Людмила Шишкина-Ярмоленко
Памяти Лидии Николаевны Засориной,
доктора филологических наук, профессора СПбГУ.
(7.12. 1929 – 13.11. 2016)
Давно замечено, что жизнь наша развивается направленно, но не линейно. Графический образ этого сложного движения, пожалуй, хорошо представлен так называемой кривой этногенеза Льва Николаевича Гумилёва, которую смог зафиксировать его ученик и последователь Константин Иванов. Глядя на эту кривую, попробуем соотнести её изображение с событиями собственной жизни и ещё раз удивимся неисповедимости Путей Господних.
Так и в науке. Её сюжетная логика в разы и порядки усложнена множественностью индивидуальных путей познания и обусловлена, как и вся человеческая история в глубине своей, сущностным процессом филогенеза личности. Основанием этого процесса является возможность для каждого соотнести себя с определённым масштабом мира как целого и благодаря этому прозреть смысл собственного бытия.
Конечно, это удаётся не всем. Но и не всякий ставит перед собою подобную цель. Более того, как известно, в определённый период времени смысл его открывается только единицам и чаще всего – ценой тяжёлых испытаний. Далеко не каждому удаётся найти свою область исследования в науке, свой объект. Не каждый в состоянии совершить открытие и благодаря этому обнаружить в своём объекте реальное отражение Целого. Обнаружить и — осмыслить, понять событийный ряд в его исторической динамике как длящееся настоящее и, значит, необходимое будущее. Такой путь прошла Лидия Николаевна Засорина, мой Учитель в науке русского языка.
Научная жизнь Лидии Николаевны была долгой и предельно драматичной. И по некоторым признакам – очень характерной для своего времени. Придя к ней как к научному руководителю в 1966-м году, многому я была свидетелем, но о более раннем этапе узнала лишь семь лет назад, когда в течение нескольких часов мы говорили с нею о случившемся и пытались нащупать его смысл.
Поступив в 1947-м году на русское отделение филологического факультета Ленинградского университета, Лида Попова (Засорина – фамилия её мужа, Валентина Ивановича, тоже человека незаурядного) стала свидетелем двух серьёзных идеологических перестроек подходов к научному исследованию. Сначала это была переориентация профессорско-преподавательского состава с западной на отечественную традицию (так называемая борьба с космополитизмом), а затем – знаменитая кампания против учения Н.Я. Марра о языке, пропагандируемого его учениками.
Сейчас важен не подробный рассказ об этих событиях, и даже не их оценка Лидией Николаевной, а фиксирование того неожиданного опыта, который она невольно получила. Опыта борьбы за идеалы, продиктованные временем. А время было, по её словам, предельно насыщенно энергией становления. Стране катастрофически не хватало профессиональных кадров в области преподавания русского языка. Не доставало учебников, словарей, грамматик. Необходимо было возрождать классическую традицию русского и общего языкознания и разрабатывать методики преподавания этих важнейших для гуманитариев предметов.
Основными направлениями исследований в русистике стали в этот период лексикография, диалектология и история языка. Лидия Николаевна с благодарностью вспоминала своих учителей: Б.А. Ларина, В.В. Виноградова, Т.А. Иванову, М.А. Соколову и других выдающихся лингвистов.
Научного руководителя Лидии Николаевны Юрия Сергеевича Сорокина избрали заведующим кафедрой общего языкознания, а её определили к нему в аспирантуру. Историю и теорию языкознания пришлось одолевать, как она говорила, практически. После защиты кандидатской диссертации в 1956-м году читала курс «Введение в языкознание» на философском, филологическом и восточном факультетах, с необходимостью разбираясь в структурах различных языков, вплоть до африканских. Возможно, именно это сыграло огромную роль в развитии языковой интуиции и обострённого чувства нового, что так поражало меня в Лидии Николаевне на протяжении всех лет общения с нею.
Лидия Николаевна Засорина утверждала, что период 1953-1963-го годов был чрезвычайно интересен и плодотворен: время социальной востребованности и творческой мобилизации лингвистов. Правилом стала и совместная работа специалистов филологического и восточного факультетов. Тогда же активно развивалась кибернетика, и электронно-вычислительные машины начали быстро входить в научный обиход. Это оказалось мощным стимулом для развития квантитативной лингвистики. На факультете открылось отделение, а в 1958-м году – и кафедра математической лингвистики и машинного перевода. У основания нового направления стояли известные лингвисты: Андреев, Зиндер, Кацнельсон.
