Глеб Александрович Ивашенцов – чрезвычайный и полномочный посол, вице-президент российского Совета по международным делам. Родился в 1945 году в Ленинграде. В 1967 году окончил факультет международных экономических отношений МГИМО МИД СССР. В 1967–1969 г. работает в системе Министерства внешней торговли СССР; в 1969–1975 г. – в Международном отделе ЦК КПСС; в 1975–2009 г. – в системе МИД СССР, России. В 1991–1995 г. – генеральный консул СССР, России в Бомбее, в 1995–1997 г. – первый заместитель директора 3-го Департамента Азии МИД России, в 1997–2001 г. – посол России в Союзе Мьянмa, в 2001–2005 г. – директор 3-го, 2-го Департамента Азии МИД России, в 2005–2009 г. – посол России в Республике Корея. Принимал активное участие в разработке программ политического и торгово-экономического сотрудничества с азиатскими странами, был членом межправительственных комиссий по сотрудничеству с Индией, Ираном, Союзом Мьянма и Республикой Корея. В период работы Послом в Республике Корея внес большой личный вклад в развитие связей с этой страной в области энергетики, в том числе в сфере мирного использования атомной энергии и освоения космоса. Автор многочисленных статей в российской и зарубежной печати, а также нескольких книг, изданных в России и за рубежом, по вопросам международных отношений и торгово-экономического сотрудничества в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Книга «Индия» (1988) разошлась тиражом 100 тыс. экз. Награжден Орденом Дружбы (2003) и Орденом Республики Корея «Кванхва» за заслуги в области дипломатии (2009).
Посвящается Ирине Юрьевне Ивашенцовой
Моя жизнь была связана с дипломатической службой более полувека – с тех пор, как летом 1962 года я стал студентом Московского Государственного Института Международных Отношений МИД СССР. Моя семья никакого отношения к дипломатии не имела. Мужчины рода Ивашенцовых, вышедшего из вологодских и костромских земель в ХVI веке, служили обычно по военной линии. Есть документальные свидетельства того, что мои давние предки участвовали в Семилетней войне 1756–1765 г., в Отечественной войне 1812 г., в Крымской войне 1854–1855 г., в русско-японской войне 1904–1905 г. и во многих других войнах, оставивших свой след в истории России.
Во второй половине ХIХ века они сменили военный мундир на гражданскую одежду, хотя традиционная любовь к оружию в семье еще продолжительное время сохранялась. Имя моего прадеда А. П. Ивашенцова упомянуто в изданной несколько лет назад книге «Сто великих русских охотников». Он разработал несколько моделей охотничьих ружей, которые производились на Тульском и Ижевском заводах вплоть до конца 1930-х г., а его книги об охоте и охотничьем оружии до сих пор переиздаются и пользуются хорошим спросом. Мой дед Г. А. Ивашенцов был врачом, а отец А. Г. Ивашенцов – геологом. Каждый из них на своем поприще многое сделал для Родины.
Я с детства с удовольствием учил иностранные языки: немецкий – в школе и английский – с частным преподавателем: бабушка – мать отца, которая говорила по-немецки, по-французски и по-английски, считала, что владение иностранным языком – принадлежность каждого культурного человека независимо от его профессии. Родители-геологи, конечно, хотели, чтобы я пошел по их стопам. Меня с детства брали в геологические экспедиции, а после девятого класса отправили работать в экспедицию уже в самостоятельном качестве. Но я пошел поступать в МГИМО и поступил сразу – без какой-либо поддержки извне или изнутри. Скажу, что моя мать поинтересовалась, где расположен этот институт, только после того, как я в него поступил – она хотела лично увидеть мое имя в вывешенных при входе списках принятых.
Глеб Ивашенцов – первокурсник МГИМО
Учеба в МГИМО. «Восточники» и «западники». Перебор с идеологией
В МГИМО меня определили в языковую группу хинди, и я был этому искренне рад. Индия была тогда крайне популярна в нашей стране, а меня лично очень привлекал образ Джавахарлала Неру, который внешне во многом напоминал моего деда-врача.
