Автор этих строк не претендует на абсолютную объективность описываемого им периода в жизни православной Церкви в Великобритании, сохраняя убеждение, что объективное описание невозможно, ибо истинный смысл того, что происходит в Церкви, сокрыт. Также он описывает исторические события пятнадцатилетней давности без попытки связать их с тем, что происходит в православии в Великобритании сейчас. Несмотря на то, что эти события описаны эмоционально и из определенной личной установки сознания, история остается историей, и осуждение ее не имеет смысла. Может быть, эта история представит какой-нибудь интерес для тех, кто задумывается над судьбами православного христианства за границей на территории инославных государств. Множество представлений, мнений и восприятий разными людьми того, что там происходило, принципиальная нестабильность и неоформленность взглядов, основанная на психологическом приспособлении к новым условиям жизни за границей, принципиально исключали возможность какого-либо нейтрального и объективного описания событий. Все определялось конъюнктурой конкретного момента и конкретными людьми, поток которых через «жернова» эмиграции, временной или постоянной, не ослабевал все те годы. Поскольку автор участвовал в различных аспектах жизни в Англии (не только религиозной) на протяжении двадцати пяти лет, его восприятие ситуации с православием не является изолированным от общего социального и культурного контекста современной Великобритании и Западной Европы в целом.
Однако прежде чем говорить об инициативе создания РХДВ, необходимо поместить читателя в обстановку и контекст того периода, когда Сурожская епархия во главе с митрополитом Антонием (Блумом) (1914-2003) подала пример развития христианства, в котором его духовные идеалы могли развиваться независимо от влияния каких-либо государственных структур. Сама личность митрополита Антония и история его взаимоотношений с РПЦ давала повод к усмотрению в существовании и тенденциях развития этой епархии надежды на то, что роль православия и христианства в целом может и должна быть усилена на Западной почве, т.е. в том социально-политическом контексте, когда открытая приверженность христианским ценностям и самой идее Европы как исторически христианскому образованию, становилась политически некорректной. Однако сам социально-политический контекст существования Сурожской епархии радикально и необратимо изменялся в конце девяностых годов прошлого века и в самом начале века нынешнего, приведя в конечном итоге к крушению тех иллюзий в отношении будущего Православия в целом на Западе, которые были у многих выходцев из России в Великобритании.
Интерес к православию на Западе был очень силен в России в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Оно представлялось истинным ростком веры и благочестия, пережившим десятки лет эмиграции и сохранившим ту чистоту апостольского преемства, которое не искажалось вмешательством в него советской власти. Именно поэтому в душе была естественная тяга к тому свету, который исходил из историй и случайных рассказов о том, что происходило в православной среде, и в особенности в Сурожской епархии, руководимой митрополитом Антонием.
Приехав в Англию из Санкт-Петербурга в начале 1993 года на годичную стипендию Королевского Общества (Академии естественных наук в Великобритании) и обосновавшись в Оксфорде, автор этих строк стремился познакомиться с русской православной общиной в Лондоне, чтобы приобщиться к уникальной обстановке внутри православной церкви в Великобритании, которая по многим параметрам, как считалось, была отличной от других стран. Татьяна Александровна Пригоровская, потомок первой волны русской эмиграции в Европу, жившая на юго-западе Лондона и знакомая мне через ее работу в в Королевском обществе, взяла на себя труд представить меня отцу Михаилу Фортунато. Объятие последнего было таким искренним, что до сих пор осталось в фибрах моей памяти, сделав нас друзьями и соратниками в осмыслении того, что происходило с епархией и Лондонским приходом в последующие десять лет. В тот же февральский вечер 1993 года я оказался в доме отца Михаила, познакомился с его матушкой Мариамной Михайловной, удивившись их способу общения на «франгле», смеси французского и английского языков. На протяжении последующего года я часто встречался с отцом Михаилом, исповедуясь в том, что я вывез в качестве душевного и ментального багажа за пределы отечества. Предполагая, что в конце года мне придется вернуться из Англии в Россию, я старался осуществить все поставленные мною задачи по вхождению в суть церковной жизни, но главное понять в этой сути то, что принципиально отсутствовало бы в российской действительности. Будучи физиком-теоретиком и философом, меня влекло в богословие, ибо в те годы весь образовательный потенциал в этой области находился на Западе; богословское образование в России только начало возрождаться из руин, включая первые переводы важных богословских трудов, опубликованных на других языках в Европе и Америке. Как ни странно, но кроме чисто теоретических вопросов, связанных с доктриной и системой богословской мысли, которые я уже много лет пытался соотнести с философией и научными идеями, жизненно важным оставался тот самый давний вопрос о структуре и смысле Церкви, который был поставлен русскими эмигрантами после революции в условиях, когда почти вся официальная церковная структура на территории России была уничтожена «богоборческой властью». Мысль развивалась в сторону идей видного мыслителя парижской богословской школы Николая Афанасьева о том, что структурным элементом церковной жизни является евхаристия, т.е. литургическая практика, в которой, благодаря снисхождению Духа Святого, Церковь поддерживается вечностью и зависит от иерархической структуры, вписанной в общество, лишь опосредованно. Оставляя в стороне все поправки к этому учению, которые были внесены крупнейшим современным греческим богословом митрополитом Пергамским Иоанном (Зизиуласом) о необходимости и роли епископского устройства Церкви, скажу лишь, что диаспорная Церковь, т.е. церковь вне естественных культурных и исторических условий своего существования, виделась действительно все больше и больше как Евхаристическое образование, как тот «институт», в котором и через который ее прихожане участвуют в сопричастии Царству будущего века с целью преображения их природы и вхождения в единство с Божественной жизнью. Именно евхаристичность придавала всю остроту церковному собранию, сводя под один небесный свод людей разных национальностей и разных культур. Митрополит Антоний хорошо понимал, что Церковь в Великобритании, несмотря на ее формальную принадлежность Московскому Патриархату, не могла быть национальной церковью, ибо тем самым она бы исключала и исконных англичан, и других забредших на Британские острова иностранцев. Поэтому одним их важных принципов деятельности митрополита на протяжении почти пятидесяти лет был принцип литургического служения не только на русском, но в основном на английском языке. Зная опыт диаспоры середины века, митрополит Антоний понимал, что каждое последующее поколение русских эмигрантов начнет забывать русский язык, адаптируясь к окружающей культуре; их понимание русско-язычной литургии будет сводиться к минимуму, а социальная около-церковная жизнь перестанет играть вообще какую-либо роль. Подобное следование неявно соответствовало принципу поместной церкви, где должен быть один епископ и один язык. На практике это соответствовало бы тому, что все вновь прибывающие переселенцы должны изучать английский язык до того уровня, на котором смысл литургического действия и функционирование церкви были бы понятны. Как стало видно впоследствии, именно эти принципы оказались серьезной проблемой для русскоязычной церковной диаспоры, которая оказалась неспособной адаптироваться к новым условиям и тем самым уйти от представления о национальном «разделении православия».
