На нашем портале публиковался «Блокадный дневник» ленинградского горного инженера, профессора, доктора технических наук Алексея Алексеевича Борисова (1911–2003). Ниже мы представляем довоенные записи ученого, как и в случае дневника публикуемые с любезного разрешения его дочери Марии Алексеевны Борисовой.
Объём записных книжек существенно больше. Записи в большинстве своём не датированы. Курсив всюду мой, – Мария Борисова.
1938 год
***
Человек попадает в жизнь, точно на переполненный поезд с маленького полустанка. Места уже все заняты, пассажиры, на первый взгляд, сжились уже, и в них чувствуется неприязнь к новичку. А он мечется, понапрасну тычется туда-сюда…
Но мало-помалу всё устраивается и для него находится место. И он уже с неприязнью и насмешкой относится к новичкам.
***
Лавров – человек грубости необыкновенной. Не стесняется писать матерные резолюции на заявлениях рабочих. Его дважды исключали из партии. После того, как его реабилитировали в обкоме партии, он приехал, и пригрозил представителям общественности во всеуслышанье:
– Ну, теперь я вам покажу! Держитесь!
Критики он совершенно не терпит. Похабник. А на первый взгляд человек хороший.
***
– Это мост Шмидта?
– Да. Шмидта.
– Это того, что на полюсе?
– Нет, это лейтенанта Шмидта.
– А не Отто Юльевича?
– Нет! Это того, что на корабле.
***
Прикованное к Земле человечество находится как в плену. Что там, за доступными нам расстояниями мирового пространства? Конечно другие миры, миры и ещё миры! Но мы ещё не можем направиться туда, мы прикованы к Земле, как Прометей к скале! Может быть прикованы ещё на века и века! Скоро ли у нас народятся Гераклы, и мы впервые по настоящему будем свободны?
Только Наука освободит нас. Но этот Геракл сам не придёт. Его надо заставить придти! Штурмуйте Науку! Поднимайтесь все, от октябренка до деда! Поднимайтесь! Вставайте на самую благородную революцию – революцию науки, на самую священную борьбу – борьбу за освобождение человечества из плена Земли!
Вы привыкли к этому плену и не замечаете его! Но это самый тяжёлый, самый мучительный плен. Да! Из под ига Земли можно освободиться только революцией – тяжёлой, длительной, но победоносной. Я абсолютно в этом уверен.
(Такое воззвание возможно, но лишь при коммунизме на всей земле).
***
Утром мы расспорились и он с завидной искренностью отстаивал свою точку зрения. А вечером мы опять спорили. И он с тою же искренностью защищал противоположную точку зрения…
Наконец он привскочил:
– В чем же дело? Сейчас я говорю совершенно искренне (он никогда не лгал)! Но ведь и утром я, ей-ей, говорил также совершенно искренне. В чем же дело? Не может быть, чтобы я был столь легкомыслен. Нет!
(Он действительно был человеком большой души и огромного ума). (Борис М. – Б. В. Матвеев)
– В чем же дело? В чем?
***
Тринадцатилетний мальчик лежит на печи, щёлкает семечки и просит тетку:
Расскажи мне сказку, может, я Пушкиным буду!…
Я удивился, начал расспрашивать много ли он читает. Оказалось очень мало. Я стал советовать ему читать книги. Тётка:
– И не думай. Теперь опасно быть умным. Займись, вот, фотографией. А умных, куда надо прибирают. Вот говорила твоему батьке, чтоб не был образованным, и в партию вступал – не послушался. Ну, теперь и сидит где надо. А ты не будь крепко умным, попроще держись…
Так старый мир влияет на детей. Не знаю, послушал ли мальчик, но если это повторять ежедневно – послушает! Станет верить в это – и человек испорчен, потерян для новой жизни. Его придется ломать.
