Словно бы открытие устройства бесконечной Вселенной и ее законов, в чем преуспело человечество особенно за последние сто лет, опровергают существование Творца. Позволю себе не согласиться: если я знаю, как устроена Вселенная и каковы ее законы, это вовсе не говорит мне, почему, и совсем не означает, что все это возникло само по себе. Почему и зачем произошел Большой взрыв, создав Вселенную? Допустим, действует не внешняя персонифицированная сущность, а законы самой природы – это ничего не меняет! Не отменяет вопросов, а лишь множит их и усложняет: кто «запустил» материю и наделил ее открытыми нами сложнейшими и стройными законами? С какой целью? Альберт Эйнштейн писал: «Каждый, кто с головой погружался в науку, убеждался в том, что законы природы подтверждают существование духа, который безмерно превосходит человека и перед лицом которого мы с нашими скромными возможностями должны смириться». В этом же духе высказываются современные ученые, создатели квантовой физики. «А это кто заказывал?!» – воскликнул шутливо один современный выдающийся физик при открытии новой частицы…

Все живое – люди искони знают по опыту – действует с какой-то целью. Вот паучок, стоит открыть кран воды в ванной, шустро побежит по ее краю, убегая: и у этой букашки есть цель – выжить. Спонг приводит этот пример, говоря о стремлении всего живого жить. Но кто и для чего вложил в него это стремление? Каким образом из неживой материи возникла живая? Кто вложил в материю стремление к самосохранению и воспроизводству? Вот сегодняшняя злоба: ковид, вирус, который меньше, чем клетка. Он стремится распространиться, используя для самовоспроизводства генетический код – сложнейшую конструкцию! Но ведь не эта капля нуклеиновой кислоты изобрела свой сложнейший механизм воспроизводства! Это сделала внешняя по отношению к ней сила. Кто создал человека, наконец? Непостижимыми остаются не только инстинкты, самое поразительное – возникновение сознания. Да, мы открыли нейронную сеть мозга с ее сложнейшими операциями, но ведь нейроны – материя. Как из материи рождается дух? Как и кто вложил в нее сознание? И, наконец, – самосознание, свойственное из всего живого только человеку. И только человек способен на кардинальное вопрошание о Создателе.

Итак, потребность в Боге как высшем разуме возникает прежде всего из потребности найти первопричину сущего. Человечество исходит из веры в высший разум. Христианство находит его в тройственном единстве Бога Отца, Сына и Святого Духа. Сын – воплотившийся совершенный человек, дает нам возможность отождествлять себя с Ним, стремиться к Нему и находить себя в Нем.

Джон Спонг взволнованно и ярко доказывает: события смерти на кресте и воскресения Христа нужно трактовать символически, именно так, он убежден, их и описывают евангелисты. Иисус – совершенный человек, проживавший жизнь во всей ее полноте; он не сверхреальное существо, а достигший высот человек, который перешел от самосознания к вселенскому сознанию и стал един с Богом. К этому должны все мы стремиться… Версия Спонга о новом бессмертии как соединении со вселенским сознанием и тем самым соединении с Богом, сущим внутри нас самих, внутри Человечества – эта горячая вера убедительна в том смысле, что зовет к высшему осознанию таинства Жизни и постижению Бога. В этом аспекте вера во вселенское сознание как жизнь вечную в качестве частицы Бога спасает нас от той самой «экзистенциальной тревожности», от страха смерти, которую автор считает первопричиной создания религии. Он пишет:

«…путь в вечность – принять смерть как естественный исход и углубиться в жизнь настолько, чтобы превзойти все пределы и войти в безвременье и Бога. Таким образом, человеческое стремление к жизни после смерти ни в коем случае не основано на утверждении, будто моя или чья-либо еще жизнь бессмертна; его основа – новое понимание, что жизнь человека, наделенного самосознанием, делит Вечность с Богом, /…/ связанный не собственной смертностью, а Божией вечностью»[2].

А вот Державин, строфа из большой Оды «Бог»:

А я перед тобой – ничто.
Ничто! – Но ты во мне сияешь
Величеством твоих доброт;
Во мне себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.

Однако тайна создания мира остается, вопрошание не удовлетворено, душевным совершенством оно отнюдь не снимается. Не говоря о том, что единство с мирозданием, открытое людьми, вероятно, задолго до новейшей истории, не спасает от осознания личной конечности, неизбежного исчезновения отдельного Я, осознающего себя как самостоящую личность. Вспомним Федора Тютчева, его стихотворение 1835 года:

Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул –
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальный гул…
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном…
Час тоски невыразимой!..
Все во мне, и я во всем!..
Сумрак тихий, сумрак сонный,
Лейся в глубь моей души,
Тихий, темный, благовонный,
Все залей и утиши.
Чувства мглой самозабвенья
Переполни через край!..
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай!

