Известно, что святоотеческая традиция истолкования текстов Священного Писания предполагает несколько уровней прочтения: 1) буквальный, 2) аллегорический, 3) прообразовательный, или типологический, 4) нравственный, 5) мистический, или духовный.
C самого начала я была уверена, что с такой же, или подобной, установкой нужно подходить и к богословию иконы, рассматривая визуально-образный текст, каким является православная иконография, с разных углов зрения. В частности, при создании богородичных Образов в их видимый образный строй намеренно закладывались скрытые смыслы, выстраивающие визуально-образный метатекст (т.е. внутреннее многоплановое смысловое поле иконы), внутри которого можно отследить, как правило, два-три (иногда четыре) уровня прочтения. Среди таких экзегетических (т.е. толковательных) уровней канонической иконографии могут быть определены или выделены следующие: буквальный или внешний; аллегорический; метафорический; условно-онтологический, или, лучше сказать, символико-метафизический; догматический; сотериологический; духовно-антропологический (касающийся человеческой души). На одном из этих уровней, а именно условно-онтологическом — несмотря на кажущуюся аллегоричность его трактовки — Богоматерь с Младенцем на руках олицетворяет Собой Церковь как единый живой богочеловеческий Организм (и это есть метафизика бытия). А поскольку в конечном итоге Церковью, по замыслу Божию, должна стать вся обоженая Вселенная и вся целокупность твари, то Дева-Богородица — особенно в тех случаях, когда в смысловом поле богородичной иконы присутствует тема творения мира1 — олицетворяет собой девственную, т.е. творимую в данный момент, первобытную вселенную, а вместе (т.е. одновременно) и новый, обоженый, Космос (согласно сказанному Спасителем: “Се, творю всё новое”, – Откр. 21:5), т.е. Царствие Божие, или святой град Небесный Иерусалим.
В таком подходе, при всей его кажущейся на первый взгляд надуманности или даже абсурдности, нет ничего нового и странного, ибо он зиждется не на пустом месте, но также обусловлен святоотеческой традицией богословия, для которой вполне обычным является отождествление некоторых библейских (предоказательных по своему характеру) женских образов с Богородицей и (параллельно) с Церковью. Прежде всего, я имеет в виду святоотеческие толкования таких текстов Священного Писания, как, например, псалмы 44-й и 67-й, Песнь Песней, и наконец Откровение св. Иоанна Богослова, где образ “Жены, облечённой в солнце”, которая “имела во чреве” (Откр. 12:1-2), толкуется и как сакральный прообраз Богородицы, и как аллегорический образ Церкви2.
Фундаментом же для обоснования нашего подхода можно считать учение св. Максима Исповедника, изложенное им в «Мистагогии» (по-иному Тайноводство). Так, преп. Максим рассматривает обоженую вселенную как Всекосмическую Церковь, которая является образом Божиим и уподобляется человеку. (А если так, нет надобности задаваться вопросом: среди человеческих существ, есть ли тот, кто более достоин, чем Пресвятая Дева-Богородица, представлять-олицетворять собой Церковь? – ответ очевиден.) Основные тезисы вынесены у преп. Максима в названия глав: «…Святая Церковь есть образ и изображение Бога» (гл. I), «…Святая Церковь есть образ мира, состоящего из сущностей видимых и невидимых» (гл. II), «…Святая Церковь Божия символически изображает человека, и сама изображается им как человек» (гл. IV), «…мир называется человеком, а человек – миром» (гл. VII).
К этому стоит также добавить, что представления о Церкви как о Святой Жене присутствуют уже у ранних св.отцов. Вспомним хотя бы книгу «Пастырь» Ерма (апостола от 70-ти) — памятник раннехристианской литературы (II в.), который некогда входил в новозаветный канон; в этом тексте Церковь выводится в виде антропоморфного персонажа женского рода — сначала в образе почтенной Старицы, затем в образе юной Девы.
