Аллéва Аннелиза / Annelisa Alleva (Рим) — поэт, эссеист, переводчик. Родилась в Риме, где и живëт. Учила русский язык с детства, в 1980 году получила диплом по русскому языку и литературе на Филологическом факультете Первого Римского университета. Весной 1981 г. встретилась с Иосифом Бродским на Факультете философии и языков в Риме, их дружба продолжалась до начала 1989. Автор восьми сборников стихов. На русском языке печаталась в журналах: «Звезда» (2004, 2007, 2014), «Стороны света / Cardinal Points» (2011), «Новая юность» (2010), интернет-журнале «Formafluens» (2010), «Русский мiръ» (2011). С 2007 года участвует в ежегодном Международном поэтическом фестивале в Грузии, переводческих конференциях в Ясной Поляне и др. Лауреат премии Россия-Италия в 2014 года за лучший перевод «Анны Карениной»(2010); премии Lerici Pea в 2009 году за антологию «Русская современная поэзия»/Poeti russi oggi/; премии Sandro Penna в 2010 году за книгу стихов «La casa rotta»; премии Бэллы Ахмадулиной в 2015 году за лучшее эссе года на русском языке «Абстрактные открытки. Переписка с Иосифом Бродским и его отцом» (Звезда №5, 2015).
Тишина…Молчание…Круг…Сеть…
В квартире одинокой все
Давным-давно уснули:
И мать, и бабушка в косе,
Лишь я на карауле.
(«Из гостей», Моленье о чаше, Mitkilibris, СПб., 2004, С. 35)
Родившийся 12 октября 1944 года в Ленинграде, под знаком Весов, Олег Охапкин был некоторым образом связан с Воздухом. Ведь знак Весы принадлежит знакам Воздуха.
Первые страницы, которые я читаю о нём в предисловии Андрея Арьева к сборнику «Моленье о чаше» 1970-ого года, но вышедшего в 2004-ом в издательстве “Mitkilibris”, его описывают в воздухе.
Охапкин в конце 1960-х годов встречается с Бродским (родившимся под знаком Близнецов, тоже знак Воздуха) под куполами Смольного собора. Пишет Арьев – чья фамилия тоже, между прочим, напоминает по-итальянски «aria», воздух, и, оттуда, музыкальную «арию» – :« к разнорабочему Олегу Охапкину по ремонтным стропилам собора поднимался недавний тунеядец Иосиф Бродский.»
Но сейчас какая разница, что Олег был разнорабочим и Иосиф тунеядцем? Оба поэта, уже давно, просто – ангелы, и Олегу при рождении было предназначено быть ангелом. Вот что пишет о нём Сергей Стратановский в «Звезде»:
«Рассказывали, что его крёстная мать увидела в появлении этого младенца исполнение пророчества о. Иоанна о ангелоподобном ребёнке, который родится во время страшных бедствий и который станет защитником христианской веры. Две старые женщины, бабушка и крёстная, были уверены, что это именно Олег, и именно так стремились воспитать мальчика.»
Помню нашу единственную, с Олегом, встречу в редакции «Звезды», 28 октября 2005 года. Из его надписи на подаренной мне книге знаю, что был именно этот день. Тогда он выглядел ангелом худым, бородатым. Нас познакомил Арьев, который мне немедленно рассказал про встречу Охапкина с Бродским под куполом Смольного собора с обширным взглядом на Неву, но я тогда просто подумала, что неправильно поняла: мне показалось это неправдоподобным.
Мне кажется, что характерная специфика охапкинской поэзии – которая развивалась под влиянием Пушкина, Блока, Мандельштама, Бродского, Пастернака, и не знаю ещё скольких других авторов – это перевод с музыкального языка на письменный. В музыке темп совершенно точен и скандирован отбиванием определённого ритма.
Будучи профессиональным певцом в церковном хоре, Охапкин естественно совершил этот переход. В нём была предрасположенность к тишине, то есть к паузам в жизни и в речи. И тишина присутствует очень часто в его стихах, вместе с другими словами, которые тоже относятся к этому расположению духа: «тишь», «тихий», «стихать», «молчанье», «умолчание».