Проблемы с языком, как и с пониманием церкви как евхаристического собрания, которые еще не прослеживались отчетливо в начале девяностых годов, стали видны к концу века и приобрели фатальный характер для стабильности общины в начале века XXI-го. Связано это было с тем, что после распада СССР и открытия границ, на Запад устремились потоки эмигрантов и всякого рода переселенцев с пост-советского пространства, говорящих по-русски. Многие из них имели слабое представление о евхаристической общине. Соответственно литургия фактически отступала на второй план, главным же оставалось социальное общение в церкви на уровне трапезы или каких-либо «кружков». Отчетливо прослеживалась тенденция в медленном превращении церкви в «русский клуб».
Английский язык в русской церкви производил на прибывавших раздражающее впечатление, ибо требовал усилий понять, что в новых условиях это была не внеурочная забава, а жизненная необходимость. Что касается отношения к священникам и роли духовенства вообще, то последние служили для исполнения треб не всегда церковного характера. Например, были те, кто приходил в церковь, демонстрируя свою лояльность христианской идее, чтобы впоследствии получить характеристику или рекомендательное письмо в министерство внутренних дел на обретение статуса политического беженца. Проводились молебны об удачном рассмотрении таких дел в английских судах. Но это были исключения. В основном речь шла о психологической помощи в трудных условиях чужбины, когда исповедь по сути превращалась в психотерапевтический сеанс, в процессе которого было непонятно, что исповедовалось: ламентации по поводу невзгод из-за нескладывающейся счастливой семейной жизни за границей; или это были промахи, связанные с принятием неправильных решений об эмиграции вообще. В основном упор делался на первое, ибо признать свою ответственность за добровольность эмиграции и за все вытекающие последствия, было делом неслыханным. Все уехавшие никогда не подвергали сомнению правильность своих решений в отношении изменения своей судьбы и судьбы тех, кого они вовлекли в этот процесс. Они не сомневались в том, что правильно сделали, что покинули Россию или другие бывшие республики. В таких условиях исповедники оказывались в затруднительной ситуации: с одной стороны, они должны были успокаивать кающихся и давать им ободряющие советы, но с другой стороны, они не могли прямо объяснить, что эмиграция и переселение автоматически влекут за собой трудности и испытания, и не у всех есть силы это пережить. Драматизм стал проявляться впоследствии, через 10 – 15 лет, прошедших после подобных бегств к лучшему, когда рожденные и выросшие дети русских православных христиан, покинувших родину с надеждой на лучшую жизнь, не пожелали принимать ни русскую идею, ни христианство, ни православие в частности. Приведу два примера из моей практики. В первом случае женщина вышла замуж и увезла своих детей из России в достаточно раннем возрасте, стремясь сохранить русский след в их происхождении (русский язык, интерес к родине, русской культуре и православию) Однако ее дочь не только отринула все это, но и запретила своей матери говорить с внуками на русском языке, ограничивая их контакты вполь до полной изоляции. С ее сыном ситуация была лучше, ибо он принимал и любил мать, но культурный фон и вся английская цивилизация превратила их семейные отношения в сплошное страдание как метание между двух культурных и ментальных полюсов. И вот это страдание, этот крик отчаяния о том, что уже поздно что-либо изменить, вернуться назад и переосмыслить свою ответственность за измененные судьбы не только своих детей, но, главное, за искореженные отношения с этими детьми, становилось предметом исповеди, в котором, к сожалению, не было покаяния о себе. Во втором примере ситуация похожая, но более простая, ибо двое детей родились в браке с англичанином и, естественно, живя в англоязычной стране, стали ориентироваться на отца, с которым они говорили по-английски, оставляя влияние и вес русскоязычной матери как носителя русской культуры в стороне. Опять нарушение живой связи с тем, что эти матери, оставаясь в душе русскими, хотели удержать и культивировать. Опять несоответствие желаемых идеалов действительности, ставшее очевидным тогда, когда дети выросли. И опять плач и страдание о том, что эти несчастные женщины остаются одни в семьях, теряют половину духовной связи со своими взрослыми детьми, но ничего изменить уже невозможно. Многие в диаспоре, кто выезжал на волне замужеств, просчитались в том, что не смогли проэкстраполировать последствия своих решений на 15 – 20 лет вперед, теша себя мыслью, что им удастся увезти с собой часть России и воспитать детей в состоянии раздвоенного сознания между окружающей и довлеющей культурой и памятью о том, чего эти дети никогда не видели и не чувствовали. Как показал опыт, такое было плохо достижимо. Детям нужна была одна родина, одна идентичность и одно детство. Любое раздвоение было потенциально обречено на провал, и ни исповедь, ни церковь помочь этому не могли, ибо «первоначальный грех» был в первоначально неправильно принятых решениях. Всем новоприходящим в христианский храм следовало бы сразу понимать, что не дело церкви заниматься психотерапией. Церковь – это евхаристическое собрание, и чем больше происходит интервенция в церковные круги секулярных идей и не-евхаристических мотиваций, тем больше обмирщается эта церковь, теряя свой статус Тела Христова, поддерживаемой Святым Духом. Тенденции подобного обмирщения, которые наметились к началу нового тысячелетия в Сурожской епархии, демонстрировали следы глубокого кризиса и стагнации ее прихожан, кризиса, который слабеющий к тому времени митрополит Антоний не мог не только предвидеть, но был уже не в силах ничего с ним сделать.
Клубные тенденции и внутреннее отторжение английского языка, желание воспроизводить в миниатюре национальные идеи в Церкви породили в Великобритании ситуацию, которую можно назвать «гетторизацией Церкви». Еще в 2002 году, когда появление национальных православных приходов, оформившихся в епархии, было на подъеме, митрополит Пергамский Иоанн (Зизиулас) на конференции в Кембридже отмечал неуместность и по сути дела еретичность обустройства на одной, исходно принадлежащей Римскому патриархату территории, нескольких православных епископальных юрисдикций. В настоящее время их число насчитывает более 13-ти, включая юрисдикцию Константинопольского патриархата (который исторически после раскола с католиками в 1054г. был признан защищающим права православных христиан на инославных территориях), Русской Церкви Московского патриархата, Русской Церкви за рубежом (по состоянию на начало 21 века), множество юрисдикций национальных православных церквей, возникших как грибы после начавшейся в девяностых годах массовой эмиграции из стран восточной европы. Юридическая и каноническая основа возникновения такого многообразия церквей остается сомнительной и богословски непроработанной.
