Вблизи Невьянска под Екатеринбургом раскинулось большое старинное село Шайдурово, богатое фольклором. Невысокие горы, река Аятка, озеро и болотца – типичный уральский пейзаж. В этом селе до революции 1917 года начинал работать учителем Павел Петрович Бажов. Проработал он здесь недолго, но для человека высочайшей чуткости к народному слову, сюжету, образу – достаточно. Легенды, были и предания этих мест пригодились создателю знаменитых уральских сказов.
Собирая в Шайдурове произведения устного народного творчества в 1990-е годы, я записала поэтичную легенду о девушке из колодца. Легенда эта приводит на память сказ Бажова «Синюшкин колодец»; возможно, сюжет навеяло писателю шайдуровское предание о таинственной деве из иного мира, манящей и губительной.
Легенда записана мною от жительницы села Марии Николаевны Суслопаровой, ныне покойной; даю текст в минимальной обработке.
***
Говаривала моя бабушка: что на роду написано – не обойти, не задарить. Было это с родной её бабкой. В семье родился сынок, и так все ему были рады: до того рождались только дочери, шесть дочерей.
Сравнялось Ванюше три годка. Сидит как-то мать с ним на завалинке, любуется, как сынок играет, и вдруг неведомо откуда появилась старая-престарая старуха.
– Посижу-ка я у вас на завалинке, может, хозяйка кваском напоит. Издалека я иду, ходила молиться за себя и за добрых людей.
Мать вынесла квасу и хлеба краюху. Старуха съела. Поглядела на Ванюшу и говорит:
– Малец хорош больно!
– Последний. Надёжа наша, поилец-кормилец.
– Ох, не едать тебе хлеба-то его…
– Как это?!
– Не убережешь ты его, милая. Умрет он в расцвете лет. И смерть к нему придет от воды. Возьмет его вода в день рождения.
Сказала – и вмиг не стало старушки. Только кувшин, из которого она квас пила, на завалинке остался.
Вечером собралась за столом вся семья. Рассказала мать, что поведала ей вещунья. Отец тут же вышел и повесил на колодце во дворе крепкий замок, а ключ к себе в карман положил.
…Время шло. Иванушке подходило уже шестнадцать. Рос он красивый да статный. Кудри русые до плеч, глаза темно-синие, что глубокий омут; только вот лицо белое да прозрачное, без румянца. И часто задумывается парень: делает что-нибудь – вдруг остановится и вдаль глядит, улыбается невесть чему. Окликни его – вздрогнет, будто проснется. На реку без отца никогда не отпускали его. Ну а воду из колодца он все же потом таскал – не без работы же сидеть молодцу.
Вот за три дня до его дня рождения сидит мать у окна, прядет. Вдруг откуда ни возьмись – старушка старая-престарая пить просит. Подала ей мать напиться, а та и говорит:
– Забыла ты, матушка, какое горе тебя ждет? До него уже три денька остается.
Сказала – и исчезла, как растаяла. Дрожь охватила бедную мать. Узнала она ту вещую старуху. Но Иванушка-то – вон он, жив-здоров, с сестрами во дворе на качелях качается.
В день своего рождения вечером Иван, как всегда, воду носил из колодца. Выкачнет ведро воды – и смотрит в колодец как зачарованный, глаз отвести не может. Вот над колодцем наклонился, весь туда так и подался. Отец мигом подлетел:
– Что ты там, Иванушка, увидел?
– Показалось мне, тятя, будто кто меня зовет… Девичье лицо будто оттуда мне смеется.
Отец тут же замок тяжелый на колодец навесил. Никуда Ивана из дому не отпускает; хоть и день его рожденья, а на вечорку не пустили его. Ну, за ужином-то дома порадовались на именинника всей семьёй, разговорились. Отец про женитьбу Иванушкину заговорил – про невесту думать парню пора!
– Нет, тятя, в деревне нашей ни одна мне не глянется.
– Ну так с дальней привезем невесту! Или у тебя на примете есть кто?
Вспыхнул Иванушка, зарделся как маков цвет.
– Зовет меня… зовет красота несказанная… нездешняя…
Нахмурился отец:
– Будет сказки-то баять! Что за такая нездешняя? Найдем девку здоровую, белую да румяную. Женишься – всю тоску как рукой снимет.
Вздохнул Ванюша, ничего не ответил.