Восток поэтому определил мою дальнейшую работу и круг профессионального общения, о чем я никогда не жалел. С одной стороны, среди ребят, учившихся в МГИМО на востоковедческих специальностях, практически не было «позвоночных», т. е. поступивших в институт по протекции, «по звонку». Последние – а их было в целом немного, гораздо меньше, чем шла об этом молва – обретались в группах со специализацией на дальнейшую службу на Западе.
Никого не хочу обидеть, но, на мой взгляд, «восточники» и в институте, и на дальнейшей службе в МИД, как личности в большинстве своем были интереснее, чем «западники». Когда команда МГИМО в шестидесятые годы не очень удачно выступала в необычайно популярных тогда соревнованиях КВН – Клуба веселых и находчивых, ходила шутка, что это – закономерно, единую хорошую команду никогда в нашем институте не собрать: веселые учатся на «Востоке», а находчивые – на «Западе».
Что раздражало во время учебы, так это явный перебор с идеологическими дисциплинами. Тот, кто усердствовал с их навязыванием, очевидно, полагал, что таким образом будут воспитаны более крепкие «бойцы идеологического фронта». Но на практике получилось обратное, что наглядно подтвердилось в нашей стране на рубеже восьмидесятых-девяностых годов. Ведь наиболее яростно, буквально с пеной у рта, тогда набросились на «коммунистическое прошлое» люди, ранее защищавшие диссертации по диалектическому материализму или научному коммунизму и годами преподававшие эти дисциплины, вроде ныне всеми уже забытого Бурбулиса.
Меня всегда отвращала фальшь, а сколько было фальшивых клятв в верности ленинизму, в заявлениях о необходимости «черпать силы в заветах вождя» и т. п. Помню, я откровенно оторопел, когда уважаемый мною очень неглупый человек, в дни моей молодости Посол в Индии, вдруг на партсобрании «разоткровенничался» о том, что он по вечерам «советуется с Ильичем». «Порою мучает тебя какой-то вопрос, – разглагольствовал он, – не знаешь, как поступить. А возьмешь томик Ленина, полистаешь его и найдешь ответ». Вот так они и «чистили себя под Лениным, чтобы плыть в революцию дальше». А куда все мы таким образом приплыли, известно.
Студенты МГИМО, 1960-е годы
Теория и практика
Тем, кто намерен посвятить себя дипломатической работе, нужно давать больше практических навыков, а не чисто академических знаний. Поясню, что я имею в виду. Возьмем, например, известную телевизионную передачу «Умницы и умники», участники которой соревнуются в ответах на вопросы изощряющегося в самолюбовании ведущего, а победители конкурса автоматически становятся студентами МГИМО. Мне в целом импонируют все эти ребята, видно, что они действительно многое знают и из древней истории, и из литературы и др. Но сами по себе такие знания отнюдь не подтверждают ни аналитических способностей человека, ни вообще его профессиональной пригодности к той же дипломатической деятельности. Участники передачи, прямо скажем, не столько умники, сколько просто ходячие банки информации. Но гораздо больше информации можно при желании скачать сегодня из Интернета. Что мне, как послу, от того, что мой подчиненный готов перечислить все подвиги Геракла или битвы Пунических войн, если он не способен без моего вмешательства отвадить назойливого просителя, срочно найти документы по таможенной статистике или определить порядок парковки автомашин гостей во время приема в Посольстве?