В стихотворениях Охапкина прилагательное в краткой форме «тих» иногда рифмуется с существительным «стих». Видимо тишина является поэту плодотворным фоном для его поэзии, именно как ночь, чернота, мгла. Он пишет:
Выпью чаю. Опять покурю
И закончу ночной зимний стих.
Ветер с запада – календарю
Вопреки. Час беззвучен и тих.
(«Ветер с запада тёплый, сырой». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. С. 23)
В другом случае «стих» и «стих» совпадают в рифме, но представляют собой разные части речи (глагол и существительное):
И затемно заканчиваю стих.
Уж ветер с севера и пруд ледяным стынет,
Но ветер высоко. Внизу он стих.
И только жести лист на крыше стонет.
(«Чернеющее окно, и улицы не видно.». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. C. 25)
Охапкин ищет тишины как слушатель и повторяет непрерывно это слово, как в православной литургии повторяются священные формулы. Он как будто призывает тишину. В результате «тишина» является весомой, плотной, звонкой, занимает какое-то физическое пространство на странице и в воображении читателя. «Тишина» неощутимый элемент, которым окутан любой стих Охапкина, «тишина» — это он сам, его подпись. Тишина в воздухе и внутри – как Бог.
Пишет поэт:
Есть птицы, горы, церкви – весь клавир
Молчания… Молчи! Нам не до жира…
Есть ангелы, есть Бог в быту квартир,
В разноголосом ритме умолчаний…
(«К Лидии». Моленье о чаше. Мitkilibris. СПб., 2004. С. 56)
И могу различать оттенки
Тишины, и в ночи лишь мгла.
(«Ветер стих, и в округе так тихо». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. С. 30)
Тишина из углов как ползёт.
(«Наедине с собой». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. С. 60)
И капли грызли тишину, как мыши.
(«Среди июля». Любовная лирика. Русская культура. СПб., 2013. С. 25)
Прислушайся к вещам! Они молчат.
Но разве и в молчанье не кричат?
(«В среде молчания». Моленье о чаше. Мitkilibris СПб., 2004. С. 29)
«Тишина» – более абстрактное существительное, которое относится к окружающей среде; «молчание» – обычно относится к человеку. «Тишина» – отстранение, одиночество. «Тишина» – покой. «Тишина» – то, что ещё не сказано. «Тишина» – то, что окружает дом Охапкина в Сосновой Поляне, там, где Олег чувствовал близость залива, завода, аэропорта, кладбища, электрички.
И пишу в тетрадь
Эту тишь, эту жизнь ночную
У окна за большим столом.
(«Осенняя ночь». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. C. 21)
Быть в тишине значит – сидеть дома, ночью, за столом, и записывать стихи в тетради, закуривая папиросу, выпивая красный чай; смотреть звёзды из окошка, пока собака лежит на диване, и жена с дочкой спят за стенкой. «Тишина» – ожидание Откровения. «Тишина» – тайна. «Тишина» – протест против злобы дня. «Тишина» – созерцание, предчувствие экстаза. «Тишина» – лишение. «Тишина» – свобода и молитва.
Как волен был я ночью при луне,
Вдыхал ли сладость благовоний.
Какие страхи навевал родне
Молчанием моим перед иконой.
(«Дуб». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. C. 52)
И весь я перед Господом сквозной –
Молчанием, вниманьем и говеньем.
(«Лампада». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. C. 53)
Пронизано всё Богом в тишине,
И Он молиться помогает мне.
(«Ночное бдение». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. C. 77)
«Тишина», в следующей цитате как «молчание», представлялась Охапкину накоплением энергии. Ведь известный астрофизик Николай Александрович Козырёв, один из самых близких и важных для него друзей, считал, что Время – энергия.
И в молчании копится мощь.