Вот стали спать укладываться. Ваня вышел до ветру – и вот нет и нет его. Отец вышел во двор, смотрит: лежит Ванюша на колодце вниз лицом. Подбежал, хвать его — а он мёртвый…
Врача позвали. Тот сказал: остановка сердца. Мать пять дней не давала Ванюшу хоронить, лежал он как живой, даже будто тёплый. Вся деревня плакала по нём.
Осталась как-то мать одна после похорон, видит: стоит в дверях та самая старушка. Говорит:
– Не плачь! Душу его давно уже там ждали. Он там нужен. Ты им его родила и воспитала, а теперь довольствуйся своими дочерями. А за труды возьми вот это – и подает что-то в тряпице. Тряпицу развернули – и вмиг осветило избу будто полымем. Мать закричала: «Горим!». В тот же миг старуха исчезла, а на столе осталась золотая лента – целый метр золота. Мать с горя ума лишилась и к године смерти Иванушки умерла. Отец доживал свои дни с младшей дочерью. Жили они с тех пор богато.
…Бабушка моя Кристина Семеновна рассказала всё это так, что мать ее и была той самой младшей дочерью, с которой доживал свои дни отец Ванюши.
***
Помним, в «Синюшкином колодце» Бажова паренек Илья, встретивший Синюшку в образе старой-престарой старушки, а потом и в образе молодой красавицы, «жениться никак не может. Все та девчонка из памяти не выходит. Сна-покою из-за этого решился. /…/ Маялся-маялся так-то и надумал: “Лучше в тот колодец нырнуть, чем такую муку переносить”».
Колодец в народных поверьях – ворота в иномирье, через них сообщаются тот и этот свет. Образ Девы-хранительницы драгоценных камней и золота – типичная уральская ипостась таинственных природных сил. Хранительница эта – и старая, и молодая то попеременно, а то и одновременно: ведь в иномирье времени нет, там Вечность; Синюшка у Бажова, которая одаривает героя золотом и драгоценными каменьями, – всегда старая и всегда молодая. Однако общение с потусторонними силами опасно для смертного человека. Потому-то Илья, общавшийся с Синюшкой, не зажился на свете, как ушел в мир иной и Ванюша из нашей легенды.
Надо сказать, в селе Шайдурово, где записана приведенная здесь легенда, жили вплоть до революции старатели – добывали золото кустарным способом; мотив золотых слитков был весьма актуален.
Впрочем, мотив одаривания высшими силами достойных людей известен в мировом фольклоре с незапамятных времен. Так, например, в средневековой немецкой легенде Дева Весны одаривает достойного паренька, поднявшегося раным-рано для встречи праздника весны, драгоценной лилией из золота и драгоценных камней; подарок этот обеспечил безбедную жизнь не только парню, но и его потомкам[1]. Примеры можно было бы длить и длить…
Прослеживается более отдаленно в нашей легенде «Дева из колодца» и мотив подводного царства… В «Синюшкином колодце» Бажова по сравнению с приведенной легендой усилен социальный мотив и, главное, введен реальный персонаж – девушка, на которой-таки женится Илья. Жена его как две капли воды похожа на Синюшку. Это её земная ипостась, что роднит этот «двойной» образ со многими другими у Бажова – и у Гофмана. Жена парня, тоскующего по неземному, – вылитая Синюшка – умерла вскоре после женитьбы: не для этого мира она (хотя Бажов, как обычно, вводит социальный элемент: туберкулез от тяжелой горной работы).
Образ таинственной прекрасной Девы-чародейки разработан писателем-фольклористом во многих его прославленных сказах вослед мировому фольклору и великим сказочникам, особенно – Эрнсту Теодору Гофману (о чем речь пойдет в следующих аналитических очерках о сказах Бажова). В сказах русского народа находим сплав сюжетов, мотивов и образов мирового фольклора…
Итак, колодец – вход в иномирье. Здесь возможны самые неожиданные и отдаленные во времени и пространстве параллели верований и представлений, начиная с Древнего Ирана и зороастризма, древнеарийского божества Митры. Возьмем для примера Тибет, ежегодную еще в ХХ веке церемонию в духовном центре тибетского буддизма Лхасе – спуск храбрецов с верхушки ступы возле Дворца Поталы. Читаем в трудах первого проникшего туда европейского ученого: «Три храбреца надевают кожаные передники и рукавицы и скатываются сверху вниз по верёвке на животе»[2]. Что это за путешествие с вершины святости в низины (в книге не поясняется)? Предполагаю: путешествие из мира верхнего – в нижний мир, вторжение в иномирье, подобное погружению в мир подземный или подводный. Это как если бы наш герой из уральской былички Ванюша спустился-таки на веревке в манящий его колодец!