Гетторизация в русской Церкви в Великобритании проявляла себя как попытка ее окончательно русифицировать и подладить под такие методы устройства и работы, принятые в церкви в России, которые, с точки зрения митрополита Антония Сурожского, были плохо применимы к английской ситуации. Оставляя в стороне конкретику того, что происходило в Сурожской епархии в начале двухтысячных годов, указывая только на разброд и шатание в среде верующих, собирающих на литургиях подписи под разного рода подметными письмами к священноначалию в Москву, деля общину по признаку русскости и иностранности и т.д., можно констатировать, что к 2003 году, когда ушел из жизни митрополит Антоний, ситуация была печальна, и в этом контексте возникла идея сформировать вокруг православия в Великобритании движение интеллигентов, которые бы превзошли политическую ангажированность и местническую узость, обращаясь к истокам святоотеческой традиции, включая наработки зарубежного православия в ХХ веке во Франции и в Америке, чтобы сохранить в начинаниях митрополита Антония нечто позитивное и инвариантное, нужное христианскому человечеству безотносительно к его узко-национальному опыту. Подобное требовало широких взглядов и глубокого образования. И это было доступно отнюдь не всем, ибо гораздо проще оставаться в состоянии «прокрастинации» и не стремиться смотреть в вечность.
Итак, в начале 2004 года возникла инициативная группа, возглавляемая протоиреем Михаилом Фортунато, рассматривающая возможность создания на территории Великобритании аналога французского Русского Христианского Движения. Радикальная разница между РХД во Франции и РХД в Великобритании состояла в том, что первое создавалось в те годы, когда вопрос о сохранении православия был миссией первых волн русской эмиграции в Европе. Эти эмигранты не могли вернуться в Россию, они были выброшены из нее или бежали, спасаясь от уничтожения, но главное, им было суждено сохранить православие в те годы, когда в Советской России его истребляли. Можно ли сравнивать эту миссию с тем, что предполагалось в идее создания РХД в Великобритании? И да и нет. С точки зрения сохранения русского православия, ситуация изменилась в корне. Православию в России более ничего не угрожало. Однако опыт русского православия в его пост-советской форме на Западе был порой странным и непонятным, резко контрастирующим с теми формами диаспорного православия (независимого от социально-политических влияний), которые к этому моменту уже прижились на Западе, и которые во многом развивались в тесном взаимодействии с другими инославными традициями (например, с англиканской). Принципиально другой этнический и культурный контекст православия на Британских островах предполагал открытость по отношению к тем, кто интересовался традицией Отцов и истоками христианства, приглашая всех к христианскому диалогу, столь необходимому во времена агрессивного постмодерна и секуляризации, ставших главной проблемой для христианской церкви вообще. Через апелляцию к единым корням всех церквей, православие могло консолидировать попытки мыслящей интеллигенции на Западе с целью не гетторизовать христианство, а объединить его в перспективе общемировых социально-политических трудностей. Но подобное предполагало два принципиальных фактора: богословскую образованность в широком смысле, а также языковое и интеллектуальное освоение тех культурных реалий, в которых оказалась церковь на Западе. Задачей работы РХД в Великобритании являлось не только объединение этнических русских под эгидой православия или Церкви (это было не настолько актуальным, как во Франции в ХХ-м веке), а несение правды православия в мир так, чтобы и само русское православие училось бы чему-нибудь из обширной практики христианских инославных церквей и западной богословской мысли. Подобные знания, как это было понято членами инициативной группы, были нужны для того, чтобы православие не оставалось косным и древним экзотическим учением, плохо понятным западным христианам, а развивалось в ногу со временем, учитывая проблемы окружающего общества и культуры так, как ранние отцы Церкви проповедовали Благую Весть в эллинской языческой культуре.
Но, как показал опыт, любые инновации, в том числе и языковые, приводили к их ярому отторжению со стороны той «нео-большевистской» массы эмигрантов, которые заводнили Сурожскую епархию. Примером может служить незабвенная вражда и борьба с попытками одного из прихожан собора (ныне священника Константина Константинопольского Патриархата) и его жены Софии организовать молитвенную группу с уклоном в религиозную психологию, учитывая наработки науки психологии и педагогики. Последние обладали научными и педагогическими квалификациями и были авторами опубликованной в России книги «Возникновение и преодоление внутренних проблем». Обратим внимание, что благословение на публикацию этой книги дал сам епископ Василий Сергиевский. Деятельность группы, которой руководил священник Константин и матушка София, заключалась в обсуждении материалов и тем этой книги в контексте молитвенного опыта. Однако это вызвало бурную реакцию отторжения от ревнителей необразованного благочестия, приведшую к травле указанных инициаторов, группа была запрещена, а инициатива остановлена. Поскольку автор этих строк прочитал указанную книгу и хорошо знал ее авторов и инициаторов молитвенной группы, было понятно, что те, кто организовал травлю, делали это из не-христианских соображений, пытаясь блокировать любую консолидацию прихожан вокруг здравомыслящих интеллигентов. Сказывалось пост-советское невежество, нежелание учиться и принимать новые идеи. Этот выпад был, как стало ясно позднее, направлен против всей инициативы РХД в Великобритании по тем же причинам. Но сначала все по порядку.
Брожение настроений в лондонском соборе более всего подкреплялось двуязычием. Поскольку английские священники и прихожане не владели русским языком в достаточной мере, чтобы прочитать упомянутые книги и компетентно обсуждать новые мысли означенных выше энтузиастов, они довольствовались лишь расхожими оценками наиболее экстремистской группы русскоязычных блюстителей порядка. Это было печальным фактором, ибо даже управляющий епархией епископ Василий (Осборн), именно в силу слабого владения русским языком, плохо отслеживал ситуацию. В отношении группы о.Константина и его матушки мне пришлось лично убеждать его, что все оценки и действия его критиков были в конечном итоге провокацией, направленной против самого епископа. Владыка Василий был мягким епископом. Он взошел на свой трон из женатых священников в силу трагических обстоятельств в его семье. У него было трое детей и шестеро внуков. В силу другого жизненного опыта, ему было трудно понять психологию несчастности и заблудшести русской диаспоры. Он старался быть лояльным ко всем, хотя русские ждали от него совсем другого: им нужен был епископ с плетью и палкой, говорящий по-русски и проводящий политику нейтрализации английских начинаний. Их уважение епископа было близко к нулю и при появлении его в коридоре собора они даже не обращали внимания на него. Стоит просто для курьеза упомянуть факт (известный мне от о. Михаила), что на столе тогдашнего председателя внешних церковных сношений Московского патриархата, лежала пачка лондонских доносов на епископа Василия. Народ собирал подписи во время литургий еще задолго до деятельности РХД в Великобритании в 2004 – 2005 годах.