***
Говорят: «самое страшное – потерять жизнь». Но ведь это так просто! Человечество миллионы лет теряет жизни. Сколько людей умерло! А человеку всё страшно. Никак не привыкнет. А говорят: сила привычки.
***
(Профессор студенту)
Правильно, хорошо! Вы это остроумно придумали. Такой системы нигде ещё не применялось. Она дает большие преимущества. Хорошо. Никогда не надо ходить проторенными дорожками… Хорошо… Только, Вы знаете… Сделайте лучше… по старому.
***
Сегодня я опоздал на лекцию. В аудитории было человек 300. Лектор пригласил меня пройти вперёд и сесть на имеющийся там свободный стул. И только я тронулся с места, как раздалось хлопанье и такой шум, что можно было вообразить, будто большого человека приветствуют. И так пока я прошёл через всю длинную аудиторию. О, русская лень! Любой повод ты готова использовать, чтобы только не трудиться!
***
Правильно, хорошо! Вы это остроумно придумали. Такой системы нигде еще не применялось. Она дает большие преимущества. Хорошо. Никогда не надо ходить проторенными дорожками… Хорошо… Только, Вы знаете… Сделайте лучше… по старому.
***
Библиотеки общедоступны; почему не сделать общедоступным кино? В маленьких городках одно кино, редко два, но часто оба не работают. В деревне ещё хуже.
***
60-ти летняя старушка научилась читать. Читает газеты и сказки Пушкина: «Руслана и Людмилу».
***
Когда-то разросшаяся как громадное дерево обида была давно уничтожена, но остался корявый пень и выкорчевать его не было сил!
***
У нашего преподавателя умерла жена. По наивности мне было его так жаль, что я готов был прослезиться. На другой день я узнал, что у него по крайней мере 6 женщин.
***
Ф. дружил со своим профессором К. После смерти К., Ф. выступил против теории К., которую сам же ранее поддерживал. Все в один голос сказали: «сволочь». Ф. завел дружбу с К., зная о его ошибках. Но Ф. боялся, что если он открыто заявит об этом, его засмеют, т. к. авторитет К. был очень высок. Ко времени смерти К. авторитет самого Ф. вырос и, когда не было опасности быть осмеянным, Ф. сказал правду. Конечно, Ф. – сволочь.
***
В 1937 г. появились хорошие издания книг, на хорошей бумаге.
***
Человек рождается богачом, у него: отец, мать, братья, сёстры, тётки, дядьки, друзья, возлюбленная, потом семья. Затем все это теряется. Смерть уносит одного за одним. Другие становятся чужими. Очень быстро человек остается один, совершенно один. Он – нищий.
***
И цветы на могилах, как бы они не были красивы и пышны, не могут заменить тех, кто гниёт под ними.
***
18 сентября 1938 г. Донбасс
Осень наступила сразу. В этот день цветы (не знаю их названия) не распустили свои красные, жёлтые лепестки. Пошёл дождь. Туман затемнил горизонт. Мир сузился и неожиданно стал маленьким и скучным.
***
К старости люди познают яд одиночества, скрытый в молодости сознанием силы, независимости.
***
Колхозники удивляются, что на шахте грубо и некультурно обращаются с людьми, что здесь царство мата, беспорядка, недисциплинированности. При этом они задушевно говорят о колхозе. Что это? Искренность? Или хорошо там, где нас нет?
***
Колхозник, попав работать на шахту, идеализирует колхоз – лучше ничего нет (Швед). Через год он же говорит:
– Что такое? Нет. Самое почётное – это работа в угольной промышленности.
Он стал бригадиром.
***
11 ноября 1938 г.
Сегодня после занятий беседовал с крестьянами – украинцами. Рассказал им о татарском иге и Куликовской битве. Слушали раскрыв рты, вытянув шеи. Перед этим один спал. Проснулся.
Эх! Мало они знают! Мало. Учить бы!
Не скоро они растут и не скоро вырастут. Но растут!