Вот оно, ощущение единства с миром! Но при этом покой мыслится не как уничтожение, но как соединение со Вселенной… Разумеется, можно вспомнить сходные мотивы у многих поэтов. Так что поэзия предвкушала уже давно негу слияния со всем сущим как высшее и окончательное блаженство, подводящее итог жизни и, если угодно, как жизнь вечную…

Я б хотел навеки так заснуть,
Чтоб в груди дышали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь…

Право, Лермонтов, кажется, вовсе не испытывал этого поставленного во главу угла страха смерти, ушел в вечность в свои 26… оставшись живым для нас. «Нет, весь я не умру!». Какая высокая, благородная идея – постижение Бога через расширение сознания, обретение внутреннего совершенства, осознание себя как частицы Бога…

По ТВ «Культура» слушала Шестую Патетическую симфонию Чайковского в интерпретации Владимира Спивакова и Российского Национального симфонического оркестра. Гениальная, божественная музыка, и как явно в этот момент дирижер вслед за Чайковским вопрошал Бога! Весь его облик, глубокое волнение говорили об общении с высшими силами. Приобщились ли мы, слушатели, в этот миг постижения к сути бытия? Думаю, да. Как и Чайковский, и всякий великий композитор, и поэт от начала времен, и художник, охватывающий мир в своем творчестве во всей полноте. Но разве это лишало их веры в Творца как внешнюю по отношению к человеку высшую силу? Веру в Сущего! Снимало трагедию бытия?.. Автор «Новой версии» полагает: лично он трагедию преодолел: «Воспринимать Бога я начал совершенно по-другому: как часть вселенского сознания, к которому отношусь и я сам»[3]. Спонг уверен: трагедия снимается любовью, которая позволяет соединиться с Богом как со всем сущим. Это в высшей степени верно. Хотя не таится ли здесь опасности перейти от постижения Бога к стремлению стать вровень с Ним? В стихотворении «Посвящение», вызвавшем в свое время в обществе бурю возмущения, Зинаида Гиппиус утверждала:

Беспощадна моя дорога,
Она меня к смерти ведет.
Но люблю я себя, как Бога, –
Любовь мою душу спасет.

Можно рассматривать это громкое, дерзкое заявление как вызов высшего себялюбия, но можно трактовать эту строку так: люблю себя как частицу Бога. Но если не так? Если себя почитать Богом? О таком смертоносном поползновении много рассуждал в начале прошлого века Николай Бердяев, который обличал претензии современных ему «бесов» в духе Достоевского: они дерзали не сравняться с богочеловеком, а стать человекобогами, подменить богочеловека смертными и грешными, совершив губительную профанацию… Да, собственно, ведь и Библия предостерегает от того же – в притчах о Вавилонской башне, и еще раньше, в начале времен: в запрете на вкушение с Древа Познания Добра и Зла. Не подменять Бога человеком. Соединиться с Творцом, но не сравняться с Ним…

Итак, Спонг утверждает, что путь к Богу лежит через самосовершенствование. Это бесспорно. «Религия, признав реальность смерти, должна призвать нас выражать человечность столь искренне и пылко, что в этом мы превзойдем даже саму смерть»[4]. Осознать себя как часть Вселенной, частицу Бога… Поэты давно пришли к этому. Иван Алексеевич Бунин в стихотворении «Памяти друга» пишет:

Как эта скорбь и жажда – быть вселенной,
Полями, морем, небом – мне близка!

Решусь спросить: дает ли это приобщение к миру шанс на жизнь после смерти?

Твое созданье я, создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ податель,
Душа души моей и царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! в бессмертие твое.
(Г. Державин. 1780–1784)

Примечания

[1] John Shelby Spong. Eternal Life: A New Vision. Москва. «Эксмо» 2019.

Джон Шелби Спонг (род. в 1931 г., США) – епископ (в отставке) Епископальной церкви, богослов, автор резонансных книг о Библии и христианстве.

[2] Спонг Джон Шелби. Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки. Пер. Ульяны Сапциной. М.: Эксмо, 2019. С. 208. (Слово «безвременье» уместнее перевести в этом контексте как надвременье и далее «безвременное» как надвременное).

[3] Там же. С. 209.

[4] Там же. С. 230.