Симфония аутентичности как мегапроект России

Людмила Шишкина-Ярмоленко

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Концепция и история Евразийства как течения философской и даже политической русской мысли 1920-х годов требует к себе сегодня пристального внимания. В сложившейся ситуации однополярного мира, будучи в 1990-е годы на грани полного распада, Россия смогла выдержать почти три десятилетия беспрецедентного давления объединённого Запада. И выдерживает сейчас. Феномен этого выстаивания при абсолютно неблагоприятных обстоятельствах до сих пор полностью не проанализирован, а многими, так называемыми демократами, даже и не осознан.

Мешает не столько аберрация близости, сколько культивируемая отстранённость части интеллектуалов от «среды обитания», от народа, от государства. И эта отстранённость как превращённая (точнее – извращённая) форма до сих пор привычной для науки субъектно-объектной парадигмы естественным образом оказывается нынче остранённостью.

А ведь, выстаивая, народ нашей многонациональной страны совершает на всех уровнях жизни повседневный подвиг. Так называется означенное действо на русском языке. Следовательно, необходимо понять, как мы оказались способными на этот подвиг и что нас ждёт впереди. Не случайно ещё в декабре 2018-го на церемонии вручения премий Русского географического общества В.В.Путин, поблагодарив участников экспедиций по изучению природы России, сказал, что эти исследования в том числе помогают нам понять, кто мы, куда мы идём, какова наша идентичность. «Познать себя» — так прокомментировала пресса задачу, поставленную президентом.

Познать себя значит определить неслучайность своего пути. Пути страны и её народа. Возможно ли это? А разве у нас есть выбор? В это судьбоносное время, на излёте эпохи антропоцентризма, мы в состоянии осознать, что за ХХ век человечество испытало критическое количество потрясений от смены систем ценностей, тоталитарных режимов и неверно сформулированных целей.

Сегодня мы сталкиваемся с новым видом тоталитаризма, надёжно замаскированного необходимостью разумно управлять всё усложняющейся архитектурой промышленного и всяческого производства. Тоталитаризм системного менеджмента, воплощённый в перформативных обществах Запада, активно пробивает дорогу и в нашей стране, подчиняя человека господству технологий во всех сферах жизнедеятельности. Навязываемый технологиями труда и отдыха, рассуждений и оценок образ жизни лишает нас главного – пространства свободы, даже внутренней. Уже артикулированная цель формирования постчеловечества становится заманчивым аттрактором нашего движения. Но куда? В бездну?

Камо грядеши, Россия? Камо грядеши? Древнее слово камо в отличие от куда маркирует путь, а не цель. Цель, конечно, определяет путь, но зачастую насилует жизнь, а в пути мы согласуемся с жизнью и выстраиваем себя. Задумаемся о возможном пути.

О том же думали и молодые евразийцы, дистанцируясь от чуждых им ценностей Запада, но вынужденные переживать эпоху небывалых социальных потрясений в России вдали от родины. Не обсуждая сейчас сложную историю этого движения, заметим лишь, насколько закономерным было его возникновение, буквально подтверждённое взрывом популярности в среде русских эмигрантов, активно включившихся в дискуссию, в организацию кружков, выпуск книг, газет и журналов.

Но так же закономерно было и резкое размежевание на тех, кто понимал историческую необходимость происходящего в России и поддерживал Советы, надеясь, как, например, Л.П. Карсавин, на востребованность евразийских идей на родине, и на тех, кто отходил от политизированного Евразийства (но не от идеи, как пояснял Н.С. Трубецкой).

Сегодня, как бы это ни казалось странным, надо признать, что правы были и те, и другие. Одни, на острие долгодействующих сил истории, считали своим долгом включиться в реальные процессы возрождения родины и приносили себя в жертву Будущему. Другие прорывали тоннели из структур чуждой повседневности в Будущее России средствами философии и богословия, обеспечивая духовными практиками православия надёжность своих построений.

В 1990-е годы, в период полной ущербности страны, начался ренессанс идей Евразийства, а в нашем веке часть из них уже воплощается в жизнь. Пока ещё нет единственной, хорошо отработанной и принятой элитой и народом концепции, но движения в эту сторону нельзя не заметить. И, конечно, нельзя переоценить вклад в формирование современного направления Евразийства Л.Н. Гумилёва. Лев Николаевич называл себя последним евразийцем, но на самом деле разработанная им теория формирования и взаимодействия этносов и суперэтносов, в том числе и на территории России, стала серьёзным стимулом для возрождения Евразийства в современном виде. Особо следует отметить теоретическую и организационную работу по продвижению евразийских идей А.Г. Дугина.

Мы не касаемся здесь развития евразийских идей в политике. Это отдельная тема, предельно важная сегодня, требующая иного подхода и компетенции.
Кратко перечислим проблемы, которые, с нашей точки зрения, предстоит исследовать и найти решение, чтобы понять наш путь на просторах Евразии (и не только):

1. Первая из них – это проблема современных границ Российской Федерации. Может ли быть интерпретирована потеря многих территорий в результате развала СССР (вслед за другими, более ранними, потерями) как обретение истинных, то есть устойчивых границ, в пределах которых максимально эффективен процесс государственного строительства?
Однако проблема внешних границ естественно дополняется проблемой границ внутренних, прояснением принципов их определения как условием стабильности государства;

2. Логика взаимодействия русского суперэтноса с суперэтносами и этносами на территории России, по Л.Н. Гумилёву, Союз национальностей и языковой союз, по Н.С. Трубецкому: необходимость, возможность и реальность. Фактически, это необходимый поворот проблемы границ.