1939 или 1940 год
***
Москва река одета в гранит. Может, она от этого стала красивей? Не знаю. Но получается впечатление, будто смирного и робкого зверя посадили на цепь. Нева – не то. Там сразу видно, что закован сильный и свирепый зверь.
***
Пильняк смотрел ночью на цыганскую избу и думал:
– Всё-таки, всё-таки сделали их оседлыми! Пять лет живут и работают, как все! А если б теперь они бросили б свою хату и ушли? Опять бы пришлось взяться за них. Да уж теперь не уйдут…
Поздно уснул Пильняк, почти на рассвете. Спал крепко и недолго. Проснулся раньше первых петухов. Вышел на улицу и ошеломленный остановился, протёр глаза и неуклюже сел.
– Всё-таки.
Вот здесь, рядом с его хатой, пять лет стояла крепкая цыганская изба. Кондовая… И всё-таки… Он ещё раз протер глаза и встал.
Теперь избы не было. Ни одного бревна! Не было даже печи. Валялся только рыжий мусор.
***
Вы не представляете, какое страшное слово: нет. Какой в нём жуткий смысл! Вы приходите домой, но там никого нет. Одни голые стены. Высокий зал и холодный свет.
***
Проходят годы… Вы не понимаете всей глубины этих слов. Потом вы поймете. Наступает холодная, безнадежная старость! И хочется уцепиться за жизнь, хоть ещё немного! Так на закате дня мы жадно ловим последние улыбки солнца.
***
В Борисоглебске врач Гаврилов оперировал девочку (аппендицит). Во время операции в больнице случился пожар, 2-й этаж, лестницы пылают. Ребёнка со второго этажа опустили в сад. Врач (он же заведующий больницей) спустился туда же и спокойно закончил операцию, не взглянув даже на больницу.
1940 г. (с конца марта)
***
Предел существования человечества на Земле определён пределом существования самой Земли. Возможна и случайная катастрофа. Поэтому человек должен стремиться возможно быстрее научиться перемещаться в межпланетном пространстве! Возможно быстрее из господина Земли превратиться во владыку, если не Вселенной, то по крайней мере во властелина всей солнечной системы! Тогда будет стоять задача достижения власти над вселенной. И только, когда последнее будет достигнуто, человечество сделается истинно вечным! Тут надо заметить, что речь идёт о человечестве в настоящее время населяющем Землю.
Т. к. мир вечен, власть человечества над вселенной неизбежна. Разумные существа рано или поздно в той или другой части вселенной научаться двигаться в межпланетном пространстве и постепенно станут владыками мира. Чем скорее это будет, тем лучше. Надо спешить!
Поскольку мир бесконечен, то вероятность существования разумных существ в некоторых частях вселенной также бесконечна; т. е. мы не единственные разумные существа во вселенной. Надо, чтобы другие не перегнали нас! Т. е. идет соревнование с неведомыми противниками. Кто раньше? Надо спешить!
Вот две причины, почему мы не имеем права сидеть сложа руки или продолжать наши междоусобные распри. Скорее надо строить коммунизм и разрешать указанные здесь задачи.
***
Когда мужчина женился, то с этого момента он только начинает себе жену добывать. Сколько препятствий ему надо преодолеть! Сколько боев выдержать! Сколько победить неведомых чудовищ! Не всякому это по плечу. И как часто жена так и остаётся где-то в царстве Змея Горыныча.
***
Странно живёт современный человек и странно умирает! Проживёт добрую половину жизни, оглянется и еле-еле наберёт одного-двух друзей. А умрёт и некому по нём справить тризну. Схоронят его соседи, да знакомые, да сослуживцы. И забудут!
***
Мужчина лет 50 вел себя весьма буйно в очереди просителей к нач. вокзала. Он ругался и даже чуть не подрался с одним желающим попасть вне очереди.