(«В сердце тихая ясность и слава». Любовная лирика. Русская культура. СПб., 2013. C. 83)
«Тишина» связана с тем, что невыразимо в любви, и надо угадать. «Тишина» – абсолютное счастье. Полнота чувства в пустоте звуков. В тишине совершается чудо полного слияния героини с пейзажем, с природой. Тишина способствует любви и её сопровождает:
Так пишу Вам.
И в сумерках кажется мне:
Это всё – тишина между строк.
Вы поймете её без названия.
(«Как назвать Вас, любимая?» Любовная лирика. Русская культура. СПб., 2010. C. 14)
Не знал я
Полноты моей природы, к небесам причастья,
Этой подлинной свободы, тишины и счастья.
(«Лидия». Любовная лирика. Русская культура. СПб., 2010. C. 55)
Мы заполночь с тобой обнимемся
И нам поможет тишина.
И до утра в ночи не двинемся.
В ночи природа спать должна.
(«На даче». Любовная лирика. Русская культура. СПб., 2010. C. 97)
В семидесятые годы «тишина» для поэта не только способствовала размышлению, сосредоточению в себе, слиянию со вселенной, а вызывала ещё в нём чувство тревоги, потому что, видимо, тогда реальных событий вообще было слишком мало в России, и мало было контраста, мало было с чем сравнить тишину. Тишины было слишком много. Можно было бы это состояние назвать советской метафизикой. С этим ощущением он иногда даже шутил, называл его иронически «безвременьем»:
Возвращайся, возвращайся, синьорина!
Над Россией тишина, как субмарина,
Повисает… Возвращайся! Поглядишь.
Объяснишь мне, отчего такая тишь.
Не смекаю: то ли Время стало, либо
Погружаемся в безвременье… Спасибо!
(«Счастливая песенка». Моленье о чаше. Мitkilibris. СПб., 2004. C. 57)
В это время стихи у него получались очень сильными, обличительными, смешанными с иронией:
Тьма, хоть выколи глаз. Живём
В безвременье, я хотел сказать,
Да часы стучат, сам живу живьём
За столом под лампою, где лизать
Спину свою полюбил кот,
Чихает бабушка, поёт комод,
Картонная музыка «Паяца» орёт
За стеной. Карузо ещё любим.
Кот жестикулирует под лампой, как мим…
Значит, время ещё идёт.
Безвременье, однако. Да, да! Оно.
Тьма, хоть выколи глаз. Окно
Занавесишь, и всё равно
Слышен ползучий ледник страны.
Так танки слышались до войны.
(«В чаще». Моленье о чаше. Мitkilibris. СПб., 2004. C. 72)
В следующей цитате, волк, о котором пишет автор, – это не волк народных сказок, басен Крылова, пьес Островского, стихов Осипа Мандельштама, а человек в одичалом состоянии:
Муза, беги! Я не волк, но и волк оттого.
Лиру расстроив, я какофонию леса
Нюхом в молчании определил.
(«Вести из леса». Моленье о чаше. Мitkilibris. СПб., 2004. C. 74)
Есть ещё другое слово, часто употребляемое в стихах Охапкина, которое тоже включает в себя разные значения и соединяет природное с более абстрактным элементом. Это – «круг», или «кольцо». Круг опять связан со временем, с распространением звука, света, волны; с человеческим лицом, со скукой.
Вслушаемся в эти иронические строки:
Круг тот же самый Времени,
Тесный в спирали года,
Та же, пардон, погода,
Тот же народ живёт.
(«Десять строф о свойствах воспоминаний». Моленье о чаше. Мitkilibris.
СПб., 2004. C. 60)
Лишь изредка порой такси
Пройдёт по улице с шуршаньем,
И месяц звёзды погасил,
И свет расходится кругами.
(«Белой ночью». Любовная лирика. Русская культура. СПб., 2010. C. 63)
То с ночного идут рыбаки
И от вёсел большие круги.
Отражаются в озере лес
И заря золотая с небес.
(«В бледном озере утро встаёт». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. C. 89)
Красные трамваи
Делают кольцо
Как из пивоварни
Дворника лицо.
Да кружатся стаей
Лиственной часы.
Дни короче стали.
Звёздные часы
Взвешивают время –
Желтолицый день.
