Листая томик Анны Ахматовой, в разделе «Из неоконченного» задержался на одинокой строке:
Как жизнь забывчива, как памятлива смерть.
Почему ж – из неоконченного? Удивительно цельное произведение – блестящий моностих! Из примечания к нему легко уяснить, когда и чем он вызван к жизни, как и понять, какими узами сей стих-отшельник связан с ахматовским «Венком мёртвым», а именно – с четверостишием:
И сердце то уже не отзовётся
На голос мой, ликуя и скорбя.
Всё кончено… И песнь моя несётся
В пустую ночь, где больше нет тебя.
Стихи эти посвящены Н. Н. Пунину. Однако вовсе не затем, чтобы назвать адресата четверостишия, напомнил о «Венке мёртвым». Примите сказанное за присказку. Ну, а сказка?.. Давным-давно, в 1970-м, впервые услышал стихотворение «Вторая встреча с Ахматовой». Причем услышал в авторском исполнении. Славко Словенов[1] как бы заклинал стихами, да столь проникновенно, что они тотчас и намертво врезались в память. Когда поближе с ним познакомился, спросил:
– Какова ж была первая встреча?
Потупил поэт очи долу, помолчал, а потом поведал, как ездил в Комарово показать Анне Андреевне свою заветную тетрадку со стихами. Признаться, я мало что из его рассказа запомнил. Да и не удивительно! Одно дело для студента – стихи с их таинственной властью «врезаться в память», и совсем другое – «проза жизни», связанная со стихами. Достодолжный смысл и цену она обрела значительно позже. Вот тогда и попросил у Славка подробностей «первой встречи».
Запомнилось ему: распятие на стене, огромный стол посреди комнаты, массивное кресло и грузная старуха, царственно на нём восседавшая. Картина хорошо известная, можно сказать, давно уже ставшая канонической. Однако на сей раз она, как икона к празднику, была с любовью и щедро украшена: повсюду, где только можно, висели и лежали пушистые и пахучие ветки вереска. Чертог благоухал!
Анна Андреевна усадила гостя на диван, любезно предложив полистать английскую поэтическую антологию, – подарок учёных мужей из Оксфорда. Сама же углубилась в рукопись. Ну, а её автор? Он, конечно же, из приличия просматривал заморскую книгу. Языка её он не знал, оттого ещё больше страдал и томился.
– Серьёзная работа! – вынесла свой вердикт «царица» и спросила: – Вы приехали за рекомендацией?
– Вовсе нет!
– Ко мне многие приезжали и многим я её давала. Бесполезная затея – никакого эффекта!
Аудиенция длилась около двух часов, но, по словам Славка, ничего больше из разговора с Ахматовой он не вынес – как жизнь забывчива!
– Правда, – добавил он, – ещё одна фраза запала в душу, хотя убей не помню, по какому поводу она была сказана: «Поэт всегда прав!».
На прощание «царица» величественно протянула гостю руку, как он после догадался, «для целования». А тогда юный поэт, «с перепугу», лишь схватил её обеими руками и долго тряс. Анну Андреевну, видимо, тронуло это благоговейное волнение, и она обронила:
– Приезжайте, голубчик, ко мне почаще!
Голубчик же, выйдя с пересохшим горлом, прытью кинулся к станционному пивному ларьку. Залпом выпил кружку, поуспокоился и даже развлёкся весёлой сценкой. К пивнушке подошёл матёрый козёл – местная достопримечательность! – и, жалобно блея, «попросил пивка». Мужички с радостью угостили животину, а затем, раскурив беломорину, вставили её меж козлиных губ. Так и спаялось у Славка в памяти: монументальная старица, пахучий вереск, и блаженно попыхивающий папиросой комаровский козёл. Грустнейший анекдот! Что же до «Второй встречи», то стихи, признаться, не без странностей. Например, что это за вера «на счетах похоронных квитанций»? И вопрос о тяжести креста тоже, как говаривал один гоголевский герой, «как-то того!». А синтаксические излишества? Да мало ли ещё какие «огрехи» можно узреть «учёным глазом»! Ну, а сердцем? То есть – «оком души»? Тут, господа, я умолкаю и предоставляю слово поэту, который, как теперь нам известно, всегда прав.
Славко Словенов
Вторая встреча с Ахматовой
Вот и всё, что Вам причитается:
крест. Да холмик сырой земли…
Не тяжёл ли крест? Не шатается ль?..
Что молчите в своей дали?
Что ж ни слова к нам не доносится
из горбатых Ваших хором?
Первый ком Вам – над переносицей! –
в крышку гроба! Как первый гром…
Вы при жизни – любили вереск,
Больше жизни – любили петь:
слов заветных святую ересь
Вы растили – чтоб умереть,
чтоб отмучиться, отметаться
в мёртвом мире живучей лжи…
На счетах похоронных квитанций –
Ваша страшная вера: жить!
Что ж, живите… О крышку гроба
бьют усердно землёй: враги! –
приняла Вас в свою утробу
Мать-земля, чтоб родить других…
…Ночью небо над Вами усеяно
голубыми словами поэм…
Спите. Спите, Анна Андреевна.
Я приеду к Вам… Насовсем.
1966
Примечания
[1] Славко Словенов (1935–2016) – петербургский поэт и переводчик рубайата Омара Хайама.
© Г. Куликов, 2020
© НП «Русская культура», 2020
