1) Церковный или общинный ритуал самоотчета; 2) литературно-публицистический и философский жанр. Среди древнейших мотиваций исповедь числит освобождение от опасной или сенсационной правды (герой сказки поверяет земляной ямке секрет об ослиных ушах царя; ср. молитвенную манеру в секте дыромоляев), но такая правда порождает лишь слух и сплетню, сплетая сюжетику нарратива о внешнем мире. Подлинной этической инициацией и делом чести И. становится в масштабах внутреннего опыта самосознания, основанного на личной тайне («я», семьи, дома), которая в таинстве покаяния обменивается на покаянный «отпуск» (возврат) к догреховному предстательству Вышней Тайне. Для христианского мироотношения исповедность – центральный принцип богочеловеческого диалога в истории и идеальная норма мирского общения.

Институции религий спасения акцентируют в пастырской практике либо заземленную прагматику модели «учитель/ученик» (буддизм, ислам), либо варианты христианского принципа посредничества: юридического (католицизм), договорного (протестантизм) и святовестительного (православие). Этой триаде соответствуют и представления о мере вмешательстве Провидения в дольние судьбы, и о мере полноты исповедной откровенности и конфессиональной гарантии ее неразглашения исповедником. На фоне жесткого императива овнешненной совести, предъявленной католику, православный более свободен в выборе форм покаянного поведения: от публичного признания пред «миром» до молитвенной самоказни. Западному принуждению к регулярной исповеди противостоит русская привычка органической доверительности и национальный навык острого сочувствия. Эти качества не говорят об особом исповедном приоритете православного народа перед другими этносами, но объясняют пафос авторской откровенности русских художников и мыслителей.

Профессиональная русская философия своим рождением обязана назревшей к началу XIX в. трагической потребности самовыражения. Первое «Философическое письмо» Чаадаева (1828; опубл. 1836) – не сокрушение о личном грехе, а панорама греховной неопознанности Россией своей исторической провиденции; зато «Апология сумасшедшего» (1836–1837; опубл. 1862) насыщена патриотическим пафосом покаяния в «странной любви» к необщей истине и апофатической интонацией вины непонятого гражданина. Смесь мессианской гордыни и смирения (до самоуничижения) определяет фактуру литературной (от исповедей XVIII в., Гоголя и Лермонтова до массовой эксплуатации жанра в XX столетии) и философской исповеди (от В. Печерина, П. Чаадаева и М. Бакунина до Л. Шестова, В. Розанова и Н. Бердяева). И. как таинство и литературная И. исполняются в разных жизненных планах, но имеют общую творческую задачу и общую деятельностную структуру. По П. Флоренскому, человек устроен исповедно: в наивной душе мытарствует немота грешного тела; в духе мучается ужасом расщепления коснеющее «я», и вся богоподобная троичность микрокосма одержима словом исповедального самопризнания, чтобы вернуться, через катарсис искомой идентичности, к целостному бытию под Божьим небом и на Божьей земле. Внутренняя энергия исповеди каждый раз заново собирает человека быта и человека искусства (а также героя текста) в том неотменяемом топосе жизненного мира, в котором они призваны к взаимно-творческому богочеловеческому со-деланью.

Масштаб исповедного мироощущения задан Августином: в пространстве души автора-героя манихейство и христианство – не просто биографические вехи на пути к истине, но мировые стихии в последнем поединке. Боэций, Петрарка, Абеляр еще сохраняют черты исповедного эпоса, но уже Просвещение (Руссо) обытовляет исповедные ценности, что привело к превращению исповеди в эстетически самоценную повествовательную игру (Ш. де Лакло, А. Мюссе, П. Мериме). На русской почве попытку вернуть литературно-публицистической исповеди ее героические параметры предпринял в специфических условиях эмиграции Герцен. Наследник традиции приоритетного слова (т. е. слова, впервые говорящего последнюю правду), он определил свой голос как «исповедный» и «дальний» (= исповедальный!). По его убеждению, интимное слово исповеди преобразуется в голосовое представительство народной совести (проповедь) и обличения (отповедь) и наследуется в качестве национального опыта самосознания (заповедь).