Решусь на сопоставление русских народных воззрений на опасность контактов с потусторонним миром с обычаями тибетцев. По свидетельству того же исследователя Цыбикова, на приёме у Далай-Ламы в Лхасе приближающиеся к его трону посетители с поднесением необходимого ходака (подарка) должны затем немедленно ретироваться… бегом! Цыбиков этому обычаю дивится и с огорчением и даже упреком относит его к негостеприимству. Но я вижу здесь совсем иное: мифологические представления об опасности приближения к высшим силам. Не задерживайся, «высокое напряжение»! Этот мотив видим в сказах Бажова, в том же «Синюшкином колодце»: «Вот Илья и пошел серединой, меж взгорочков-то. Шел-шел, видит – на полянке окошко круглое, а в нем вода, как в ключе, только дна не видно. Илюха обрадовался воде, отпахнул рукой тенётку и хотел напиться. Тут у него голову и обнесло, – чуть в воду не сунулся и сразу спать захотел. “Вишь, – думает, – как притомило меня болото. Отдохнуть, видно, надо часок”. Хотел на ноги подняться, а не может».
Хозяйка Медной горы все время напоминает посетителям, что нельзя смертному человеку близко подходить и тем более надолго задерживаться в «том мире»… Вот по какой причине гонят палками благославляющихся у Далай-ламы, вокруг которого пространство – сакральное, чреватое тем самым высоким напряжением и гибелью для простых смертных. Значение обычая не бытовое, а ритуальное.
Колодец с его окном в водное – иное – пространство соотнесём и с похожим «окном в иномирье» – зеркалом. Зеркала активно ведут себя в пространстве различных культур, в мировой мифологии и следом в литературе. Гадания под Рождество о суженом на зеркало в русских деревнях, завешивание зеркал при покойниках и т. д. (Особая тема мне видится в зеркале-воде в мифе о Нарциссе… Он ведь тоже увидел в зеркале воды своего двойника! Не двойник ли из зазеркалья его утащил на дно? Но это требует отдельного подробного разговора.)
У Павла Петровича Бажова зеркала так и сверкают на страницах его сказов! Волшебны зеркала в «Хозяйке медной горы», в «Таюткином зеркальце». Волшебное зеркало русских сказок, в котором отражается весь мир, в сочетании с зазеркальем как оборотной стороной нашего мира являют образ Вселенной. Здесь мне хочется сопоставить наше русское зеркало – с ламаистской мандалой. Можно видеть прямое соответствие: во время призывания духов ламаистский прорицатель надевает на грудь круглое металлическое зеркало с мистическим знаком; затем он символически обозревает 3 верхних и 3 нижних мира, (делая наклоны и глядя вверх). «После этого обозрения миров чойчжон (дух) является во всеоружии знания: он ясно видит видимых и невидимых врагов, видит судьбу каждого человека, а также участь покойников, он предвидит и будущее»[3]. Это всевидящее око-зеркало сопоставим с зеркалом Хозяйки Медной горы из сказов и с её волшебной пуговкой, в которой отражается все происходящее в мире.
Прибавим сюда многочисленные мотивы огня в сказах Бажова (это помимо «Огневушки-поскакушки») и смело можем поставить проблему – отголоски древних культов огня в зороастризме и древних арийских культов в русском фольклоре.
Буддизм, ламаизм, зороастризм в мифах Урала?! Не странно ли? Что ж, мотивы зеркала как иномирья, древнейшие культы горы, культы огня – все это находит отражение в мифах Урала, который, по некоторым новейшим данным, мог быть одним из очагов зороастризма. Ведь еще ведется работа по осмыслению сенсационной находки на Южном Урале – древнейшего поселения бронзового века – городища Аркаим с элементами древнейших верований…
Примечания
[1] Сюжет приводится в книге Константина Иванова «Повседневный быт Средневековья» в главе «Деревенские праздники» (переиздание дореволюционного тома).
[2] Цыбиков Г. Избранные труды. Т. 1. Новосибирск: «Наука», 1981. С. 112. Гомгожап Цыбиков (1873–1930) – российский бурятский путешественник, востоковед, первым посетивший Лхасу. Профессор ряда университетов, автор около 30 научных трудов. Лауреат премии имени Н. Пржевальского и золотой медали «За блестящие результаты путешествия в Лхасу».
[3] Там же. С. 126.
В заставке использован рисунок реконструкции городища Аркаим
© О. Щербинина, 2020
© НП «Русская культура», 2020