На волне формализации вошёл в область исследований и структурализм. Лидию Николаевну назначили исполняющей обязанности заведующей новой кафедрой. И это окончательно определило область её научных исследований.
На протяжении ряда лет Засорина возглавляет гигантскую работу по созданию Частотного словаря русского языка (на миллионе словоупотреблений!), который вышел в 1977-м году. В подготовке материалов для словаря принимали участие более ста человек, в том числе — студенты, и аспиранты.
Вообще вовлечение студентов и аспирантов в серьёзную исследовательскую деятельность, которая осуществлялась на кафедре, было правилом для Лидии Николаевны. С огромной благодарностью я вспоминаю участие в коллективной работе по созданию деривационного словаря русского языка, в котором однокоренные слова в гнезде располагались по разработанным Лидией Николаевной Засориной и Марией Ивановной Приваловой направлениям действия словообразовательных моделей.
Лидия Николаевна Засорина была великолепным лектором. Её курс лекций по структурной лингвистике я слушала два года подряд: настолько они были интересны и так отличались от всего, что изучалось на русском отделении, в том числе и от лекций по общему языкознанию. В 1974 вышла в свет её замечательная книга «Введение в структурную лингвистику», которая не только не устарела за прошедшие годы, но вновь становится актуальной после фактического завершения так называемой когнитивной парадигмы.
В те же годы Лидия Николаевна начала заниматься синтаксисом, разрабатывать порождающую модель локативных конструкций (предложений с пространственным, наиболее древним по смыслу, значением). Новизна в постановке целей и формулировании задач объяснялась не только тем, что структурные методы исследования лишь начинали проникать в научный арсенал и были непривычны для большинства лингвистов своей логической формализованностью. Особую роль сыграло то, что математическое моделирование вошло в советское языкознание чуть раньше и потому претендовало на абсолютизацию своей методологии в области порождающих грамматик.
Открытие возможностей генеративной лингвистики на собственно языковом материале обеспечивало приоритет языка в организации паритетного диалога между результатами, обусловленными применением конкретного структурного метода, и языковой интуицией исследователя. Честно работающий лингвист осознавал свою личную включённость в порядок взаимодействия с материалом за счёт естественного владения языком. В психологии и социальной антропологии это называется методом включённого наблюдения, или наблюдающего участия, хотя даже из этих формулировок ясно, что в данном случае это не какой-то очередной метод, а фиксированная в меру способности осознания позиция исследователя по отношению к изучаемому объекту.
Спецкурс Лидии Николаевны по порождающей грамматике локативных конструкций привлекал своей новизной, сложностью и необходимостью авторефлексии в процессе собственного исследования. Помнится, сыграл свою роль и новый термин, введённый Засориной: квант предикации. Он явно выводил нас на глубинный уровень языка как системы знаков, по Ф. де Соссюру, родоначальнику структурной лингвистики. Уровень этот был трудно различимый, но уже интуитивно чувствуемый и чем-то сходный с квантовым миром современной физики.
Спецсеминар Лидии Николаевны, в котором участвовали студенты и аспиранты, работавшие под её научным руководством, всегда становился территорией острых дискуссий. Доклад по каждой теме активно обсуждался как с позиции качества результатов, так и с позиции использованных методов. Мы учились не только отстаивать свои убеждения, но и признавать свои ошибки. Критика ошибок была порой жёсткой и нелицеприятной. Но не унизительной. Опыт, который я получила и осмыслила в те годы, бесценен.
Немного конкретики. В каждой курсовой работе я старалась найти известную теорию языка, которая, как мне казалось, объясняет полученные результаты. И каждый раз, представляя свою работу на семинаре, получала подробный и разгромный анализ своих претензий.
Переносилось это трудно, но только благодаря этому я, в конце концов, поняла, что всякая состоявшаяся теория – закрытая система, использование которой чаще всего не позволяет увидеть в объекте нового или невольно заставляет обнаруженное новое подводить под имеющиеся в данной теории концепты и механизмы. Этот методологический урок позволил мне в дальнейшем всякий раз пытаться увидеть и зафиксировать собственную логику языкового материала, которая раскрывается при полном ему доверии, но при условии верного определения границ.
