Мария Борисова
Письма 1941–1944 годов – свидетели времени
Мои родители Белла Григорьевна и Алексей Алексеевич Борисовы во время блокады трудились на спецпроизводстве, созданном на базе лабораторий Ленинградского горного института. Производство работало с августа 1941 года. Здесь изготавливали взрывчатку «Синал АК», ручные гранаты Ф-1, Ф-3 и мины. Отец был назначен начальником цеха № 2, а с 3 марта 1943 г. возглавил все спецпроизводство. Мать сначала была работницей гранатонабивного цеха, а затем медсестрой в открывшемся стационаре института.
В семье сохранилось немало документов тех времен: блокадные и довоенные дневники отца, его стихи, рассказы, рисунки, письма от родных и друзей. Изредка писали братья и сестры. Самая большая доля переписки приходится на письма родителей отца, которые были эвакуированы из Карачева на Урал (г. Каменск-Уральский Свердловской области).
После снятия блокады отцу писали из эвакуации женщины, трудившиеся в начале блокады под его началом на спецпроизводстве (сохранились письма В. Г. Васильевой и Л. Рузовской). Они хотели вернуться в родной город, в институт, тепло вспоминали руководителей спецпроизводства А. С. Лятковского, Г. В. Родионова и др.
Есть несколько писем и открыток от Б. В. Матвеева, которые охватывают период с марта 1941 по август 1945 года. Б. В. Матвеев был однокурсником отца и самым близким его другом. В общежитии горного института они проживали в одной комнате. Впоследствии Б. В. Матвеев возглавил лабораторию механических испытаний во ВНИМИ. А в 1939 году, после окончания института, он получил назначение в Читинскую область на рудник Кадалы (Черновские копи), там и застала его война. В первые же дни войны он подал заявление в военкомат о зачислении в добровольцы, и вскоре был зачислен на действительную службу. Служил он в Читинской области.
К сожалению, не могу подробно рассказать о П. А. Ляхове. Слышала я эту фамилию неоднократно. В записной книжке отца конца 70-х есть его домашний телефон. Кроме того, в книге «Горный факультет» (СПб., 2005) П. А. Ляхов значится среди выпускников горного факультета 1940 года, а мой отец закончил этот же факультет в 1939 году. Думаю, что знакомство их началось еще в студенческие годы, а тон письма наводит на мысль, что отношения были приятельскими.
К сентябрю 1942 г. относится очень интересное письмо от проф. В. Г. Мухина, открывающее малоизвестную страницу истории эвакуации сотрудников института. Он описывает свой побег из захваченного немцами Пятигорска и дальнейшее путешествие, сначала с санитарным поездом до Махачкалы, а затем вместе с другими сотрудниками горного института в Новосибирск и далее в Черемхово. Об этом, пожалуй, стоит рассказать подробнее, ведь этот незначительный эпизод, никак не повлиявший на эпохальные события времен Отечественной войны, известен очень узкому кругу.
Итак, 14 марта 1942 года на Большую землю были эвакуированы студенты и сотрудники института вместе с членами их семей, в том числе почти весь профессорско-преподавательский состав. Начальником этого основного эшелона назначили доцента А. А. Гескина, а комиссаром – профессора В. Г. Мухина. Но это легко сказать – эшелона, город в кольце блокады. Дорога предстояла крайне опасная: сначала на поезде до станции Борисова Грива, потом на машинах по льду Ладожского озера до станции Лаврово. Не все выдержали этот переезд, несколько человек, истощенных до крайности, скончались по дороге от голода. Далее, от станции Лаврова до Пятигорска – снова поездом. В книге Андрея Белого «Помнить всех поименно» о начале этого страшного эпизода сказано следующее: «Направляясь на Северный Кавказ, ленинградцы не знали, что вскоре им придется пережить трагедию бегства из Пятигорска в условиях прорыва немецких войск в районе Ростова, окружения и оккупации города». История пребывания сотрудников ЛГИ в Пятигорске и все трудности, связанные с необходимостью выбраться из города, в этой же книге изложены подробно. Но мне хочется, чтобы читатель увидел события тех дней глазами их непосредственного участника.