Но именно владыка Василий дал благословение на создание РХД в Британии, понимая, что при всем неприятии его русскоговорящей диаспорой в соборе, единственной его поддержкой могут быть высокообразованные лингвистически-универсальные интеллигенты, обладающие способностью правильно понимать внешнюю культуру и обладающие толерантностью по отношению к западным идеям в православии. Это был главный аргумент автора этих строк в попытке убедить владыку Василия в необходимости создания богословского ядра в русской православной церкви в Британии с целью придать русскому православию статус не узко гетторизованного отрывка православной традиции, а вписать его в мировое христианство.
Повторим снова, что идея основания этого движения обсуждалась среди прихожан собора в Лондоне, а также среди русских православных христиан, живущих в других городах Великобритании. Инициатором и духовным вдохновителем этой идеи являлся протоиерей Михаил Фортунато, для которого личный опыт Русского Христианского Движения во Франции послужил примером того, как возможно объединить разобщенное русскоговорящее православное население в Великобритании вокруг Церкви для того, чтобы осуществить нелегкую миссию, возложенную на православных христиан, живущих на Западе, по проповеди и воплощению в жизни учения Христа.
Потребность в таком движении в Великобритании была обусловлена многими причинами. В частности историческими и политическими обстоятельствами в Западной Европе, где христианство не рассматривалось более как доминирующая культурная и общественная ориентация, определяющая стиль, характер и нормы отношений между людьми, между отдельной личностью и государством. Сама идентичность христиан как человечества Христа порой трактовалась как политически некорректный анахронизм, раздражавший политиков и поборников единой Европейской республики. Именно в этих условиях на долю русских православных выпала участь не только попытаться объединиться на чужбине вокруг Церкви, но и отстоять и приумножить учение Христа в тех формах личного и церковного опыта, который был забыт или просто отсутствовал в католицизме и протестантизме. Несмотря на то, что «русскость» подчеркнута в самом названии и задачах РХДВ, основатели движения были убеждены, что деятельность движения была предназначена не только для русских, но и для коренных британцев, нуждавшихся в духовном окормлении со стороны тех, кто нес слово Христа в мир в рамках тысячелетней традиции прославления Бога под покровом Русской Православной Церкви в России.
Объединение вокруг Церкви и под «сводами» Церкви предполагало, что ее роль для достижения подобного объединения была бы осмыслена каждым, кто хотел внести вклад в Движение, и кто рассматривал свою личную миссию в жизни на Западе как христианский подвиг. Ибо без Церкви и присутствующей в ней благодати Святаго Духа подвиг быть христианином вряд ли может быть реализован. Именно поэтому темой учредительной конференции РХДВ, а также исследовательской и образовательной программой была избрана именно «Церковь», ее природа и значение для жизни православного христианина, в особенности в условиях Западного рассеяния. В православном богословии ХХ–го века считалось, что экклезиология (т.е. учение о Церкви) занимает центральное место. Это было не случайно, поскольку в результате исторической катастрофы 1917 года симфония между Церковью и государством в России была разрушена до основания, так что сам факт физического существования Церкви оказался под угрозой. Многие религиозные русские мыслители, оказавшиеся в эмиграции, были озабочены вопросом: «Что же есть Церковь?» Понимать ли Церковь в сугубо географическом и социальном контексте, т.е. как поместную Церковь, с ее иерархией и соответствующим оформлением на фоне общественной жизни конкретной страны. Или же Церковь строится по другому принципу как Евхаристическое сообщество, как собрание верующих вокруг своего епископа или священика с целью праздновать литургию Христа, тем самым утверждая его присутствие на Земле.
Для русскоязычных христиан на Западе такая дилемма о Церкви могла быть переведена в иную плоскость: является ли Церковь своего рода этническим клубом, члены которого объединены лишь по признаку языка и ностальгии по русскому пейзажу, или же Церковь есть место, где люди собираются для того, чтобы каяться и молиться вместе в поиске вечной жизни, где пропадает любое этническое различие и где все объединены в своем сыновстве по отношению ко Христу, память о котором и присутствие которого в Духе Святом переживается литургически. Именно такое Евхаристическое единство в Церкви делает сообщество православных христиан на Западе единственным богословски оправданным объединением, суть которого не столько в искомом духовном комфорте, сколько в отстаивании и даже борьбе за те идеалы христианства, которые утрачиваются на Западе, но которые провидением Божиим остаются на православном Востоке, под покровом которого православные здесь, в Великобритании, находят себя сопричастниками Духа.
Однако центральным пунктом понимания церковности является Господь Иисус Христос. Здесь можно сослаться на мысли владыки Антония Сурожского. Часто о Церкви думают с помощью социологических представлений. Либо как о сообществе людей, собранных воедино вокруг какого-то учения, или вокруг какой-то личности, или, что звучит более романтично, вокруг молитвы или даже самих Божественный действий в таинствах. Во всех этих случаях представление о Церкви исходит из самого человека, который устремляется к Богу. Однако такое видение Церкви очень бедно тем, что Церковь представляется не более чем объектом исторического исследования, в котором нет той невидимой глубины первого члена Церкви – Господа Иисуса Христа, который выходит за пределы эмпирической и исторической Церкви. Христос, будучи человеком, как глава Церкви преодолевает нашу разрозненность и наши сомнения по отношению к нашей разделенности с ближними и с самим Богом. Но Христос выходит за рамки социологической реальности Церкви и в другом смысле. Принадлежа истории в те времена, когда он ходил по дорогам Палестины 2000 лет назад, он оставался ипостасью Божества, оставаясь в вечности и преобразуя преходящность жизни людей в вечность его грядущего Царства. Именно в этом смысле Церковь участвует в этой нетривиальной историчности самого Христа, привнося в историю то измерение, которое не ограничено пространством и временем, но через которое осуществляется сопричастие самому Богу.
Необходимо подчеркнуть, что основной задачей РХДВ в Великобритании ставилась проповедь слова о Христе изнутри Церкви, направленная не только на разрозненную русскоговорящую диаспору, но предназначенная также для коренных британцев. В этом смысле русский характер Движения не предполагал затемнять его все-православного характера. Другими словами, РХДВ предполагалось как служащее вселенскому православию и в конечном итоге самому Богу, избирая как конкретную экклезиологическую реальность Сурожскую епархию и ту специфическую ситуацию в Церкви, которую она унаследовала от тех времен, когда во главе Епархии стоял митрополит Антоний. РХДВ не могло быть некой «новой» пара-экклезиологической структурой, а могло функционировать только под эгидой конкретной Церки и в тех условиях, которые характерны для этой Церкви в данный исторический период. Именно поэтому, говоря о православном христианском движении, неизбежно подчеркивалась его русскость, связанная с экклезиологической принадлежностью к Русской Православной Церкви.