Золотое бремя
Кружится как тень.
(«Каркает ворона…». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. C. 106-107)
Красен у рябины плод,
Лист во сне кружится.
Так бывает каждый год –
В землю лист ложится.
Утки тоже на прудах
Плавают, кружатся.
Детский корм для милых птах
Птицам к людям жаться.
(«Октябрь». Лампада. Русская культура. СПб., 2010. C. 109)
Здесь, в следующей цитате из стихотворения «Чёрный день», «кольцо пустот» связано с чувством тревоги, психологического стресса:
Пуст как орех, иссохшего ядра –
Себя в себе самом от неуюта
Не нахожу, и, лютый, как Малюта,
Встаю с одра.
Но, встав, не нахожу в себе причин,
И к зеркалу – пучине из пучин –
Плыву лицом, и в тусклой амальгаме
Стою, как пруд, в кольце пустот, как в раме.
(«Чёрный день». Моленье о чаше. Мitkiliris. СПб., 2004. C. 77)
Последняя строчка мне напоминает известную картину «Крик» Эдварда Мунка. Здесь образ распространения волн на пруду, который как таковой неподвижен, превращается в волнение поэта.
Понятие полноты и пустоты, так свойственное Охапкину, вызывает также образ сети. «Сеть» тоже часто присутствует в стихах Охапкина, как таковая, так и в метафорическом смысле. С «сетью» связана идея «вязания», «сплетения», «косы». С «сетью» связана идея заключения, ловушки, и ещё идея бессилия человека, которому не удаётся уловить что-то ускользающее у него из рваной сети.
Поэтические мотивы сливаются между собой. Следующая цитата выбрана из стихотворения «Призвание», которое было написано им как бы от лица одного из апостолов-рыбаков:
Я был с тобой в земле Геннисарета,
Иначе мне привиделось всё это.
Я помню лов, который Ты затеял,
И столько рыб, что не держала сеть.
(«Призвание». Стихи. Ленинград-Париж, 1989)
Наш язык, точно рваная сеть.
Не уловишь сей рванью достаточно рыбы.
(«Александру Ожиганову». Моленье о чаше. Мitkilibris. СПб., 2004. C. 70)
О, как с годами теснее, тоньше
Сеть умолчаний! Почти без слов…
(«О, как с годами теснее, тоньше». Моленье о чаше. Мitkilibris. СПб., 2004. C. 79)
Ты вяжешь свой железный бред
В железном круге бытия.
(«Железная песенка». Моленье о чаше. Мitkilibris. СПб., 2004. C. 92)
Опять же любовь, связь. Охапкин чаcто описывает волосы и руки любимой женщины именно потому, что их можно сплести.
В то мгновенье, как сплетаю с солнцем, с золотыми
Струнами его твой волос каждый, даже имя –
Лидия, лидийский берег, лад, Эллада, Время.
(«Лидия». Моленье о чаше. Мitkilibris. СПб., 2004.,C. 52)
И потому я знал уже о том,
Что наша связь – неплотное сплетенье
Влюблённых рук
(«Делия». Любовная лирика. Русская культура. СПб., 2010. C. 35)
Дочь Олега и Татьяны, Ксения Охапкина, которая занималась графикой поэтического сборника Лампада, нарисовала ствол дерева – под лазурным светом в виде купола, – переплетённого косой. А коса символически связана с образом русской женщины.
Я говорила о двух русских поэтах, которые однажды встретились в воздухе, в ленинградском небе, на ремонтных стропилах Смольного собора. Один умер в Нью-Йорке и похоронен в Венеции. Другой остался на родине и здесь же умер. Он писал стихи почти каждый день, подобно тому, как мать переплетает косу своей дочери каждое утро. И дочка жалуется: больно! И Олегу было часто больно. Но писание стихов было для него радостью и утешением.
на заставке: рисунок Ксении Охапкиной (бум., гуашь),2009.
© Аннелиза Аллева/Annelisa Alleva
© Альманах «Охапкинские чтения» № 1, 2015
© НП «Русская культура», 2018