Вспоминается ещё один случай, сыгравший решающую роль в моих дальнейших исследованиях русского языка. В период подготовки дипломной работы по изучению первообразных (древнейших) предлогов с пространственным значением я использовала метод дистрибутивного анализа, разработанный в американской школе структурной лингвистики и усовершенствованный Лидией Николаевной. Результат, который я получила, привёл меня в полное замешательство. Испокон века считается, что предлоги многозначны и в разных типах предложений они проявляют различные свои значения. Однако при строгом анализе окружения (дистрибуции) каждого предлога оказалось, что приписываемые им словарями конкретные значения в действительности принадлежат именно типу синтаксической конструкции.
С этим странным, на мой взгляд, выводом я и прибежала к Лидии Николаевне на кафедру в перерыве между лекциями, не имея сил и терпения дожидаться семинара. Она встретила меня на ходу и, выслушав мою горячую тираду, со свойственным ей спокойным достоинством просто спросила: «Вы хотите сказать, что предлоги однозначны?».
Да! Да! Они однозначны! Это было открытием, которое я сделала сама, но не смогла не только озвучить, но даже подумать в эту сторону: так велика была власть научной традиции. Этот случай помог мне в дальнейшем чётко различать генезис объекта, обнаруживаемый при его внутренней реконструкции, и гносеологические модели генезиса, основанные на абсолютизации рациональной проекции объекта, доступной наблюдению (в лингвистике это текст и его грамматика).
Дар прозрения, умение сделать неожиданный вывод из хорошо известного события или материала на фоне честной, кропотливой работы со студентами – всё это и многое другое характеризует Лидию Николаевну как талантливейшего педагога. Совершенно не случайно во второй половине своей университетской жизни она нашла своё место на кафедре педагогики факультета психологии. И это тоже был плодотворнейший период её жизни, отражённый во множестве публикаций и конкретных дел. Достаточно упомянуть о её активном участии в создании Крестьянского академического университета в г. Луга, где она была проректором по учебной работе и заведовала кафедрой русской словесности, о её работе в рериховском движении и так далее. Об этом периоде жизни и деятельности Л.Н. Засориной уже написано и ещё будут писать.
И после окончательного ухода из университета в 70 лет Лидия Николаевна не прекратила свой научный поиск. Будучи академиком Петровской академии наук и искусств, действительным членом Международной Славянской академии наук, образования, искусства и культуры, активно участвуя в деятельности Акмеологической академии, Лидия Николаевна Засорина создала организацию «Университет развития», в деятельности которого принимали участие исследователи из различных областей науки и техники.
На семинарах и конференциях этого университета ставились и обсуждались проблемы здоровья человека, его соотношения с окружающим миром, исследовались как биологические, так и космоэнергетические основы человеческой жизни, развивалась концепция биоинформационных технологий и концепция Живой этики. Результаты исследований опубликованы в 8-и выпусках сборника «Космос открыт для каждого». Все постоянные участники мероприятий Университета развития чрезвычайно дорожили возможностью встретиться, обнародовать и обсудить свои взгляды на общие проблемы, чтобы получить толчок к новым исследованиям. О деятельности Университета развития под руководством Лидии Николаевны и Кирилла Валентиновича Засориных есть кому написать и, безусловно, будет написано. Я же хочу возвратиться к первому периоду – работе Лидии Николаевны на филологическом факультете ЛГУ.
Именно этот период был связан как для неё, так и для меня, её ученицы, с обретением языка во всей его глубине и строгости. И именно это чувство живого языка, которое она пронесла через всю жизнь, помогло ей выдержать все выпавшие на её долю испытания, не согнуться, не сломаться, суметь из каждой сложной ситуации выйти победителем. Более того, на каждом этапе развития она смогла точно диагностировать пространство бытования языка в обществе и определять его возможные и необходимые линии развития.