В блокадном дневнике отца только три короткие записи связаны с этими событиями:
«Март 1942 г.
Тянет за уехавшими…
После 20 ноября 1942 г.
Многие профессора остались в Пятигорске и погибли…
Ноябрь 1942 г. <число не проставлено>
А профессора все-таки не погибли, остались живы! Но что им пришлось пережить! (Видимо, запись сделана после получения письма от проф. Мухина, – М. Б.)».
Проф. В. Г. Мухин
Дорогой Алексей Алексеевич! Приходится писать Вам из такого места, где мы совершенно не рассчитывали быть. Но, увы, в Пятигорске оказались немцы, и нам пришлось бежать. К сожалению, часть наших товарищей и семьи остались там.
Случилось это совершенно неожиданно. С 4/IX началась эвакуация Пятигорска. Сначала она была панической, а потом более спокойной. До 9/IX мы отправили почти всех сотрудников и часть преподавателей. 9/IX мы были у председателя Совета обороны г. Пятигорска в 10 час. утра и он нам сказал, что он только что вернулся с фронта из под Армавира, что положение наше окрепло и мы имеем спокойных 5–6 дней для эвакуации всех профессоров, которым будет предоставлена автомашина, чтобы никто не волновался и не торопился, а в 12 час. 30 мин. Пятигорск был занят немцами. Во время перестрелки из города бежали Емельянов, Гескин, Кротов и Маслов. Я прожил три дня у немцев, все ждал, что наши отобьют город и я смогу вывезти и жену, ведь ей около 60 лет и пешком она идти не может.
Отряд, занявший город состоял всего из 250 – 300 чел. и казалось его легко можно выбить, но увы за три дня ничего желаемого не произошло и я решил бежать, т. к. я еще могу быть полезным Родине, а жене я могу только навредить. Как ни горько было, но на семейном совете (у жены еще две сестры – остались с ней) все решили, что мне надо уходить. Ну, я и удрал; прошел через заградительный кордон незамеченным и оказался за городом. 126 км прошел пешком за 51 час. Два раза дорогой снова попадал к немцам, но местные жители меня спасали и я, наконец, дошел до ст. Прохладной, где оказался санитарный поезд. Меня поместили в комендантский вагон и хорошо накормили. Я ведь ушел из Пятигорска без еды и без вещей, т. к. иначе нельзя было выйти. Питался сырой кукурузой. В деревни я боялся заходить, т. к. в них осталось только население, которое желало остаться у немцев. Мне ведь всю дорогу до самой ст. Прохладной пришлось идти по полосе оставленной нашими войсками и еще не занятой немцами.
С санитарным поездом я поехал подбирать раненых, а потом с ними же добрался до Махачкалы, где нашел всю нашу группу и с ней поехал в Новосибирск, через Красноводск, Ташкент, Алма-Ату. В Новосибирске мы застали нашего наркома Вахрушева и договорились с ним, что нам лучше всего обосноваться в Черимхове, там и сытно и с квартирами хорошо. Мы согласились и двое нас (Гескин и я) двинулись в Черемхово делегатами. Здесь мы убедились в правильности нашего решения. Принимают нас здесь очень хорошо, все дают и кормят неплохо. Так что зимовать будем здесь. Послали уже всем преподавателям вызовы и в ближайшее время ждем их сюда.
В Пятигорске у немцев, к сожалению, осталось порядочно нашего народа: А. П. Герман, А. С. Чураев, В. В. Чернявский, В. Н. Зверев, А. Н. Елисеев, Н. И. Падуров, Э. Б. Бокий, Т. А. Ростковский, Комарова, и еще несколько человек, фамилии которых я не помню, это большей частью служащие (Потанина, Васильева, Волкова). Остальные все едут сюда, а также все наши из Алма-Аты, Свердловска, Молотова и др. городов. Мы с ними уже списались.
Так вот видите, что нам пришлось пережить. Я теперь стал бобылем и гол, как сокол. Ну да это дело наживное, лишь бы здоровым быть.
Пишите как живете. Мой адрес г. Черемхово Ирк. Обл. до востребования. Нас всех очень интересует Ваша жизнь.
