Окончание
Отец отцов и мать матерей…
Аменхотеп IV, известный как фараон-реформатор Эхнатон, отменив культ Амона-Ра, ввел новый культ бога Атона – воплощения солнечного диска. Вот вдохновенный Гимн Атону в авторстве самого Эхнатона:
«Создающий зачатие в женщинах, делающий семя в мужчинах! Дающий жить ребенку во чреве матери, успокаивающий его, чтобы он не плакал! Кормилица в утробе! Дающий дыхание, чтобы сохранить живым то, что создал. /…/ Когда птенец в яйце, он [уже] говорит в скорлупе. Ты даёшь ему дыхание внутрь его [яйца], чтобы он сохранил жизнь… / О, как многочисленно то, что ты делаешь, и то, что [является] тайным, единственный бог, [кроме] которого нет другого! Ты образовал землю по своему желанию, когда ты был один, с людьми, скотом и всеми животными, которые ходят по земле на своих ногах и которые подымаются вверх, летя на своих крыльях» («Рождение Хора»).
Сохранилось немало изображений Эхнатона в виде скульптур, фресок. Всюду обращает на себя внимание необычная конституция фараона – явно выраженная женственность его фигуры. Египтологи пишут: «Эхнатон имеет все признаки аристократического вырожденца – женоподобную фигуру, деформированный череп, чрезмерно тяжелую нижнюю челюсть, несоразмерно большую голову, отвисший одутловатый живот. Однако идентифицированные в 2010 году останки Эхнатона не содержат указанных деформаций». Пишут даже, будто у фараона к 30 годам атрофировались половые органы, и прочие ужасы про его якобы уродства.
Вырождение? Решительно возражаю! Самое известное изображение фараона-реформатора: он в ритуальной позе контакта с богом Атоном – лучи солнечного диска касаются фараона и дают ему блага, которые фараон распределяет всему сущему. Это изображение-икона по своей сути ритуально, условно. И в этой условности умышленно изображается ритуальная андрогинность фараона. Его женственные бедра и грудь, пышные ляжки и чрево соответствуют древним представлениям об андрогинности первопредка. На одной из самых известных стел, где сидящий фараон изображен с женой Нефертити и тремя дочерьми, его оголенный живот над повязкой очерчен нарочито четко, подчеркнуто выпукло, напоминая чрево, переходящее в мужской половой орган, полный семени. Рядом изображены на специальных подставках птичьи крупные яйца, которые насиживают птицы, – все под лучами дарящего жизнь Атона. Разве яйца здесь случайность? Разве не согласуются они с набрякшими бедрами фараона в виде набухшего плода, готового дать росток под солнечными лучами?
В Гимне Атону – новому богу, солнечному диску – Эхнатон воспевает Солнце именно как подателя Жизни: «Создающий зачатие в женщинах, делающий семя в мужчинах!». Ну а он, фараон – и женщина, и мужчина разом – и семя, и зачатие.
Эхнатон изображен на иных фресках также в виде анималистического существа, что не удивительно для Египта с его богами. Вот фараон в виде сфинкса; вот напоминает птицу с ногами мощными у основания и тонкими в нижней части – фигуру Хора, сокола! Знак ритуального имени Эхнатона – Хор. Властитель Египта – не только женщина и мужчина в одном лице, он и божественная птица. Фараон – не человек; он больше, чем человек. Ждать изображения бога в обычных человеческих пропорциях нелепо, и утверждать о якобы гиперреализме египтян ошибочно.
Эхнатон провозгласил себя вечным существом, абсолютным божеством. Солнечный диск – Атон – считался природной «иконой» самого царя. Единственный возлюбленный сын бога Атона полагает себя священным прародителем, естественно, в образе не реальном, но религиозно-условном. Лоно его – лоно всего египетского народа или даже всего сущего. «Я отец отцов и мать матерей» – провозглашал египетский фараон. Египетские жрецы изначального бога определяли так: «Тот, кто существует сам по себе; Первопричина всякой жизни; Отец отцов; Мать матерей».
А вот в Эрмитаже бесценные экспонаты древней Ассирии из Британского музея на новой уникальной выставке 2019–2020 года. Рельеф, условно атрибутируемый как голова божества, – шедевр древнего искусства. Что это у него на голове? Рога! Персоны такого ранга больше, чем люди, они соединяют в себе души и признаки иных существ. Они – воплощение всего живого. Священные существа входят в них как в свой дом и живут в священном теле. Вот присматриваюсь к волосам и бороде – как выписаны кудри… но, позвольте, это же… ракушки! Вот эта ракушка возле самых губ – закрученные усы. Да-да, претендую на открытие: нам явлена спираль, бессмертный код жизни – его уже знали три тысячи лет назад. На другом каменном рельефе видим жреца в головном уборе в форме рыбы. Ко всем обитателям моря вплоть до крабов и моллюсков ассирийцы относятся трепетно, как и к растениям. Вся природа сакральна!
Фрагмент настенного рельефа с изображением головы божества,
Северо-Западный дворец Ашшурнацирапала II в Кальху,
IX в. до н. э., Британский музей
Кастраты, химеры, травести
Кастраты возбуждали зрителей не только красотой голосов, но андрогинностью, вызывая мистические переживания. Вероятно, так же, как исполняющие в старинном театре женские роли мужчины. Интерес к существам неопределенного пола связан, видимо, с ощущением тайны, неосознанным, но влекущим.