Грозный мужчина ругается и обещает перед всеми избить нач. вокзала. Моя очередь за ним. Он входит в кабинет. Очень долго задержался там. Меня удивила тишина, т. к. я ожидал криков и брани. Наконец меня пригласили в кабинет. Первое, что я увидел, был тот самый мужчина, который со всеми ругался. Он сидел на диване, схватившись за голову руками, и плакал навзрыд, как дитя.
***
Когда человек опечален по настоящему, как прискорбно бывает читать тогда грустные произведения. Жизнь и без того мучительно – тосклива! Но нельзя писать и весёлые вещи, их прочтут. Посмеются и кончено. Надо писать радостные вещи; они заряжают человека энергией, жизнерадостностью, деятельностью.
***
Сегодня Борис Матвеев заставил меня снова жить, заставил трепетать во мне лучшие чувства! Он выступил с острой и горячей речью против бюрократизма, против бумажничества (без бумаги ни шагу). Вот где попало Чураеву. Гескину и Герману! Ну и попало! Будут помнить!
От Бориса это требовало определенной решимости и известного самопожертвования. Благородный поступок! В наше время такие поступки не часты.
***
Я когда-нибудь должен поблагодарить мою Белочку, мою жену, за то, что так редко доставляют люди друг другу – за любовь и за счастье! Да, я счастлив, я знаю, что такое счастье!
14-го декабря поздравить Белу. NB
1939 –1941 годы
***
Нашей геологической партии, изучающей один из высокогорных участков Кавказа, случилось однажды забрести в ущелье. Холодные массивы гор громоздились друг на друга и уходили все выше и выше к самому небу, скрываясь в облаках. Редко-редко где рос кустарник и деревья.
Мне нравилась эта дикость, и нравились чудесные краски, которые утрами и вечерами лежали на горах. Я очень любил рассматривать эти места в бинокль. Мы взбирались все выше и выше и, наконец, облака оказались под нами. Но горы уходили ещё выше вверх к самому небу.
Однажды в бинокль я увидел в нескольких километрах маленькую сосновую рощицу на самом краю пропасти, и разглядел плоскую кровлю между деревьями. Найденное жилье так заинтересовало нас, что на другой день мы были уже там.
Обитателем единственной сакли оказалась старуха, прямая, высокая и совершенно сморщенная. У неё было целое хозяйство, и даже козы. Такие удобства в горах – исключительная редкость.
Мы устроились, как могли. Я – на маленькой веранде. Да, забыл вам сказать, что пропасть, на краю которой мы устроились, спускалась к долине, где расположен аул.
Я уснул, думая о том, как умудряется прожить здесь старуха в полном одиночестве.
Утром меня разбудил крик. Солнце уже стояло высоко над головой. Я старался понять откуда крик, повернувшись я увидел старуху, склонившуюся над пропастью и точно прислушивающуюся.
Через несколько секунд она опять закричала в пропасть, сложив рупором руки:
– Эге-э-э-э Кериб, Кери-иб! Эге-э-э-э! – и опять стала прислушиваться.
Я тоже прислушался. Ни звука не доносилось из пропасти. Слышно было только, как падала хвоя с сосен, да в сарайчике чесалась о стену коза. Я знал, что аул находился километрах в 3-х от нас. – Неужели её услышат: – удивился я и из простого любопытства направился к краю пропасти, захватив предварительно бинокль.
Старуха ещё раз прокричала в пропасть: – Эге-э-э-э Кери-и-иб! Эге-э!
Я стал за сосну шагах в сорока от старухи и стал смотреть вниз. Подо мной расстилалась зажатая горами узкая равнина, по которой, извиваясь, блестела, словно бриллиантовая нить на зелёном бархате, речушка. За речкой – селение.
Я видел, как чёрная фигурка, отделившись от селения, прибежала к речке и остановилась у берега, сложив руки рупором и задрав голову вверх. Я прислушивался, но ничего не слышал. Старуха же начала что-то по-своему кричать в пропасть. К сожалению, я не понимал их языка. Но по интонациям в голосе старухи и по её лицу, я понимал, что она разговаривает. Это был самый необычный разговор, который мне когда-либо удавалось наблюдать.