Особую ценность для меня как лингвиста и особое, ещё не понятое (или не принятое?) значение для развития языкознания имеют результаты исследований участников семинара по металингвистике, который с помощью Елены Сергеевны Андреевой организовала Лидия Николаевна на кафедре математической лингвистики в конце 60-х годов. «Ленинградской группой лингвистов» окрестили участников этого семинара в Москве, в МГУ, где в начале 70-х проходили знаменитые симпозиумы по семиотике и информационным системам, инициированные руководителем Лаборатории семиотики МГУ А.Г. Волковым. Не это ли свидетельство единства, существовавшего в среде участников семинара и хорошо заметного в лингвистических кругах?
Действительно, вокруг Лидии Николаевны собрались уникальные люди, каждый из которых принёс не только свою область интересов, свою выстраданную тему, своё открытие, но и боль и радость своей души. Это не были ученики одного учителя, но поистине единомышленники, уверенные в том, что делают своё дело единственно возможным образом, сложившиеся личности, сильные исследователи, оригинальные, непохожие друг на друга люди, волею судеб совпавшие в этом месте и в этом времени.
Самым удивительным было острое ощущение того, что дело наше – общее, хотя каждый работал на материале своего языка, в своей области языкознания, имел отличную от других методику и осознавал себя в особой традиции. В.Д. Писцов следовал традиции содержательной логики М.И. Каринского – В.Н. Мороза, находя возможные формализмы для структур, порождающих смысл высказывания. Л.А. Голубев разрабатывал семантическую структуру русской патентной формулы, исследуя механизмы порождающей семантики текста, особенности функционирования которого обусловливали максимальную полноту содержания при краткости и строгости соблюдения формы. Областью интересов В.Н. Съедина был, прежде всего, естественный механизм порождения корней – номогенез. Открытый им на материале немецкого языка принцип организации ноуменального поля был проверен на множестве других языков разных языковых семей и лёг в основу порождающей грамматики, которая всё ещё не опубликована. Благодаря М.Р. Мелкумяну, в поле наших интересов вошёл армянский язык с его древней историей и особым местом среди языков индоевропейских. Вместе с открытием «первичного высказывательного комплекса», порождающего всё богатство категориального устройства языка, Мелвар Рафаелович внёс в наш круг интерес к традиции археологии языка Н.Я. Марра и И.И. Мещанинова, к философии И. Канта, что позволяло качественно обобщать происходящее на семинарских занятиях.
Активное участие в семинаре принимали и мы, студенты, работавшие под научным руководством Лидии Николаевны. В.И. Ролич, пожалуй, первым в стране обратился к исследованиям языкового звукосимволизма на уровне структурной организации языка, продолжив опыты В. Хлебникова и А. Белого. Его знание русской лингвистической традиции и, прежде всего, – концепций славянофилов Г.П. Павского, К.С. Аксакова и Н.П. Некрасова, а также интерес к феноменологии Э. Гуссерля, чрезвычайно помогли осмыслению того, что делалось всеми. В моей работе методы структурного анализа сочетались с лингвистической традицией В. фон Гумбольдта и А. А. Потебни. Периодически к семинару присоединялись и другие студенты, аспиранты, состоявшиеся исследователи.
Стоит отметить, что в этот период лингвистика была сосредоточена, прежде всего, на поиске языков описания, которые усовершенствовались, постепенно подменяя объект исследования – собственно язык, естественный. Фактически, что в математической лингвистике, что в формально-логических моделях осуществлялась подгонка описания под реалии текста, то есть работа шла в пределах бинарной структуры: «текстовый материал – описание». В нашей деятельности не было этой вырожденной диады. Мы существовали в процессе постоянного диалога наблюдаемого результата и чувствуемого в себе процесса его порождения, а способ изложения рано или поздно становился речевой проекцией этих внутренних актов.
Работа семинара, которым с большим искусством руководила Лидия Николаевна Засорина, проходила в атмосфере постоянного поиска, интересных находок и общих радостей. Напряжённая тренировка ума при господстве принципа доверия материалу и требовании высокой исследовательской этики – всё это оказало огромное влияние на жизнь каждого из нас. Осуществившееся в те годы духовное единение не прошло бесследно и явно не могло быть случайным. В логике движения науки о языке есть для него своё почётное, хоть и очень непростое место: нам выпало на долю в завершающий период экстенсивного развития лингвистики показать результаты иного виденья языка, взгляда изнутри, с позиции родной речи, с позиции генезиса речемыслительной деятельности, насколько мы могли эту деятельность реконструировать.