Когда говорят о способах определения профессиональной пригодности сотрудника, мне на память всегда приходит эпизод из прочитанного в семидесятые годы романа американца С. Шелдона. Героиня романа приходит в контору некоего нью-йоркского адвоката наниматься его секретаршей. В коридоре она видит примерно двадцать других претенденток, многие из которых выглядят очень эффектно, и героиня уже начинает опасаться за свои шансы. Вдруг из кабинета выскакивает помощник адвоката и в отчаянии, ни к кому не обращаясь, кричит: «Ну, где я ему возьму сейчас этот номер “Ньюсуика” двухмесячной давности?». Героиня молча спускается на первый этаж здания, заходит в расположенную там парикмахерскую, а в парикмахерских – она знает, – всегда лежат старые журналы, и приносит помощнику адвоката искомый номер. Она была принята на работу немедленно. При приеме в институт мы должны делать упор не на формальное знание абитуриентом тех или иных фактов, а выявлять его способность эти факты сопоставлять, анализировать, иными словами, его способность мыслить, в т. ч. находить выход из нестандартных ситуаций.
На факультете международных экономических отношений МГИМО рассказывают, что в очень давние времена, когда этот факультет был еще Институтом внешней торговли, на выпускной экзамен по валютно-финансовым операциям пришел А. И. Микоян, тогда министр этой самой внешней торговли. Отвечать выпало одному из отличников, которому достался билет с простым вопросом: «Вексель». Отличник уверенно затараторил: «Вексель – строго установленная форма, удостоверяющая обязательство векселедателя… Передача прав по векселю происходит путём индоссамента…». «Хорошо, хорошо, – улыбаясь, прервал его А. И. Микоян с характерным армянским акцентом, – видно, что Вы это знаете. Напишите мне, пожалуйста, вексель». И тут отличник, что говорится, сел в лужу. Оказалось, что он в жизни никогда векселя не видел и ничего написать не мог. Естественно, после такого конфуза в присутствии самого министра «красного» диплома ему не досталось. Так вот, студентов на всех факультетах МГИМО нужно учить так, чтобы подобных ситуаций в жизни у них не возникало. А они, к сожалению, возникают сплошь и рядом.
Теперь об оплате труда дипломатов. В последние годы многое сделано, чтобы повысить оклады, позволить сотрудникам российских заграничных учреждений достойно выглядеть перед иностранными коллегами, не экономить на спичках. Хотя и сейчас находятся люди, которые, несмотря на хорошую зарплату, предпочитают ходить за покупками в места, которые иначе как помойкой не назовешь. И такие люди, наверное, будут попадаться всегда, сколь высокой зарплату ни делай.
Вопрос в другом. Высокие оклады – еще отнюдь не гарантия того, что ты подберешь на работу сведущих и нужных людей. Вспоминаю притчу о том, как в XVIII веке британская королева Анна соизволила посетить Гринвичскую обсерваторию и имела там продолжительную беседу с ее директором выдающимся астрономом Джеймсом Брадлеем. Говорили о звездах и открытиях, но в конце разговора речь зашла об оплате труда ученых. Астроном сообщил королеве, какое жалованье он получает. Та в свою очередь удивилась, и предложила эту сумму увеличить в несколько раз, однако ее собеседник упал на колени: «Ваше величество, молю: не делайте этого! Иначе на мою должность будут назначать не астрономов!».
Эта притча весьма популярна среди ученых. Но, на мой взгляд, она имеет отношение ко всем сферам человеческой деятельности, где необходима преданность профессии, своего рода призвание. Дипломат – это не просто человек в костюме с галстуком, стоящий на приеме со стаканом виски. Это деятельный, образованный и любознательный человек, которому дорогá его страна и интересна его служба. И даже в трудные девяностые годы, когда зарплата директора департамента МИД, не говоря уже о советнике или первом секретаре, была в разы меньше, чем у клерка в нефтегазовой структуре или у охранника казино, костяк сотрудников остался на дипломатической службе России. Остался, потому что не мог мириться со сползанием страны в ту внешнеполитическую трясину, куда ее настойчиво толкало тогдашнее руководство.