Вечером к старухе пришла девушка, по-видимому, дочь.
Иногда старуха кричала чуть не пол дня, вызывая различные имена, и к реке подходили разные фигурки, и почти после каждого разговора кто-нибудь приходил к старухе.
Но моё удивление превзошло все ожидания. Однажды в облачный день, когда селение было закрыто облаками, и казалось, пропасть была чуть не до краёв наполнена молоком, старуха подошла на старое место и принялась кричать туда, в молоко, перемежая крики с прислушиванием. Вечером к ней опять пришла та самая девушка, которая приходила в первый раз.
***
1. Монах и дева – сказка.
Он уходит в море, она за ним, но, войдя в воду по пояс, окаменели.
2. Еду в горах, проезжаю мимо скалы. На привале туземец рассказывает сказку о двух людях. Один из них весь в белом шёл все вперед, другой – чёрный не пускал. Белый, взойдя на вершину неприступной скалы, замёрз и окаменел, чёрный окаменел на дороге. Он показал мне на скалу внизу, около которой я проезжал и на блестящий пик на вершине.
***
Самое полезное и самое вредное – это может быть песня. Она оправдывает безмыслие, она мешает думать!
1941–1942 годы?
(дат нет, но есть план рассказа о партизане, так что это вероятно уже военное время)
***
Борьба кончается там, где умирает последняя искра сознания. И если организм ещё остается жить, если инстинктивно борется со смертью, то это уже борьба другого порядка, борьба природы против законов природы.
Но разве человек, у которого отсутствует сознание, есть человек? Нет! Это только существо, это только живой организм, не более.
***
– Если бы написать оперу на одно из произведений Достоевского, то в театре каждый двадцатый сошёл бы с ума.
– Вот потому-то и не пишут опер по Достоевскому.
***
Обыкновенный человек серьёзен только во время работы. На свободе он любит пошутить, посмеяться, побалагурить и даже поблажить.
***
Я живу, живу! Я читаю свой роман, который пишет жизнь. Я не задумываюсь над тем, что когда-нибудь он кончится, и что жизнь, подражая писателю, поставит точку. Жаль бывает, что роман кончен, но что поделать? Кончен!
1944 год
***
Давидянца и Пирятина арестовали немцы, потом отпустили:
– Идите, где жили, в Харьков – сказал офицер хорошо говоривший по-русски.
– Но нас же опять арестуют! Выдайте нам справочку, бумажку!
– Бумажку? – офицер лукаво улыбнулся. – Хорошо, сейчас дам.
Через несколько минут он вынес им справку. Она гласила: «Инженеры Давидянц и Пирятин следуют из Мариуполя в Харьков. При малейшем отклонении от прямого пути они подлежат немедленному расстрелу».
***
Гаврюшка – секретарь.
Гаврюшка стал начальником сектора, потом начальником отдела, потом директором, а его везде продолжали называть: Гаврюшка – секретарь.
***
Шла война – надеялись на мир: вот придёт мир – всё будет хорошо.
Пришёл мир, и пока ещё ничто не изменилось.
Пришёл мир и надеяться не на что!
Страницы довоенного дневника – 1939 год
14 мая 1939 г.
Еду четвёртые сутки. Вчера переехали Урал – небольшие, поросшие сосной и елью каменистые холмы. Азия… Я представлял её чем-то неопределённым, но необыкновенным. На самом же деле в тех широтах, где я еду (Кировская обл.), она ничем не отличается от Московской, Брянской, Смоленской и др. областей. Те же поля, те же болота, мелколесье. Только леса здесь занимают гораздо большие площади.
К Омску стало значительно теплее. Уже распустились молодые берёзки, зазеленели необыкновенно – яркой весенней зеленью поля… Люди здесь тоже обычные, но о них позже.