Сегодня модно в театре перелицовывать роли мужские на женские и наоборот. По-видимому, эта перестановка претендует на ту же апелляцию к тайне, способность к воплощению в персонаже идеи выше определенной персоны и выше пола. Здесь требуется особое мастерство и деликатность. Популярный режиссер Константин Богомолов в «Короле Лире», где мужские роли играют женщины и наоборот, мне кажется, переборщил (или пересолил). У него Лир – Роза Хайруллина, деля между детьми свои владения, насилует географическую карту в буквальном, физиологическом смысле слова с соответствующими движениями, что являет нам грубый фарс, не вполне вяжущийся с обильными цитатами из Ницше и проч. Андрогинность вряд ли стоит смешивать с сексуальностью, но давать лишь намеки, простор воображению…
Вероятно, проблему травести, кажется, недостаточно разработанную, важно осмыслить как апелляцию к «миру наоборот», где действуют законы иномирья. Иномирье – мир наоборот: где у нас правое – там левое. Попасть в выморочный мир, сродниться с ним можно только вывернув все «наизнанку». (У нечистого пуговицы на пиджаке идут слева направо, по чему его и можно узнать; леший выворачивает шубу наизнанку и т. д.) Отнесем сюда и травести – не ради комического эффекта, а для достижения мистического впечатления. Таковы дивные таинственные спектакли Романа Виктюка!
Есть большое искушение видеть стремление к универсализму образов в живописи модернистов. На уникальных выставках в Эрмитаже – в «Кабинете книг художника» из собрания Марка Башмакова – нам представили книжные иллюстрации блистательных Макса Эрнста, Хуана Миро и еще многих модернистов. Там индивидуальность моделей настолько расширена, что вбирает в себя множество других образов – живых и неживых, где, попросту говоря, всё связано со всем и всеми. Особенно Макс Эрнст любит соединять в едином облике человека и зверя.
Макс Эрнст. Птицы, рыба-змея и пугало, 1921
К 150-летию Анри Матисса в 2020 году Эрмитаж преподнес нам в огромных красочных листах уникальную его книгу «Джаз», занявшую целый зал. Так на этих листах вообще изображение заменяется знаком – предельной степенью обобщения. (Тут требуется от зрителя соучастие, способность знак воспринять, расшифровать, включив его в картину мира.)
Не станем постмодернистский принцип смешения «всего со всем» – философское осмысление единства мира – связывать с «эффектом растормаживания» – этим знаком современного искусства с его беспредельно расширенными рамками, вернее, с отсутствием всяких рамок. К искусству могут причисляться сегодня разнородные явления, разные бытовые и выдуманные предметы вплоть до унитазов, испражнений и трупов. В своей статье «Сумерки искусства: рассвет или закат?» (http://russculture.ru/2019/12/29/anna-jakovleva-sumerki-iskusstva/) философ Анна Яковлева прямо связывает современный отказ от оппозиций, в том числе от оппозиции мужское – женское, с современным хаосом в искусстве, с отказом от разграничения средств художественных – и нехудожественных, искусства – и не искусства (к искусству могут причисляться ныне любые предметы, действия, звуки т. п.). Отказ от оппозиции мужское – женское в древности, о чем мы вели речь выше, связан с глубокими философско-религиозными представлениями, в то время как сегодня отказ от разного рода оппозиций, смешение «всего со всем» исходит, скорее, от неприятия каких бы то ни было рамок. В современных медиа – виртуальном пространстве – пол того, кто высказывается, вообще не высвечивается и не имеет значения. Современное игнорирование половых различий, часто демонстративное, вошедшее в моду – третий пол! – ни мальчик, ни девочка! – прямая противоположность сакральному смешению полов у представителей божественной энергии, андрогинных богов и бессмертных героев.
Суть постмодернизма состоит в том, что он отказывается от оппозиции высокое – низкое, профанное – сакральное, ориентируясь на единство, смешение всего со всем. Однако в действительности смешение вряд ли происходит: все превращается либо в профанное, либо в сакральное в зависимости от художника (в широком смысле слова). Так, Чарльз Буковски, который обращается как будто к самым низким, низменным предметам, пишет – то есть чувствует жизнь – так, что все становится высоким и прекрасным: проститутки, жизнь тела во всех его проявлениях вплоть до физиологических отправлений и т. п.
Постмодернистское отрицание оппозиции мужское – женское стоит в ряду отрицания всех и всяческих оппозиций. Причем если природный гермафродит воспринимается как урод и вызывает обычно отвращение, то искусственный унисекс выглядит изыском и несет на себе печать загадочности, таинственности. Здесь задеты древнейшие архетипические структуры сознания, связанные с мифологией, обрядами переодевания, ряжеными, а также с идеями (пусть сегодня подсознательными) двойничества – отражения в некоем сущем где-то в ином мире двойнике… Все это ждет исследования и осмысления, (кажется еще – у нас во всяком случае – не предпринятого).
Третий пол асексуален? Вовсе нет! Он привлекает. Ультрасовременное существо может казаться почти неземным. Оно тревожит и манит, порождая новый вид эротизма. Рядящиеся в мужчину девушки и их зеркально отраженные мужчины-женщины это отлично осознают.
Модель-андрогин Купер Томпсон
Возможны ли здесь претензии на сверхличность? Думаю, в какой-то мере – да, несомненно. Можно предположить притязания большие, чем только лишь на пикантность. Возможно усмотреть в существе унисекс претензии на самодостаточность, возвышение над косной природой и даже претензии на своего рода преображение! На отделение от «людского стада», косной массы. Все это не содержит, конечно, претензий на высокую миссию. Идея андрогинности сегодня прямо противоположна древней: не объединение обоих полов в едином теле – а отрицание пола, бесполость. Не забота о подопечных, не «отец отцов и мать матерей» – а не отец и не мать: сугубая обособленность от окружающих. Голое Я, высшая стадия индивидуализма.
Январь 2020
В заставке использован древнеегипетский барельеф с изображением Эхнатона в образе Сфинкса, преподносящего дары Атону
© О. Щербинина, 2020
© НП «Русская культура», 2020