О востоковедах
В России исторически очень сильно востоковедение. Еще Петр I в 1720 г. издал указ об Определении Коллегии иностранных дел, в которой значилась «экспедиция турецких и других восточных языков». Наше государство, расширяя свои границы на юг и восток, заботилось о том, чтобы готовить кадры соответствующих экспертов для контактов с сопредельными странами. Всемирное признание получили русская тюркология, иранистика, афганистика, китаеведение, индология.
Приведу показательный пример. Крупный пакистанский дипломат, в ведении которого после ввода советских войск в Афганистан находился афганский угол политики Исламабада, доверительно рассказывал мне, что он распорядился тогда собрать все советские научные публикации по Афганистану, сделать их краткие аннотации, а потом и перевод части статей и книг с русского, и был поражен, насколько обширной была содержащаяся в них информация, например, по племенам Афганистана, и сколь глубоким и точным был анализ проблем. Он признался, что, по его оценке, русские дореволюционные и советские исследования по Афганистану в целом качественно превосходили не то что пакистанские, но и английские работы. Проблема, однако, была в том, что те, кто в Советском Союзе принимал политические решения, редко советовались с учеными. И тот же Афганистан тому пример.
С другой стороны, нередко и среди ученых находились люди, которые в погоне за званиями и «теплыми местами» не столько занимались исследованием той или иной проблемы, сколько подгоняли свои статьи и книги под установки очередного съезда КПСС. Так в шестидесятые-семидесятые годы плодились работы на азиатско-африканскую тематику, где перепевались имевшие мало общего с действительностью положения о некапиталистическом пути развития для стран, освободившихся от колониальной зависимости, и о государствах «национальной демократии» в «третьем мире».
Начетничество было бедой всех общественных наук в нашей стране. Помню, как в 1970 году я сдавал экзамен по философии на кандидатский минимум, став соискателем научной степени в одном из престижных академических институтов. Один из вопросов доставшегося мне билета звучал кратко: «Антикоммунизм». Я подготовил развернутый ответ, начав с рассказа о теории тоталитаризма. Упомянул Ханну Арендт, Хайдеггера, но неожиданно услышал вопрос экзаменатора из Института философии: «Зачем Вы все это рассказываете?». Оказывается, от меня требовался ответ типа: «В партийных документах КПСС и братских партий намечены важнейшие направления борьбы с антикоммунизмом, антисоветизмом и… еще десятком прочих -измов, включая маоизм и сионизм».
Глеб Александрович Ивашенцов
В дипломатической жизни не бывает мелочей
Дипломатическое искусство – это прежде всего общение. Знание местного языка полезно в работе дипломата, но это не главное. Куда более важно, чтобы дипломат был личностью, человеком, с которым местным деятелям интересно общаться, пусть даже через переводчика. Иностранцы будут делиться мыслями, если они увидят в тебе собеседника, способного оценить чужую мысль, и от тебя можно услышать что-то дельное, а не лишь восторги местными красотами или рассказы о том, под какую закуску в России пьют водку. Иностранец будет доброжелателен, когда убедится, что уважают и лично его как человека, и традиции его страны.
Если в Европе или Америке формы общения между людьми в целом совпадают с принятыми в России, то на Востоке без знания местных обычаев, особенно местных «табу», можно нередко попасть впросак. Важно помнить, что, например, исламская традиция исключает рукопожатия между не состоящими в родстве мужчинами и женщинами. Поэтому и вам самому не стоит пытаться пожать руку женам коллег из мусульманских государств, и вашей жене не нужно протягивать руку знакомым мусульманам. В Мьянме и Таиланде нельзя гладить по голове чужих детей – считается, что этим можно «сглазить» ребенка. В Корее и в Японии белые хризантемы – цветок похорон, и если вы появитесь с таким букетом на свадьбе или дне рождения, не удивляйтесь, что вас встретят весьма кисло.