Поездка моя началась с того, что пришлось целую ночь стоять в очереди у Московского вокзала за билетами. Народу собралось к утру человек сто. Ночью какой-то пьяный ругал нас за то, что сами же устраиваем очереди. Пожалуй, тут есть доля правды.
В Москве на Северном (Ярославском) вокзале скопилось такое множество людей, что приходится ожидать по четыре-пять дней. В зале ожидания спали на полу, на подоконниках в коридорах…
Проехался на метро. Описывать сколь оно прекрасно не стану – об этом написано много. Скажу только одно, что оттуда не хочется уходить.
В Москве встретили Тройнина. После того, как он узнал о положении с билетами, он заметил:
– Москва – это город, куда можно въехать, но откуда нельзя выехать. Но Тройнину-то и посчастливилось уехать в тот же день. Мы прожили в Москве сутки, разузнали порядки и нахально, вне очереди получили билеты.
В поезд нам помог сесть ж. д. служащий. Для этого он сделал низость – использовал свое положение. И мы же ему за это уплатили, вместо того, чтобы поступить с ним по совести! Через пять минут мы уже знали, что он сын кулака, сам отсидел в тюрьме (кажется зря), родом он из Котельнича, живет в г. Александрове, и даже знали историю о том, как он купил часы, как потом «обмывал» их с человеком, который помог ему купить часы, как наконец он вынул из бумажника в кармане деньги, показал пустой бумажник, чтобы закончить «обмывать» (и его ничто не шокировало).
В вагоне меня поразили несколько человек, одетых до последней степени бедно. Во время разговора выяснилось, что все они строители, кадровые рабочие, едут на постройку ж. д. моста в Пермь, что в довершение всего, они зарабатывают по 18 – 30 руб. в день! Это очень хороший заработок. Удивительно, что этим людям не стыдно ходить в такой рвани.
Среди них была семья: муж, жена и сынишка – Лёнька. Мальчику было около полутора года и игрушек у него не было никаких. Забавлялся он лишь с головной повязкой матери (повязка, кстати сказать, служила ей носовым платком). Скоро ему это надоедало. Он искал и не находил чем заняться, ему становилось скучно и скоро он начинал хныкать.
– Цыть! Цыть! – кричала мать.
Ребенок не успокаивался. Тогда она поднимала его к окну и неизменно говорила, стараясь отвлечь внимание ребёнка:
– А посмотри-ка, Маруська… Коровка… Марусь, Марусь …
Ребёнок плакал. В ход пускались пощечины, ремень, и мать, и отец кричали. Чаще бил отец, а мать успокаивала, и когда ребёнок от боли и страха продолжал кричать, она поднимала его к окну:
– А посмотри-ка, коровка… Маруська… Марусь, Марусь …
Лёнька успокаивался, у него начинали слипаться глаза. Тогда мать ложилась вместе с ним на дрянной, сшитый из мешков, тоненький матрасец (не было даже подушки!) и начинала рассказывать когда-то слышанную, но давно забытую сказку:
– Вот как, вот как… Жила бабушка, а кругом лес, а в лесу жил козёл, вот как, вот как, серенький козёл…
Скоро мальчик просыпался, и все начиналось сначала, почти без вариаций…
18 мая 1939 г., Солоир
В соседнем купе ехал человек лет тридцати, в заношенной фуфайке, в белой фуражке, и брезентовых безобразных ботинках. Он уже дважды был осужден за преступления. Он сам очень просто рассказал:
– Женился в 30 году. Жили хорошо. Любил её. Пальцем не трогал. На Святой поехали к тестю. Гостей было порядком. Выпили. Одна за одной… захмелел. Так за столом и заснул. Проснулся ночью и сразу вспомнил, что Марья с Фёдором всё смеялась. Глядь: нет её (уже светало). Я в горницу – нет, на печку – то же, опять в другую половину – нет, опять в сени. Слышу шёпот в кладовушке. Я в хату. Взял нож и в чулан. Дверушку с налёту плечом – раз! – вылетела. Там действительно Марья с Федькой. Ну, благословил её. А он выскочил и в крик. Прибежали люди. За руки схватили… стал вырываться и ножом её брата по шее зацепил (он теперь голову на бок ходит – жилу перехватил). Марья тут же и умерла.