Другим важным аспектом создаваемого в те годы Движения, являлся факт уникальности Сурожской епархии в смысле ее исторического опыта работы в неправославной стране и в тесной связи с Россией даже в годы, когда богоборческая власть активно вмешивалась в церковное устройство и подавляла религиозные чувства верующих. Историческая уникальность епархии была связана с деятельностью митрополита Антония, так что целью РХДВ являлось изучение и систематизация учения митрополита Антония не только для увековечивания его памяти, но, самое главное, с целью понять, как Сурожская епархия смогла бы развиваться, оставаясь верной традиции долгих лет служения владыки Антония, и в то же время приспосабливаясь к новым историческим условиям.
Эти новые условия соответствовали той ситуации в религиозной жизни на Западе и России, которая имела место еще 15 – 20 лет назад. Известно, что после революции и вплоть до конца восьмидесятых годов прошлого века жизнь русского православия в основном ассоциировалась с русской диаспорой, рассеянной по миру. Основной вклад в православное богословие сделан в условиях рассеяния во Франции, Великобритании и Америке. Поскольку переезды из Советской России на Запад были затруднены, православные общины на Западе были немногочисленны, но стабильны. При этом прихожане, вынужденные постоянно жить на Западе, не испытывали никаких затруднений с языковыми аспектами литургической жизни и молитвы. Распад Советского Союза, явившийся личной катастрофой для многих русскоязычных христиан, живущих за пределами географической России, привел к потоку переселенцев из бывших советских республик на Запад, в том числе в Великобританию. Это в корне изменило ситуацию в Сурожской епархии, которая была вынуждена приспосабливать свою работу к новым условиям, когда английский язык стал препятствием в установлении общего языка среди и без того разрозненного русскоязычного и англоговорящего населения в Великобритании.
РХДВ рассматривало своей задачей осмысление тех путей, которыми Церковь смогла бы осуществить единство всех вновь прибывших христиан. Однако осуществить эту задачу в новых исторических условиях, когда христианство все более и более отчуждалось от самой естественности жизни в странах Запада, когда православие становилось все более и более чуждым и неприемлемым для политиков в своей позиции по вопросам этики, экологии и свободе личностного выбора, казалось очень трудным без духовной и моральной поддержки коренных православных народов, в странах которых процессы религиозного обновления проходили в направлении диаметрально противоположном тому, что было на Западе. Именно поэтому любая изоляция деятельности Движения, то есть игнорирование опыта изменяющегося православия в России и в странах Восточной Европы, являлось бы непростительной ошибкой и в общем-то некой духовной наивностью. При всей уникальности опыта Сурожской епархии в прошлом, невозможно было удержаться от того впечатления, что формы ее существования в будущем находились еще только в состоянии начального оформления. Именно поэтому деятельность РХДВ можно было бы воспринимать как попытку осмысления тех форм развития православия в Великобритании с учетом тех процессов, которые происходили в самой России.
Итак, первая учредительная конференция состоялась 18 декабря 2004 года в соборе Сурожской епархии в Лондоне. Названием этой конференции было выбрано «Верую во eдину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». Инициатива создания Движения и проведения конференции была благословлена епископом Василием и архиепископом Анатолием, которые оба приняли участие в работе конференции. На конференции выступили протоиерей Сергий Овсянников (Амстердам) («Верую во единую Церковь»), архиепископ Керченский Анатолий (Кузнецов) («О единстве Церкви: земная Церковь как отражение Божественной жизни Святой Троицы»), Николай Липатов («Верую во Святую Церковь»), иеромонах Николай (Сахаров) («Верую в Соборную Церковь»), Ирина Пярт («Верую в Апостольскую Церковь»), Александр Филоненко (Харьков) («Митрополит Сурожский Антоний о Церкви»). Поскольку труды конференции никогда не были опубликованы, я привожу дословно вступительные слова епископа Сергиевского Василия (Осборна) и основателя РХД в Великобритании протоиерея Михаила Фортунато.
Епископ Сергиевский Василий (Осборн)
Вступительное слово перед началом конференции 18 декабря 2004 г.
«Прежде чем мы начнем, я бы хотел сказать вам, что когда отец Михаил обратился ко мне с идеей посвятить день богословскому размышлению о природе церкви на русском языке, я от всей души приветствовал это. Те из вас, кто знают, что произошло в Русской Церкви за последние 10 лет, осознают, что не по нашей, но по Божьей воле, мы обрели удивительное число одаренных людей, готовых подарить свои таланты Церкви. Некоторые из тех, которые привезли в эту страну богословские размышления, сегодня присутствуют здесь, а некоторые отсутствуют. Я предполагаю, что если мы посмотрим вперёд на 10, 15 или 20 лет, то эти люди начнут принимать гораздо более активное участие в религиозной жизни этой страны, и их богословский и духовный вклад будет очень заметным. Я приветствую вас всех сегодня и жду с нетерпением услышать доклады и принять участие в их обсуждении. Я попросил отца Михаила быть председателем и даю ему слово».
Протоиерей Михаил Фортунато, председатель РХДВ и оргкомитета конференции
Вступительное слово на конференции 18 декабря 2004 г.
«Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Приветствую присутствующих: епископов, отцов и всех собравшихся, особенно тех, кто приехал издалека. Приступая к нашей 1-й конференции и к созданию «Христианского Движения», я хочу перед вами поставить основной жизненный вопрос, который нам ставит Божье Провидение. Судьба нас привела в этот храм, в эту страну. По человечески, причины были на это разнообразные, у каждого свои. Из личного опыта скажу, что этот вопрос уже ставили выходцы из царской России в 20-х годах прошлого столетия, поколение моих отцов. Их ответ был почти однозначным: привел нас за рубеж Сам Господь для свидетельства о православии – перед самими собой и перед окружающем миром. Этот вопрос требовал от новых эмигрантов переоценки жизни и укрепления личной веры каждого, а затем свидетельства о вере в новом, пока чуждом мире, который в конце концов стал и нашим миром.
Поначалу, растерянные вследствие катастрофы 1917-го года, русскоговорящие православные люди, оказавшиеся на Западе, стали группироваться вокруг церквей, приходов, которые удавалось создать в условиях глубокой нищеты. Но вскоре в среде мыслящей части эмиграции, среди студентов и той группы православных мыслителей и профессоров, которые были насильно высланы из страны в 1923 году, пришло осознание не только судьбы, но и судьбоносной задачи, которая легла на их плечи. Тогда было основано «Русское Студенческое Христианское Движение». Каковы оказались задачи этого Движения?
Для ответа я хочу в двух словах указать на некоторые вехи, которыми прошло историческое православие в России Нового Времени. Можно сказать, что Новое Время началось с государственных реформ Петра 1-го в начале XVIII века. Одновременно с развитием светского государства, в тиши монастырей, в одиноких монашеских келиях, среди подвижников благочестия затеплилась молитва. История расцвета молитвенной жизни в России известна. Светочем ее был преп. Паисий Величковский, за ним свт. Тихон Задонский, преп. Серафим Саровский, блаженная Ксения Петербургская, Оптинские старцы, вплоть до сонма Новомучеников XX века, и многие-многие другие. За расцветом молитвенного подвига последовали развитие богословской мысли и широкое миссионерское устремление, главным образом на восток (Сибирь, Япония, Китай). Мы являемся наследниками этих достижений.