Новая поэтика жанра оформилась в «Исповеди» Л. Толстого и монологах героев Достоевского («Исповедь» Ипполита в «Идиоте»; «Исповедь» Ставрогина в «Бесах»; Зосима в «Братьях Карамазовых»). И. (обряд) так же относится к «исповедности» (вид пафоса) в искусстве, как рукописный дневник – к книге. Смысловое напряжение, возникшее между этими типами исповедной практики, определило фактуру таких текстов, как «Опавшие листья» В. Розанова, «Столп…» П. Флоренского, характер прозы Шестова, «Самопознания» Н. Бердяева, «Бесконечного тупика» Д. Галковского. При всей их серьезности, эти тексты отмечены декадентским эстетством, самоиронией и авторской раздвоенностью. Противоположный полюс исповедного избытка: черная И. В. Свенцицкого («Антихрист. Исповедь странного человека», 1906; ср. прозу Б. Савинкова). Невольно пародирует ситуацию исповеди семинаристская эстетика Чернышевского: на место покаяния ставится критика жизни литературой, а санкция иерея переносится на автора, который «выносит приговор» действительности. Отсюда уже не слишком далеко до идеи Вышинского о признании вины «царицей доказательств» в чекистском исповедании массового террора.

 

Тексты (русская традиция)

<Бакунин М. А.> Исповедь Бакунина // Бакунин М. А. Исповедь и письмо Александру II. М., 1921; Вяземский П. А. Моя исповедь // Вяземский П. А. ПСС: В 12 т. СПб., 1878–1896. Т. 2; Гоголь Н. В. Авторская исповедь // Н. В. Гоголь. Выбранные места из переписки с друзьями. М., 1990; Гольдберг М. Г. Исповедь. Повесть // Первый литературный сборник сибиряков. Рассказы и стихотворения. Томск, 1906; Добротворский П. И. Моя исповедь. М., 1904; Дурылин С. Н. В школьной тюрьме. Исповедь ученика. М., 1907; Григорьев А. Воспоминания. Л., 1980; Карамзин Н. М. Моя исповедь // М. Н. Карамзин. Собр. соч. СПб., 1820. Т. 7; Кельсиев В. И. Исповедь, 1867 // Литературное наследство. Т. 41–42; Ковальская О. Н. Исповедь // Курьер, 1900. 29 марта; Кожевников В. А. Исповедь атеиста. М., 1911; Крестовская М. В. Исповедь Мытищева. М., 1903; Лавров П. Л. Биография-исповедь. СПб., 1885; Лачинов Е. Е. Моя исповедь (отрывки: Кавказский сб. Тифлис, 1876–1877. Т. 1, 2); Леванда Л. О. Исповедь дельца. СПб., 1880; Леонтьев К. Н. Моя литературная судьба. Автобиография. Нью-Йорк; Лондон, 1965; Линев Д. А. Исповедь преступника. СПб., 1877; Львов Т. Н. Исповедь несчастного обиженного. М., 1902; Макаров Н. П. Исповедь, но уже не предсмертная. Современная грустная повесть. СПб., 1867; Орлов А. Моя жизнь, или Исповедь. М., 1832; Савинков Б. Конь Бледный. СПб., 1909; Смирнов С. Исповедь земле. М., 1912; Толстой Л. Н. Исповедь, 1879–1882; Фонвизин Д. И. Чистосердечное признание о делах моих и помышлениях // Д. И. Фонвизин. Соч.: В 2 т. М., 1956. Т. 2.

 

Исследования

Алмазов А. Тайная исповедь в православной Восточной Церкви. Опыт внешней истории: В 3 т. Одесса, 1894 (препринт – М., 1995); Афонин Л. М. «Исповедь Аполлова» как один из возможных источников повести Л. Андреева «Жизнь Василия Фивейского» // Андреевский сб. Курск, 1975; Баткин М. Л. «Не мечтайте о себе»: О культурно-историческом смысле «я» в «Исповеди» блаж. Августина. М., 1994; Гачев Г. Д. Исповедь, проповедь, газета и роман (О жанре «Дневника писателя» Достоевского) // Достоевский и мировая культура. Альманах. СПб., 1993. № 1. Ч. 1. С. 7–14; Ирецкий А. Н., Рукавцова А. Н., Псалтопулу Д. Исповедь церковная и литературная. Нравственно-педагогический опыт российского общества // Опыт религиозной жизни и ценностей культуры. СПб., 1994; Кочеткова Н. Д. «Исповедь» в русской литературе конца 18 в. // На путях к романтизму. Сб. ст. Л., 1984. С. 71–99; Метафизика исповеди. Пространство и время исповедального слова. Матер. междунар. Конф-ии 26–27 мая 1997. СПб., 1997 (библ.); Рабинович В. Л. Человек в исповедальном жанре // О человеческом в человеке. М., 1991; Соина О. С. Исповедь как наказание в романе «Братья Карамазовы» // Достоевский. Материалы и исследования. СПб., 1985. Т. 6. С. 129–136; Уваров М. С. 1) Текст как исповедь // Язык и текст: Онтология и рефлексия. Silentium. Спец. выпуск. СПб., 1992. С. 1–12; 2) Архитектоника исповедального слова. СПб., 1998.

 

© Константин Исупов, 2019
© НП «Русская культура», 2019