Присудили 5 лет. Пробыл в лагерях 9 месяцев – амнистия. Дома пожил года три и опять женился. Клавдия была красивая баба, пристепенная; а уж горяча до жизни была! Ночи бывало глаз не смежали… Вот как-то послали нас в тайгу паровоз чистить (в лагерях малость слесарить поднаучился). Пять дней работали, денег получили… В городе в ресторан зашли. Выпили. Одна за другой… Домой приехал часа в три ночи. Чтоб жену не будить у меня был пристроен потайной замочек к крючку. Ну я вхожу, разделся. Смотрю жена с кем-то вдвоём. Умылся. Подхожу к кровати. А он – кот и встаёт! Я за нож. Уходи, – говорю ему, – пока тебе не попало. Он так в белье и выскочил. Ну, я исполосовал её. Утром пришёл в милицию. Говорю: заберите… Дали 8 лет, отбыл в лагерях два с половиной года и вот освободили. Поеду домой. Жениться подожду. Надо брата женить.
***
Ехали в нашем купе муж с женой. Ехали искать, где лучше. Она очень полная, он очень худ, горбонос, с баками. Разговоров интересных не вели. Обращались: «Ника», «Зоечка»; ели через каждые 5 минут…
***
Новосибирск город довольно сносный. Построен новый большой вокзал. В вокзале всё хорошо, но лестница отвратительная. То же с городской площадью. Площадь с трёх сторон окружена многоэтажными каменными зданиями. С левой стороны – цирк. Очень хорошо сделан купол цирка. Но за куполом торчит безобразная стена!
***
Художественной литературы здесь достать почти невозможно. Случайно купил Чехова «Дядя Ваня» и Гоголя «Повесть о том, как поссорились…».
***
На пути от Новосибирска до Белово попадались убогие деревушки. Лачуги выстроены из старых шпал. Многие лачуги выбелены.
***
Станция Гурьевск дрянная, маленькая. Городок разбросанный, паршивый, грязный. От станции до города расстояние километра два. Поезд идёт только до станции, хотя железная дорога идёт к металлургическому заводу, к самому городу! За городом начинается сеть лесистых зелёных холмов – Солоирский хребет.
За Гурьевском, на пути к Солоиру растёт хороший сосновый лес. Уже расцвели одуванчики. Отдыхаешь здесь. Нельзя насмотреться на открывающиеся пейзажи. Такой же лес я видел около Карачижско-Краловского лесного техникума и там испытывал те же чувства. Из леса выехали к лощине. Здесь приютился неуютный старательский посёлок – Гавриловка – грязный, разбросанный. Поселок Солоир не лучше. Живу в поселковом заезжем доме. Здесь в одной комнате 9 кроватей. Меняют только простынь и наволочку. До сегодняшнего дня жила здесь исследовательская партия Сибтранспроекта. Сегодня партия уехала, оставив техника, рабочего и завхоза. Первые должны были ждать 15 штук вешек, которые забыли взять! Начальник спокойно стал выяснять обстоятельства – всё плохо. Нельзя передоверять!
Характерные черточки: скорый поезд Ленинград – Москва опоздал на 3 часа, почтовый Москва – Хабаровск – пришёл в Новосибирск вовремя!!! И ещё: на местном поезде были радио и занавески, на поезде дальнего следования ничего этого не было.
26 мая 1939 г.
В Солоирском приисковом управлении приняли хорошо. Зав. столом кадров Клавдия Ив. заботливая, сразу послала в баню.
Баня тесная, неудобная и холодная. Есть парная.