XX век ознаменован значительнейшим событием Поместного Собора Русской Церкви 1917 – 1918 годов, который был посвящен укреплению церковной жизни и ее структур. Установлена была независимость Церкви от государства, по принципу «Церковь находится в мире, но она не от мира». Знаком этой новой независимости послужило восстановление Патриаршества. На Соборе обсуждалась роль и действие верующих в жизни Церкви, укреплялась реальность богослужения. Вскоре произошло рассеяние по белому свету сотен тысяч русских, осевших, в частности, на Западе. Заветы Поместного Собора были восприняты ими буквально, молодые эмигранты 1920-х годов определили принцип своей духовной программы как «воцерковление жизни». Хочется верить, что и нам этот завет послужит примером в нашем новом объединении. Этому завету посвящена настоящая конференция.
Мысль о создании «Христианского Движения» пришла постепенно, вскоре после кончины в августе 2003 года приснопамятного митрополита Антония. Летом нынешнего года я обратился с письмом к работающим в Великобритании богословам, вообще всем тем, кто – среди русскоговорящих – имеет богословское образование. Ответ был, должен признаться, весьма восторженным, обнадеживающим. Появилась возможность организовать конференцию. Затем я пригласил священников и некоторых способных членов местного прихода, и был создан Оргкомитет. Трудом этих двух групп людей и была организована конференция. Предполагается, что эти две группы преданных работников не разойдутся после конференции, а продолжат исполнение христианского задания – собирать верующих ради любви Бога и ближнего, ради служения родной Церкви. Также я призываю и всех вас откликнуться на призыв возникающего «Христианского Движения» сплотиться ради созидания святой Церкви на этой земле нашего рассеяния. Аминь».
После указанной конференции Движение просуществовало примерно год до следующей конференции, состоявшейся 3 декабря 2005 года, на которой разыгрались события, когда внутренняя и внешняя оппозиция всему тому, что было инициативой по созданию РХДВ в Сурожской епархии выступила в явном виде, тем самым фактически предрешив дальнейшую судьбу этой епархии. Мы не будем приводить подробности академической части этой конференции, указав только на то, что она была посвящена «Соборности Церкви», и на ней сопредседательствовал епископ Василий. Тем не менее на этой конференции произошли события, имевшие последствия как для лондонского собора, так и для судеб Епархии в целом.
В последующие два месяца после конференции 2005 года РХДВ пыталось дать оценку произошедшему и выразить ее публично на интернете и Соборном вестнике в «Открытом письме Русского Христианского Движения в Великобритании», которое было опубликовано в ответ как на события конференции, так и на последующие события, о которых в лондонском приходе было распространено много неверной информации и искажений, и которые до сих пор не получили должной богословской и канонической интерпретации.
В этом письме отмечалось, что на конференции, на которой присутствовал Управляющий Сурожской Епархии епископ Василий Сергиевский, было сделано два доклада собственно по теме: архиепископом Керченским Анатолием, который выступал первым и должен был уехать в Манчестер сразу же после своего доклада, и протоиереем Сергеем Овсянниковым из Амстердама. Последний же «доклад» протоиерея Андрея Тетерина должен был быть о «Соборности в семье», но его выступление оказалось не только не на тему, а содержало критику конференции, РХДВ и всей практики Сурожской Епархии. Последнее поразило всех присутствующих передергиванием терминологии и некомпетентными обвинениями, а также неканоничностью по отношению к Священноначалию и недружелюбностью ко всем, кто собрался на конференции в соборе.
Отец Андрей начал свое выступление с заявления о том, что обсуждать понятие «соборности» вне того контекста Символа Веры, где соборность входит в определение о Церкви неправомерно, и, следовательно, тема конференции, подразумевающая обсуждение «соборности» в приходе, семье и в более широком контексте, надуманная и бессмысленная. Здесь он проявил удивительную неосведомленность о том, что понятие соборности является предметом широкого богословско-философского обсуждения уже на протяжении многих десятков лет. Достаточно напомнить о том, что известные русские религиозные философы А. С. Хомяков и кн. С. Трубецкой использовали понятие «соборности» не только в узко богословском контексте. Например, кн. С. Трубецкой рассуждал о соборности познания, подразумевая под этим то, что познание окружающего мира происходит в «соборе» (т.е. согласии) с другими людьми, что адекватность этого познания зависит от того, приведено ли оно в соответствие с нуждами и интересами сообщества. Прот. В. Зеньковский в своих «Основах Христианской Философии» повторяет тему С. Трубецкого, а в другой статье, опубликованной в Вестнике РХД (вып. 154, 1988) во Франции, он определяет соборность как «многоипостасное единосущее», т.е. именно то, что у людей единая природа (биологическая и физическая) и делает возможность для разных личностей (ипостасей) взаимодействовать в духе любви и мира. Соборность – это глубокое онтологическое понятие, на котором основана вся жизнь человека.
Отец Андрей пытался провести ту точку зрения, что соборность относится к догматическим понятиям, соответствующим догмату о Церкви. А если это было бы так, то обсуждение «соборности» на конференции в Лондоне являлось бы неправомерным и рискованным, поскольку есть якобы опасность «корректировать» догматы. Здесь снова поражала некомпетентность в вопросах уже чисто богословских. Во-первых, то, что «соборность» входит в Символ Веры, не делает понятие и термин «соборности» догматом. Как известно, в русском словоупотреблении «Соборность Церкви» соответствует Вселенскости и Кафоличности, т.е. единству и универсальности Церкви. Однако то, что является богословским определением, не есть догмат! Тем более, даже если бы «соборность» и входила в серию догматических определений, никто не может остановить православного христианина от попыток осмысления и раскрытия их смысла. Здесь хотелось напомнить о том, что само слово «догмат» происходит от греческого “horos”, что значит ограждение, «забор». Эти ограждения были введены для защиты православного учения от ереси, и, тем самым, являются теми определениями Церкви, которые проводят разделительную черту между теми, кто исповедует православие и теми, кто действительно не разделяя или изменяя эти церковные определения, отпадает от него. Однако, эти церковные определения никогда не ограничивали христиан от раскрытия сущности веры. Подобное выражение опыта Бога возможно и в живописи (в иконах), и в музыке (литургическом пении) и т.д. Таким образом, то, к чему призывал о. Андрей, когда он указывал на недопустимость обсуждения «соборности» на конференции мирян и духовенства, по сути своей, можно было квалифицировать как страх перед любым обсуждением и свободомыслием, которое не укладывалось в его представления о том, что могла позволить себе православная интеллигенция в неправославной стране.