Таким образом, базовым принципом при выявлении внутренних смыслов богородичной иконографии нужно считать положение о том, что иконный образ Богородицы-Девы, будучи тождественным самому себе, изображает Богоматерь как Таковую, но одновременно представляет Её — “имевшую во чреве” и родившую “Младенца мужеского пола, Которому надлежит пасти все народы” (Откр. 12:5) — как соборное Лицо обоженого человечества, т.е. как Лицо Вселенской Девы-Церкви, которая мыслится нераздельно соединённой со Спасителем, или (говоря богословским языком) воипостазированной во Христе.
Также считаю, что богородичную иконографию (т.е. совокупность богородичных икон) одного вида/типа необходимо рассматривать как единое синоптическое смысловое поле, где отдельные изводы раскрывают различные смысловые мотивы, образующие вместе некую полноту смыслов. И только так — занимая указанную позицию, т.е. применяя целостный системный подход, — можно истолковать многие, оставляемые по большей части без внимания, специфические “моменты” (изобразительные подробности) богородичной иконографии, включая порой второстепенные и незначительные на первый взгляд детали, вплоть до узоров на облачении и положения пальцев рук. В противном случае иконография не поддаётся глубокому истолкованию.
Необходимо также сказать несколько предваряющих слов о трёх Великих Метатипах, — обрамляющих идеях, впечатанных в канонический образ Богоматери. Данная концепция рассматривается нами во взаимосвязи с другой темой, которая касается глубинного содержания одного из типов богородичной иконографии, носящего имя «Елеуса», или «Умиление». Образ «Елеуса» как архетипическое явление характеризуется тем, что в его визуально-изобразительном строе (равно в смысловом поле) подспудно, внутри видимого изображения сцены ласкания Богоматери и Младенца Христа, запечатлена идея распятия Христа-Логоса на мировом Крестном Древе.
Эта идея, эксплицированная из глубинных слоёв смыслового поля Умиления, ставшая теперь известной и воспринимаемая как сама собой разумеющаяся, вовсе не является анонимной. Поэтому, пользуясь случаем, считаю возможным сказать следующее. Впервые данная концепция была озвучена мной в рамках чтения курса по Герменевтике иконы (в 1994 – 1998 гг.).
Тогда же это принципиальное ви́дение было последовательно развито в идею о том, что тип «Умиление» в целом — это иконография, содержащая в себе образный метатекст, подспудно повествующий о крестной жертве воплощённого Спасителя, т.е. о Его распятии, либо в форме ви́сения (именно так эта тема озвучивается в богослужебной гимнографии), либо в форме распяливания.
В своё время означенная концепция (тема распятия Христа в образе Младенца на руках Богоматери), также как и новая парадигма богородичной иконографии в целом, натолкнулась на заочное тотальное неприятие со стороны некоторых представителей официальной науки, не будучи удостоенной при этом хоть какой-то конструктивной критики. Подчеркнём: критика отсутствовала полностью, при том что имело место отвержение предложенной системы без всяких аргументов, по принципу “этого просто не может быть”. Тем не менее концепция автора была благосклонно воспринята широкой слушательской аудиторией и в анонимном статусе транслировалась и расходилась в иконописном сообществе, а также в виде отдельных, вычлененных из общего контекста, идей, постепенно проникала в иконоведческую среду (в том числе озвучивалась за рубежом – благодаря популяризаторской деятельности некоторых слушателей). Так что в конечном итоге можно сказать, что, во многом благодаря описанному развитию событий, была подготовлена почва для возможности расширительной трактовки богородичной иконографии.
Примечания
1.Это, например, образы Коневской/Голубицкой Богоматери и некоторые изводы иконографии «Взыграние Младенца».
2.Большинство свв. отцов и христианских экзегетов сходятся на том, что это образ Церкви, но не-которые толкователи считают, что “речь идет о Матери Спасителя” (Экумений. Комментарий на Откровение). Также считает свт. Димитрий Ростовский: “та явленная Жена предзнаменовала Пре-святую Деву” («Руно орошенное», гл. 4: “Руно устрашения врагов”).
На заставке: Фрагмент гpуппы гaлaктик Tpиплeт Льва (coзвeздия Лeв), находящейся от Земли на расстоянии 35 млн.св.лет. Снимок сделан на нoвoм тeлecкoпе Xaббл 8 апреля 2010 года.
© О.С.Свирида, 2024
© НП «Русская культура», 2024