Лошадёнку дали паршивую. Возчик сказал, что доедем к вечеру, но другого дня.
В пути нас трижды мочил дождь. На третий раз дождь начал идти, когда мы въехали в деревню Пестерёво. Мы подъехали к хате и попросили впустить переждать дождь. Перед нами боязливо захлопнули дверь. Пришлось ютиться у стены хаты. Хаты здесь неказистые, с земляными крышами.
Когда мы отъезжали, на крыльцо высыпала толпа детишек и старшая девочка (лет 15-ти) послала нам вслед несколько оскорблений.
К вечеру мы добрались только до деревни Горскино и здесь заночевали в избе у сельского учителя. Он человек развитой, лет 45.
На другой день в Христиновске перепрягли лошадь (заменили на другую), и поехали в Козинский прииск. Митя остался в Христиановске.
Вечером приехали к месту назначения. Дорога паршивая, всё время по тайге. А в тайге хорошо. Всё зелено и такое множество цветов (!) – целый ковёр. Уже цветут огоньки – красивые оранжевые цветы, колокольчики.
Прииск выглядит столь же неказисто, сколь красиво золото, которое здесь добывают. Большинство зданий – землянки. Однако внутри очень опрятно, чисто.
В конторе приняли хорошо, но работы пока не дали.
В заезжем доме весь штат составляет один человек (она же и сторож, и прачка, и швейцар, и уборщица, и проч.). Это женщина лет 40, вечно всем недовольная. Постоянно повторяет:
– Дали бы 100 руб., я бы ни слова не говорила. Ах, если б начальство приехало, они бы показали, как 50 руб. можно или нет платить. Уборщице надо сто… А тут надо постирать, помыть, вымести…
За пять дней я не слышал от неё других речей.
4 октября 1939 г.
Германия отклонила ультиматум. Англия и Франция объявили ей войну. Это было вчера вечером. Новая империалистическая война началась!
Мы пока остаёмся в роли посторонних наблюдателей; надолго ли? Сейчас дни напряженные до нельзя… Нет сахара, нет мыла… Напряжение нарастает. Люди волнуются. У репродукторов собираются целые толпы (при передаче последних известий). За газетами бесконечные очереди.
Война… Странно: чтобы заинтересовать людей, надо начать избивать друг друга, надо пустить кровь. Впрочем, это не то. Надо каждого поставить в положение, когда не сегодня–завтра прольётся и его кровь. Тогда человек начинает жить. По настоящему. Интересоваться всем.
Война… Хорошо было бы, если бы мы потом выступили против победителя и, добив его, создали бы Европейский Советский Союз.
Это было бы замечательно. Но замечательно и то, что мы столкнули капиталистов, а сами остались в стороне. Надолго ли? Это гениально. Может, это получилось случайно. Однако мне кажется, что Сталин не мог этого не предвидеть.
Интересно, как будут развиваться события. Сумеют ли Англия и Франция обуздать германский фашизм?
Война… Она уже близко. Запах крови и пороха, крики и рёв пушек доносятся к нам с запада и с востока. Война! Чёрная ночь свинца, чугуна, ядов, стали! Ужас! Хочется верить, верю, что там далеко уже алеет заря революции, а за нею настанет цветущий солнечный день!
<без даты>
Мы уже не можем помешать войне. Долг общечеловеческого гуманизма заставляет нас выступить против всеобщего уничтожения, против уничтожения может быть целых народов и культур. Может, нужно было бы писать кровью и воплем, чтоб заставить образумиться. Но разве звери поймут человека?
И потом есть ещё более высокий долг – долг мировой пролетарской революции. Чем скорее она придёт, тем лучше, а война должна ускорить ее.
На фотографии в заставке: угол проспекта 25 октября (Невский проспект) и ул. Софьи Перовской (ул. Малая Конюшенная), 1930-е г.
© М. А. Борисова, 2025
© НП «Русcкая культура», 2025