Однако самой вопиющим проявлением духовного затмения прозвучали слова о. Андрея, в которых он, по сути, сравнил проходившую конференцию и саму идею проведения таких конференций в рамках Русского Христианского Движения в Великобритании с деятельностью протестантского толка, квалифицируемую как (бесовский) «легион». В своих дальнейших действиях и письмах РХДВ также была дана оценка как разновидности «обновленчества» в православии. Поражала, однако не столько позиция о. Андрея, поскольку, несмотря на свой сан он, как частное лицо, мог иметь любое мнение о том, с чем он не был согласен, а то, что упоминание о «легионе», с намеком на то, что все сидящие в зале были вовлечены в его происки, произошло в присутствии духовенства и управляющего делами Сурожской Епархии епископа Василия. По сути, обвинение было брошено не только мирянам, которые, по-видимому, с точки зрения о. Андрея, вообще не могут иметь своего опыта православия и своего видения истины в Церкви, а также епископу, который благословил работу Движения и проведения конференции. Таким образом, о. Андрей публично противопоставил свою точку зрения тому маленькому «собору» мирян и духовенства, который собрался на конференции. А это показывало, что для него действительно никакой соборности не существовало даже в узко церковном смысле, когда рядовой священник должен был бы следовать воле епископа, поставившего его на служение. Это свидетельствовало об открытом несогласии с тем порядком и устройством Сурожской Епархии, в которую о. Андрей приехал за два года до описываемых событий. По сути такое поведение можно было бы квалифицировать как призыв к расколу под видом обвинения в нем Русского Христианского Движения, а тем самым и Священноначалия, которое благословило деятельность Движения и конференцию.
После конференции стало понятно, что о. Андрей преднамеренно отказался говорить на тему о соборности в семье и посвятил все свое выступление критике конференции, движения и всего, что происходило в Сурожской епархии. Им была подвергнута критике богослужебная практика в Сурожской епархии. Прозвучала также и критика в отношении владыки Антония Сурожского, однако без какого либо конкретного анализа его учения. О. Андрей обвинил о.Михаила Фортунато, основавшего Движение в Великобритании, в том, что само название этого Движения неправомерно, что единственно возможное название – Русское Православное Движение.
Необходимо упомянуть, что немедленно после выступления о.Андрея присутствующее духовенство подвергло резкой критике, то, что они услышали из его уст. Мало того, со стороны мирян также прозвучала богословская оценка тех необоснованных заявлений, которые были сделаны о.Андреем. Однако последний, дабы избежать нелицеприятной критики, исчез со второй части конференции, продемонстрировав тем самым свою слабость и нежелание открытой полемики.
На следующий день после конференции, в воскресенье 4 декабря 2005 г., после проповеди о. Сергия Овсянникова, в которой он коснулся и проведенной конференции, о. Андрей поспешно объявил с амвона, что он не состоял в этом Движении и состоять не намерен. Его заявление звучало как некий политический протест. В силу всего вышеизложенного, епископ Василий Сергиевский попросил о.Андрея воздержаться впредь от каких-либо высказываний, а также от проведения бесед, вплоть до выяснения всех его возражений. Воздерживаться от высказываний о. Андрей не стал. Уже 8 декабря 2005 года он обратился с письменным заявлением к Приходскому Совету, копию которого он адресовал среди прочих Святейшему Патриарху Алексию и послу Российской Федерации в Великобритании. Однако ни владыке Василию, ни владыке Анатолию это письмо послано не было. Именно поэтому епископ Василий счел необходимым отстранить прот. Андрея Тетерина от обязанностей священнослужителя за непослушание и запретить его в служении.
Письмо о.Андрея было написано в стиле доноса советских времен, ибо все, что там говорилось, носило характер голословных политических и финансовых обвинений и вовсе не предназначалось для обсуждения на Приходском Совете. Вместо этого оно явно было рассчитано на прочтение церковным и светским начальством, которое, с точки зрения автора, должно принять меры по отношению к епископу Василию и английским священникам. Сама лексика этого письма говорила о том, что его автор уповал на вмешательство властей внецерковных. Он говорил о необходимости, с его точки зрения, «сплачивать» русскую эмиграцию; о «руководстве» – а не священноначалии – Сурожской епархии, которое, якобы, «поставило своей целью заставить приехавших сюда забыть о том, что они русские, и что их церковь – Русская православная»; о соборе, «стоящем в сердце капиталистического мира», и так далее. Общепринятое церковное словоупотребление подменялось политической, партийной лексикой. Вовсе не случайно заканчивалось это письмо словами о «подлинных недругах» России и Русской православной Церкви, которых автор был призван изобличить. Поэтому и письмо адресовано послу России – ведь дело-то политическое. «И поэтому (я) обязан предупредить об этом всех, кто обязан заботиться о нашем лондонском приходе и о нашей епархии», – заключал о.Андрей. Здесь опять прослеживалась неканоничность поведения о.Андрея, ибо церковные дела выносились на социальную арену, а священник как бы участвовал в проведении некой (национальной) политики.
Позднее о.Андрей направил владыке Василию письмо, в котором выразил готовность принести публично свои извинения. Запрет был снят. Вместо извинений о.Андрей буквально выхватил микрофон из рук владыки Василия и выразил свое признание тем прихожанам, которые его «поддержали в трудное время». Получилось так, что прот. Андрей Тетерин стал за «правое дело» – порождение противоречий и противостояний в Сурожской епархии.
Также было понятно и другое. Именно на то, что сделал владыка Антоний в Англии (привил людям знание о том, как подлинно жить в согласии с традицией Церкви, как быть православным в неправославной стране) и нападал о. Андрей, предлагая на смену «партийность» по признаку принадлежности и лояльности к определенной группе духовенства, цели и намерения, а также идеалы и духовная честность которой не были понятны и очевидны.
Те, кто создавал РХДВ, не забывали свое призвание следовать Христу, что означало идти узким, трудным путем. И не было им благодарности. А вот доносы и предательство были. «Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища» (Мф. 10.17). «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, то обретет ее» (Мф. 16.25; Мф 10.39). В этом состоит парадокс христианства. Избранные и призванные, инициаторы РХДВ должны были оставаться со Христом в любом испытании. Быть христианином – вовсе не означало «стоять за правое дело», это был лишь партийный лозунг. А вот жить со Христом – это то, к чему православные в Великобритании призваны и научены митрополитом Антонием Сурожским.