Кстати, будучи гениальным лингвистом и одним из основателей Пражской школы структурной лингвистики, а не только евразийского движения, Трубецкой на материале более двухсот языков разработал теорию оппозиций значимых звуков языковой системы. Эта теория – один из важнейших путей реконструкции устройства Логоса — Архетипа Языка как такового, а значит, может использоваться в качестве инструмента выявления типологии отношений в любом сложном образовании, в том числе – в обществе, проявляя его целостность, подтверждающуюся генезисом объекта;

3. Наконец, ещё один поворот сюжета, высвечивающий сердцевину проблематики поиска пути, — это вопрос: «Кто мы?». Пожалуй, это самая сложная тема для понимания, поскольку здесь нельзя обойтись только научными или даже философскими изысканиями. Здесь особенно важна позиция вопрошающего как таковая – позиция включённого наблюдения, или наблюдающего участия в повседневной жизни народа и страны в целом. Это, безусловно, требует взросления внутреннего человека, определённой степени мудрости по отношению к другим и к себе, позволяющей избегать скоропалительных оценок. Ведь ещё родоначальник современной семиотики Ч. С. Пирс доказал, что за эмоциональной оценкой события чаще всего следуют логические доказательства собственной правоты, закрывающие возможность вникнуть в суть происходящего.

К сожалению, в психологии и социальной антропологии включённое наблюдение воспринимается как метод. Но метод всегда можно сменить, усовершенствовать и прочее. Позицию эту не выбирают. Она может быть выработана только сознательно в сложнейшем диалоге с миром, при осмыслении жизненного опыта, поиске меры авторефлексии, меры ответственности за совершаемое, и в пределе – возможности обретения целостного миросозерцания.

В отличие от предыдущих стадий формирования образа мира (мировосприятие, мировидение, мировоззрение) целостность миросозерцания предполагает наличие принципа апофатики. Основа миросозерцания – выверенные религиозные практики христианства и, прежде всего, единственной ортодоксальной христианской церкви – православной.

Немалую роль в возможности обретения миросозерцания сыграли представители русской религиозной философии и православного богословия. В русле евразийского движения мы, конечно же, не можем не обратиться к Л.П. Карсавину, к его концепции симфонической личности человека, народа, нации.

Хорошо известно, что Московское царство унаследовало от Византии сложнейший принцип симфонии властей. Отказ от этого принципа при Петре Первом был связан, на наш взгляд, с необходимостью и возможностью, обеспеченной накопленным качеством соборности, кратко повторить опыт развития индивидуальности, характерный для Западной Европы. Возврат к соборности, но уже на новой почве двойного опыта мог послужить Карсавину стимулом для разработки концепции симфонической личности. Конечно, всё это требует серьёзного исследования.

Только два момента хочется отметить. Первый касается обсуждения автором возможностей употребления таких важных для данной тематики терминов, как лик, личность, личина, персона. Нельзя не согласиться с Карсавиным, что уравнивание личности с персоной не может быть оправдано, поскольку исконное значение латинского персона – «маска». Следовательно, персона = личина. С другой стороны, распространённое даже в богословии ХХ века отождествление ипостасей Троицы с тремя личностями совершенно противоречит русскому словообразовательному ряду и переносит в пределы апофатики категорию человеческого:
личность
лик → лицо → личный → [
личина

Возможно, и в трактовке народа как симфонической личности лучше использовать сегодня термин аутентичность в интерпретации М. Хайдеггера («Бытие и время») и сформулировать проблему как симфонию аутентичности. В таком случае динамизм симфонии властей может возродиться в процессе нового прочтения концепции Л.П. Карсавина, дополненной разработками других известных религиозных философов и богословов, как творческий процесс согласования, гармонизации всего общества, народа, государства.

В заключение необходимо сказать, что возникновение Евразийства в первой половине ХХ века и явная востребованность многих идей этого движения сегодня свидетельствуют о возможной регенерации не только русского суперэтноса, но и союза этносов и суперэтносов на территории России.

Это подтверждается и сложным опытом Советского Союза, государства, в котором заново осваивалась забытая было естественная позиция человека в мире – позиция включённости в поток творения жизни, но уже не в масштабе рода или иной первичной общности, а индивидуально. С индивидуальной решимостью и индивидуальной ответственностью. С формированием новой психосоматической нормы. С возможностью обретения обновлённого качества соборности в наши дни.

Впервые опубликовано: КЛЮЧЪ. Российское общество реалистической философии. Философско-общественный альманах. Выпуск 13. – СПб.: СПбГАУ, Сухум, ГАУ. 2019. С. 133-135.

На заставке: работа петербургского художника реалистической школы Антона Овсяникова «Крещение», 2002 г.

© Л.С. Шишкина-Ярмоленко, 2019
© «Русская культура», 2020