Крайне важно проявлять уважение к предпочтениям в еде иностранных гостей, которых ты приглашаешь к себе на завтрак или обед. В ряде случаев следует поручить заведующему протоколом Посольства предварительно навести соответствующие справки у коллег. Если среди твоих гостей присутствует, например, индус, то ничто на столе не должно свидетельствовать о том, что в твоем доме употребляют в пищу говядину, а если мусульманин, то – свинину. Аналогично со спиртным – его можно предлагать только тем из гостей, кому религия или традиции не запрещают спиртного. Иначе дело может обернуться конфузом. Помню, как на рубеже 1960–1970-х г. руководитель одной из арабских стран по дороге из Москвы на родину совершил краткую остановку в Киеве, где предполагался легкий обед. Из московского МИДа поступило жесткое указание, чтобы ни водки, ни свинины на столе не было. Но в Киеве и тогда считали, что Москва им не указ, и арабским гостям была предложена и горилка, и сало с чесночком. Гости это угощение проигнорировали, и их расставание со столицей Украины прошло на откровенно низкой ноте. Когда же по отлету арабов возмущенный московский протокольщик набросился на киевских коллег с вопросом, почему они не выполнили специально присланных им указаний центра, то получил ответ, что меню обеда лично утвердил тогдашний украинский партийный руководитель Шелест, а тому, дескать, лучше знать, чем угощать высоких гостей Украины.
В дипломатическом мире куда более действенно, чем где-либо еще, правило встречать по одежке. Конечно, крайность – случай, произошедший лет двадцать назад с французским послом в Эр-Рияде, когда утром по прибытии в саудовскую столицу он, не поставив в известность своих подчиненных, отправился на пробежку в шортах и с голым торсом и был задержан нарядом религиозной полиции, который препроводил его в участок за «непристойное поведение на улице». Белая ворона в любой среде вызывает отторжение. Чтобы избежать возможных проблем, организаторы светских дипломатических мероприятий указывают в приглашении форму одежды участников. Но необходимо следовать принятым нормам и в повседневном общении с иностранными партнерами. Если в Западной Европе коллеги из местных МИДов появляются на службе, особенно в преддверии уикенда, в джинсах, то в МИДе Южной Кореи или Японии в любой день нельзя представить сотрудника и даже посетителя одетыми иначе, как в темный костюм с галстуком.
За границей, особенно на Востоке, нередко сталкиваешься с непривычными для нас местными обычаями. Например, на впервые попавшего в Корею русского человека не самое радостное впечатление производят украшенные лентами цветочные венки, нередко стоящие перед входом в какие-то магазины или учреждения – в нашем восприятии, уж очень они похожи на погребальные. Оказалось, ничего подобного – просто, если у нас по торжественному случаю виновнику торжества посылают корзину цветов, то в Корее – венок, а на ленте – не выражение соболезнований, а поздравления и добрые пожелания. Иногда при посещении какого-то мероприятия приходилось проходить по целой галерее стоящих по стенам венков. Мы тоже получали немало таких венков от друзей и сотрудничающих с Россией южнокорейских фирм перед проведением приемов в Посольстве.
Дипломату следует четко соблюдать временные рамки встреч и других мероприятий. Опоздание на встречу считается верхом невежливости. Но не менее важно и вовремя уйти. «Точность – вежливость королей и долг всех добрых людей». Это высказывание французского короля Людовика XIV в свое время послужило основой развития этикета в Европе. Но быть точным во времени – это не только дань вежливости. Это и проявление здравого смысла. Опоздаешь на деловую встречу или задержишься в гостях сверх обычно принятого времени, и прежде всего навредишь самому себе – ведь это собьет график партнера, вызовет у него естественное раздражение, что подспудно может отрицательно сказаться на решении важного для вас вопроса.