Уникальные результаты деятельности семинара были частично зафиксированы в сборнике «Вопросы металингвистики», который Лидия Николаевна смогла подготовить и издать в 1973-м году. А вскоре грянул гром. За три дня до защиты докторской диссертации (объявление об этом уже было повешено на факультете) кафедра математической лингвистики на своём заседании не провела Л.Н. Засорину по конкурсу на занимаемую ею должность доцента. Других претендентов не было.
Вспоминать об этом заседании очень тяжело даже по прошествии стольких лет, но молчать уже нельзя. Нам, её аспирантам, ясно было одно: это хорошо спланированная и подготовленная акция по изгнанию из науки человека, намного опередившего других и создавшего коллектив единомышленников, которые обладали оригинальными результатами. Причём полученные нами результаты подтверждали друг друга и не имели аналогов в мире (и до сих пор их нет). Сочетая в себе талант исследователя и талант организатора, имея огромный опыт выстаивания в истине русского языка, Лидия Николаевна Засорина, по-видимому, пугала тех на факультете, для которых «место под солнцем» было давно уже дороже истины. И дороже приоритетов страны.
После «учёного» собрания, где были использованы все возможные способы клеветы и намеренной подмены и где Лидию Николаевну защищали только аспиранты, наша судьба тоже была решена. Лишь через два года Лидия Николаевна Засорина получила возможность вернуться в университет, но уже на факультет психологии. Основную тему научной деятельности пришлось сменить. Однако она всё-таки защитила докторскую диссертацию по порождающей грамматике локативных конструкций, но уже не на бывшем родном факультете. Деривационный словарь русского языка так и не был издан. Но Л.Н. Засориной удалось выпустить сборник статей по материалам этого словаря. Языковой материал и далее постоянно был в поле её внимания и именно на нём, прежде всего, основывалась её научная деятельность в педагогике.
Глубокое чувство родного языка и научное проникновение в его порождающие речь механизмы позволили Лидии Николаевне увидеть современную тенденцию языковых изменений, активно навязываемую обществу множеством «научных» работ по технологизации речи. Абсолютизация речи как единственного объекта в большинстве работ по когнитивной лингвистике, по культуре речи, по коммуникативной лингвистике, по лингвистике компьютерной и т.д. привела к полной потере языка как объекта исследования, к нивелированию отношения «язык – речь», а, следовательно, к практикам заговаривания языка.
Подобная ситуация, навязываемая массовой наукой, обеспечивает лёгкий способ программирования сознания человека, возможность осознавать лишь внешний, проекционный, слой языка, не задумываясь над сутью услышанного или сказанного.
Прецедент такого искусственного конструирования сферы ментальности человека хорошо известен хотя бы по знаменитому труду Г. Маркузе «Одномерный человек». Но Маркузе исследовал феномен тоталитарного общества. В социологии сегодняшняя реальность трактуется как общество перформативное, в структурах повседневности которого императивом является получение и передача информации. Задумываться нельзя и некогда.
Мы видим, что диагноз речевых практик современного общества, поставленный Л.Н. Засориной, вполне совпадает с выводами философов и социологов. Однако Лидия Николаевна ещё семь лет назад указала и выход из кризиса осмысления реальности: от лингвистики, как она сложилась сейчас, — к языковедению, к возвращению языков, к вхождению Языка в Русский мир.
Впервые опубликовано: Дни философии в Петербурге-16. Материалы международной конференции «Значение реалистической философии для естественных и гуманитарных наук». Под ред. профессора В.Л. Обухова. Санкт-Петербург: «Гамма», 2016. С. 61 – 66.
На заставке: Николай Рерих. Канченджанга. //В последние годы жизни Лидия Николаевна была руководителем Рериховского семинара при секции книги и графики в Доме учёных РАН, организатором и бессменным руководителем Рериховских Чтений в Российской национальной библиотеке. Её последняя, изданная при жизни статья: «Космические грани семьи Рерихов».
© Л.С.Шишкина-Ярмоленко, 2016
© НП «Русская культура», 2021