В заключение хотелось бы сказать, что та ситуация, в которой была создана и долгое время существовала Сурожская епархия, являлась уникальной как для самого русского православия, так и для Великобритании. Опыт этой Епархии до сих пор не осмыслен и до конца не понят. Для тех, кто не обладал выдержкой, терпением и способностью созерцания, многие события в этой епархии казались непонятными и инородными православию. Однако необходимо было помнить, что само православие как в России, так и за рубежом, переживало принципиально новые социальные и духовные условия, так что был необходим новый опыт его осмысления. Самим нынешним Патриархом Московским и всея Руси Кириллом еще в 2002 году было четко сформулировано то, что православным христианам необходимо «учиться терпимости, доброжелательности и братолюбию, культуре разрешения сложных вопросов, культуре дискуссии. Потому что не только наша Церковь, но и вся полнота Вселенского православия ныне сталкивается с огромным числом порожденных нашим временем проблем, на которые нет ответа в церковном Предании, в силу чего наша позиция должна вырабатываться соборно» (Вызовы современной цивилизации. Как отвечает на них Православная Церковь. М. 2002, с. 91.) Но именно терпимости, доброжелательности и братолюбия в русском диаспорном православии в Лондоне в 2006 году не было. Ситуация действительно была новая, но ни вновь прибывшие постсоветские «беженцы» и экономические переселенцы не хотели ничему учиться и ничего изменять. Застойность той ментальности, которую они привезли с собой и глубокое непонимание самих духовных аспектов эмиграции со своей родины, необходимости укрепления духа и следования Христу там, куда Бог тебя поставил, привела к конфликту, который очень напоминал ситуацию в Советской России времен революции, гражданской войны и довоенных годов, когда большевики навязывали Церкви свои условия ее существования. Эмиграция в Европу девяностых-двухтысячных годов производила впечатление не той эмиграции двадцатых годов двадцатого века, когда все лучшие умы и души России вынуждены были покинуть родину под угрозой физического уничтожения, а скорее анти-эмиграцией тех нео-большевистских масс, которые не смогли ужиться в России современной. Приехали не лучшие, а посредственные. Приехали не для того, чтобы вносить вклад в британскую культуру, науку или образование, а для того, чтобы брать материальные блага. При этом пост-советскость никуда не ушла. Перенормировки сознания не произошло. Именно такой типаж прихожан и был присущ лондонскому собору в начале двухтысячных годов. Он приводил к еще более углубляющей гетторизации православия в Великобритании и тем самым его обмирщению по национальному признаку. Все последующие события подтвердили сказанное.
Поскольку данная статья отражает желание автора увековечить героические усилия протоиерея Михаила Фортунато по сплочению русских православных в Великобритании, я привожу обращение последнего к верующим Сурожской епархии в свете всего, что происходило в ней в 2004 – 2006 годах.
Обращение к каждому верующему Сурожской епархии собора г. Лондона
«События, которые сегодня так сильно волнуют жизнь лондонского собора, имели начало на православной конференции, состоявшейся здесь в начале прошлого декабря. Как один из ее устроителей и как основатель Русского Христианского Движения, я обращаюсь к вам в духе мира и в надежде, что любимый нами собор придет вновь в состояние спокойствия, единства и взаимного доверия между верующими.
По существу возникновение Русского Христианского Движения и устройство им богословской конференции есть дело православное – по той простой причине, что инициаторы являются православными. Подозрение и критика в адрес Движения, которые поселились в сердца некоторых братьев и сестер, происходят от незнания и нежелания поверить, что новое начинание может быть благотворным, полезным: нельзя губить то, что кажется новым и непонятным. Я уже напоминал о том факте, что подобные Движения не впервые существуют; начиная с 1920-х годов они действовали в Прибалтике и в Западной Европе, где они процветают до сего дня. В скором будущем на сайте РХДВ будет опубликована славная история первых Движений.
Я не говорю пока о церковном призвании Движения, об этом речь будет позже. Движение и конференция получили благословение правящего епископа владыки Василия, который лично присутствовал на обеих конференциях. Владыка Анатолий не благословлял эти мероприятия, т.к. такого благословения, как у викарного архиерея, не правящего епархией, я у него не просил, однако обе конференции, в 2004 и 2005-м годах, были почтены его докладами. Пока деятельность РХДВ ограничилась устройством ежегодной конференции на тему о Церкви и докладами об учении митрополита Антония.
«Русским» РХДВ названо потому, что оно в первую очередь обращено к русскоговорящим пришельцам этой страны любой национальности, которые ищут воцерковления, приобщения к духовной традиции Русской Православной Церкви. Об этой славной традиции я упоминал в своем вступительном слове на первой конференции в 2004 г. За последние три века на российской территории процвело три больших духовных направления: молитвенное, миссионерское и богословское. Мы являемся скромными преемниками этого необъятного богатства.
«Христианским» РХДВ названо по имени основателя Церкви Христа, наподобие того призвания, которым облеклись члены Антиохийской «христианской» общины, воспитанные в вере апостолами Варнавой и Павлом. Население города их узнавало по их жизни, полной христианской веры и любви. Прочитайте в 11-й главе книги Деяний Апостольских. Здесь не нужно искать никакого снижения наименования «православное», оно само собой разумеется. Если кто пугается принятого наименования из страха, что им тоже называются протестанты разного толка, то надо помнить, что христианство, как и православие, существовали, когда о протестантизме долго еще не думали. Христова Церковь не должна бояться своего собственного имени.
«Движением» РХДВ названо по преемству от старших Движений. Имеется в виду движение вперед, движение ко Христу, собирание рассеянных по стране, имеется в виду развитие деятельности и мысли, рост веры и любви. Слово, может быть, и непривычное, новое для многих. Но это слово значащее, к которому легко привыкнуть, тем более, если это делать через знакомство с давно существующими Движениями, как бы по духовному родству.
Я хочу приветствовать всех со скорым наступлением «духовной весны», Великого Поста, и призвать каждого к молитве о мире в общине. Всегда надеюсь получить «добрую весть о вере и любви вашей, и что вы всегда имеете добрую память о нас, желая нас видеть, как и мы вас» (1-е послание к Фессалоникийцам глава 3-я, стихи 6-13).
С сердечным приветом,
протоиерей Михаил Фортунато».
Общий эпилог
Обстановка в Сурожской епархии в свете описанных выше событий показала практическую невозможность сосуществования двух поляризованных «лагерей». В начале мая 2006 года Сурожская епархия в ее исходном виде перестала существовать, ибо половина духовенства (в основном англоязычного) во главе с епископом Василием (Осборном) перешла в Константинопольский Патриархат. Это событие стало естественным закономерным завершением всех проблем и язв епархии, которые были вскрыты активностью, связанной с созданием РХД в Великобритании. Образованность и церковная интеллигентность как признаки духовного роста оказались несовместимыми с диаспорными и политическими претензиями новых потоков эмиграции. Наработки митрополита Антония и его видение будущего православия в Европе сошли на нет в угоду дальнейшего дробления тела Христова.
© Алексей Нестерук, текст и фото, 2020
© НП «Русская культура», 2020
Фото заставки: прот. Михаил Фортунато, Константин Литвиненко, прот. Борис Бобринский, 2006 г.