У меня кроме того к Вам большая просьба: если Вы найдете время навестить мою квартиру (Пр. 25 октября, д. № 6, кв. 15) и выяснить ее положение, т. е. уцелела ли она? Я посылал деньги за квартиру. Писал несколько (раз?) управхозу, но ни разу ответа не получил и это меня еще больше смущает. В квартире у меня осталась домработница (Чернис), но она малограмотная. Очень прошу исполнить мою просьбу. Может, я сумею чем-нибудь отблагодарить за это. Шлю привет всем коллегам, а также Вашей супруге.
Ваш В. Мухин
27. 09. 1942 г., Черемхово
П. Ляхов
Друзья! После больших трудностей я добрался до места своего отдыха. Места чудесные, лучше ничего и не надо, если не считать главного – конца войны. Все три дня слушаю про дела фрицев. Боже, сколько они налютовали здесь. Одна молодая девушка от их «нового порядка» имеет серебристые волосы – поседела. Сколько убито, повешено и сколько сирот. Дорогой друг, везде, где прошел враг, везде поняли, насколько хороша жизнь при советской власти.
Во дворце князя Барятинского (дворец под 366 комнат) в 1-м этаже в чудесных залах фрицы устроили конюшни, топили камины чудесным черным дубом и из коллекций восточных вещей выдирали всякие блестящие вещи. Не брезговали ничем вплоть до детских кукол.
Несколько слов о себе. Чувствую себя очень неважно. Такое состояние, что меня как будто кто-то побил, сильная слабость и пр. гадости. Впрочем, все это ерунда, «видно скоро мне в дорогу бренные пожитки собирать».
Искренне жалею, что нет тебя со мной, многое мы бы здесь посмотрели, о многом поговорили и поспорили, ведь так быстро бежит время, что незаметно будем мы… не буду называть это состояние, т. к. мы скоро придем к нему. Как приеду в Ленинград, так заберусь к тебе на очень большое количество часов, хочется посидеть с тобой, послушать тебя, ведь мы не виделись по настоящему с 39 г.
Передай от меня привет супруге и родным. Крепко, крепко жму твою славную руку.
Твой П. Ляхов
9. 08. 1944 г., Курская область, Рыльский р-н, г. Калустич
Б. В. Матвеев
Здравствуйте Белла и Леша!
Вот уже две недели работаю в гнуснейшей дыре. Условия свинские: бани на шахте нет; поселок от шахты в добром километре; в поселке только острог для заключенных, один магазин, столовая и один почтовый ящик; газет не читал с 6 февраля; на шахте работают заключенные – на участке диверсии, режут транспортные ленты, устраивают замыкания, покушаются на начальство; на участке аварийность; за 14 дней удалось урвать лишь один выходной – съездить за багажом в Читу; пропадаю на шахте 10–12 часов и по ночам трепещу, ожидая вызова (случалось не раз – сказывался отсутствующим); в бане последний раз был в Ленинграде – хожу в грязном белье.
Шахта – не шахта, а штольня (продолжение бывшего карьера) и обогрева вентиляции нет, а мой участок на свежей струе; холод в выработках, как на улице. Участок программу перевыполняет, так что, если не срежут премии за аварийность, зарплата будет 2–3 тысячи в месяц (оклад 1115 руб.) – это благодаря начальнику участка – типичному хищнику, как по отношению к людям, так и к машинам, и к горным выработкам. Если меня не посадят за аварийность, то посадят за технику безопасности – почти все кабельные счалки не изолированы совершенно и ежеминутно грозят коротким, о заземлениях здесь никто никогда не слыхал, шаг посадки кровли 30–50 метров, откатка – конная. Инженеров (вольных) на шахте около полутора десятков; шахта – 4 участка. Мотор около привода держится при помощи деревянных клиньев и подпорок, а не на болтах. Тьфу!
Ваш погибший друг – ныне азиат Борис.