Примечателен в плане точности во времени южнокорейский Сеул. Там если мероприятие назначено на семь вечера, то в шесть сорок пять все участники уже на месте. И там не засиживаются после ужина за кофе, как это частенько бывает в Москве. Все понимают, что у хозяина, как и у гостей, с утра дела, и к этим делам он должен приступить хорошо выспавшимся. Тем более, что деловая жизнь в Сеуле начинается очень рано, деловой завтрак там зачастую означает именно завтрак – не в час дня, как на Западе или у нас, а в половине восьмого утра, и важные политические вопросы или солидные контракты обсуждаются не за бокалом вина с бифштексом, а за стаканчиком апельсинового сока с яичницей и овсянкой. Сам неоднократно участвовал в подобных беседах за завтраком и даже читал лекции перед представителями деловых кругов – сначала все дружно съедали кашу и омлет, а затем слушали выступление приглашенного оратора.
Ночью хочется звон свой…
«Посла никто не должен видеть в майке» – эти слова, услышанные мною в Дипломатической Академии еще в советское время, твердо запали в память. У посла должен быть авторитет. А какой авторитет может быть у человека, который позволяет себе появиться перед подчиненными «поддатым», «тыкает» им, пересыпает свою речь «материками», лапает машинистку и принуждает бухгалтершу оплатить ему приобретение купального халата, оприходовав этот халат как занавеску в посольской ванной?
И здесь нужно сказать о том, какую роль в жизни посла призвана играть его жена. На мой взгляд, посол без жены – это не полноценный посол, хотя, несомненно, есть и исключения. И дело не только в том, что «ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское», – как сказал поэт. Конечно, важно, чтобы после дня, полного забот и нервотрепки, тебя приветили, приободрили. Но не менее важно, чтобы человеку не позволяли терять формы. Как физической, так и моральной.
Посол, как и любой начальник, весьма одинокий человек. Может быть, даже более одинокий, чем кто-то другой. Начальник в России после работы или на выходные всегда может, завершив дела, поехать к кому-то из близких, поделиться с ними своими проблемами, «отвести душу», и те его поймут, а то и подскажут, что делать, исходя из собственного опыта и положения.
У посла такой возможности нет, ближайший друг находится за сотни, а то и тысячи километров. «Отводить же душу» с кем-то из подчиненных в Посольстве – последнее дело. Любые твои откровения или сомнения обязательно рано или поздно станут общим достоянием коллектива. А начальник всегда должен представать в глазах коллектива уверенным и целеустремленным, не знающим сомнений лидером. Лишь тогда люди будут четко выполнять его указания.
Вторая причина одиночества посла в том, что значительную часть своей жизни в силу особенностей службы он проводит вдали от дома, наведываясь на родную землю лишь во время очередного отпуска, после годичного, а то и более длительного перерыва. И все это время его родные и близкие живут своей жизнью, к которой дипломат имеет весьма косвенное отношение. Дети вырастают, женятся, рожают внуков, разводятся. Старики-родители выходят на пенсию, болеют, потом уходят из жизни. Друзей выгоняют с работы из-за интриг завистников. Но все это происходит как бы в параллельном для тебя мире, ты – далеко, ты не можешь вмешаться в ход жизни тех, кто тебе дорог, ты узнаешь об их новостях из писем или по телефону. Мой египетский коллега как-то сказал: «Мы, дипломаты – иностранцы за границей, но порой мы становимся чужими в своей собственной стране». Запомнились слова, сказанные братом одного посла на его похоронах: «Ты для нас останешься живым. Просто как бы будешь в новой командировке».
Еще одна причина одиночества посла – это возраст. В послы, обычно, попадают люди не самые молодые. К этому времени число близких тебе людей сокращается. Кто-то уходит из жизни вообще, а кто-то из твоей конкретной жизни. У тебя сложилась успешная карьера, а, к сожалению, человеческая натура такова, что отнюдь не все близкие тебе люди могут с этим смириться. Как заметил один известный кинорежиссер, успех – это когда у тебя появляются враги, при большом же успехе ты начинаешь терять друзей.