23. 03. 1941 г., Читинская обл., Черновские копи. Рудник Кадала
Б. В. Матвеев
Здравствуйте Леша и Белла! Хотя я не уверен, застанет ли вас моя открытка и не мобилизован ли Леша. Для вас это – довольно серьезный вопрос. Я же в первые дни войны подал заявление в военкомат о зачислении в добровольцы. Но вот до сих пор результатов не имею. О своей «работе» писать просто не могу: для человека это не жизнь, а какой-то ужасный кошмар, совершенно безысходный и безнадежный. Вы меня считаете, конечно, свиньей за то, что не отвечаю на письмо и вообще «с глаз долой – из сердца вон»; вы правы лишь отчасти – свиньей мне, действительно, удалось стать: грязной, небритой, в бане бываю, вряд ли раз в месяц, белья еще ни разу не стирал, утром морду (именно морду, а не лицо) не ополаскиваю, сплю «когда-нибудь»… Словом – опустился. Моральное состояние – ужасно. Володя Лебедев наиболее терпимый из моих начальников, а то все – нахальные мерзавцы, арапы, прохвосты и хамы. Больше писать мне нечего. Скорей бы удалось взять в руки винтовку и делать, действовать непосредственно самому, своими руками, а не «согласовывать», «увязывать», «обеспечивать». Пока.
1. 07. 1941 г., Читинская обл., Черновские копи. Рудник Кадала
Б. В. Матвеев
Здравствуйте дорогие друзья!
Наконец получил первую весть от Леши (не считая телеграммы, которая была почти год назад) – первую открытку. В открытке ты, Леша, обещаешь последующее письмо, но его дожидаться нет терпения. Ты пишешь, что посылал мне и раньше письмо, но ответа не получил. Не мудрено – я от тебя ни звука не имел, несмотря на то, что сам послал, как по институтскому адресу, так и на общежитие 3–4 открытки. Не имея никаких ответов, решил уже, что вас в Ленинграде (а может быть – и в живых) нет – и, вот уже добрых полгода сам молчу.
Вообще-то, переписка у меня сейчас очень большая. Никогда раньше такой не имел. Постепенно разыскал многих наших институтских товарищей и все рады восстановлению знакомства. Переписываюсь с ленинградцами (мать, брат, Надя Гончарова, немного – Гельмонт), с эвакуированными (Подгаецкая с сестрой, Левитина, Бабинцева, Давидович), с фронтовиками (Мизюмский, Калишинский), и с высланными на работу подобно мне (Арсеньева, Кузнецова, Гескес, Гешт, Сыс, Крестьянинов).
Младший брат, которого вы знаете – тоже эвакуирован с семьей в Казань, а сейчас – танкист, ждет фронта.
Мое здесь положение – прежнее, без изменения: красноармеец в чине рядового и в должности, соответствующей моей старой конструкторской специальности. Материально обеспечен нормально, причем хорошо, что эта материальная обеспеченность не косвенная, как это было на гражданке (денежная) – меньше хлопот.
В отношении интеллектуальной обеспеченности, питаюсь старой зарядкой, ибо здесь никаких библиотек, конечно, нет (б-ка ДК конечно ни в какой степени не может удовлетворить моих запросов по причине своей ничтожности). Единственные островки, вывезенные мною из Ленинграда это – «Теория множеств» (один из разделов математики) и курс городских электросетей. В остальном приходится восстанавливать в памяти старых классиков наук и искусств. Слушать по радио концерты у меня нет возможностей – для этого надо выбираться в ДК. Ну, конечно, осваиваю специфику здешней техники.
И все же скажу тебе, что хороший металлургический станок – машина гораздо более совершенная, чем самолет. <…>
Да жаль, что мало времени урывается на размышления над этими проблемами. Все некогда! Да и работа не такая, чтобы скучать, хорошая, разносторонняя. В общем, эти два года для котелка моего отнюдь не потеря, если не считать периода полубытия моего на шахте, но и это даже хорошо – как «memento mori» (тут для проверки содержания моего письма придется полезть в латинский словарь).
Ну, что же, пока!
Надо идти спать – скоро отбой. Желаю всего наилучшего, а в первую очередь – благополучного завершения войны в здравии и жизни.
27. 11. 1942 г., п. о. Бада, Читинская обл., часть 300
На фотографии в заставке: сотрудники Горного института во дворе одного из корпусов. В центре – А. А. Борисов. Блокадный Ленинград, 1942 г.
© М. А. Борисова, 2025
© НП «Русcкая культура», 2025