Одиночество накладывает свой негативный след на психику человека. Помните: «им овладело беспокойство…»? Человек пытается преодолеть это беспокойство алкоголем, какими-то другими, не самыми здоровыми способами, что неизбежно отражается на его работе. В случае же с послом это может отрицательно сказаться не только на его собственном престиже, но и на престиже страны, которую он представляет. Вообразите, что посол некоего государства задерживается местными гаишниками за управление автомобилем в нетрезвом состоянии, и фотография, запечатлевшая его в момент задержания, появляется в газетах. Какие-либо опровержения публиковать бессмысленно – они лишь дополнительно убедят читателей в том, что у посла «рыльце в пушку». Что же касается того, чем предстает в глазах читателей страна, которая смогла найти лишь выпивоху, чтобы представлять свои интересы за рубежом, то здесь, как говорится, комментарии излишни.
Жена дипломата, а тем более посла, должна постоянно быть рядом с мужем. Она – как боевая подруга на фронте. Она должна быть мужу самым близким и самым надежным другом и советчиком, правда, не в решении служебных вопросов. Хотя иногда чисто женским взглядом она может подметить какие-то нюансы в поведении того или иного иностранца из числа тех, с кем ведет дела муж, и подсказать мужу, как лучше дальше строить отношения с этим человеком. Личное обаяние жены посла, установление ею в ходе разных светских мероприятий знакомств с женами крупных местных политиков, влиятельных представителей деловых кругов или видных деятелей мира искусства позволяют существенно расширить круг общения и посла, и сотрудников Посольства в целом.
Жена посла – второй после самого посла человек на представительских мероприятиях Посольства – приемах, обедах, музыкальных вечерах. Она должна постоянно помнить, что для многих гостей-иностранцев она как бы воплощает собирательный образ женщин своей страны, что по ее поведению судят, насколько привлекательны, образованны и интересны ее соотечественницы. Поэтому, когда жена посла ведет себя «букой», не следит за своим внешним видом, под разными предлогами отлынивает от участия в протокольных мероприятиях, то она служит плохую службу и своему мужу, и государству, которое послало его представлять свои интересы за границей.
Я также категорически против того, чтобы жены дипломатов наших Посольств работали в каких-то учреждениях государства пребывания, даже преподавателями русского языка в местных университетах. Жена сотрудника Посольства, имеющая дипломатический паспорт, пользуется дипломатическим иммунитетом, т. е. среди прочего не платит налогов государству пребывания. Но если она получает зарплату в местном учреждении или коммерческой фирме, она обязана налоги платить, иначе может быть скандал.
Подобный скандал произошел с женой одного из не самых последних иностранных послов в Сеуле и стал достоянием прессы, которая мусолила его чуть ли не неделю. Эта дама увлекалась изготовлением женских украшений. Не скажу, что ее изделия отличались какой-либо художественной ценностью. Так, довольно аляповатые броши-плюхи из алюминия или пластика, красная цена которым – не более десяти долларов за штуку. Но в Посольство, которое возглавлял муж дамы, ежедневно выстраивалась длиннющая очередь за визами – для южнокорейцев было престижным получать высшее образование в этой стране. В развитии бизнеса с этой страной были весьма заинтересованы и многие корейские бизнесмены.
Дама, несомненно, обладавшая крепкой деловой хваткой, устроила выставку своих изделий в одном из престижных сеульских художественных салонов. При этом, как утверждали злые языки, потенциальным покупателям давали понять, что при условии приобретения экспонатов они смогут рассчитывать на режим наибольшего благоприятствовании при контактах с Посольством.
За пару дней дама наторговала на 20 тысяч долларов. Но тут вмешались южнокорейские налоговые органы, и дело получило огласку. Особое негодование выказали соотечественники дамы, многие из которых работали преподавателями языка своей страны в местных школах. Они с возмущением писали в газетах, что, получая по пятьсот долларов в месяц, они тем не менее платят налоги, а дама, муж которой зарабатывал в разы больше, от налогов уклонялась. Я очень не хотел бы, чтобы кто-то из наших дипломатов оказался в положении мужа дамы-ювелирши.
Вернемся, однако, к тому, как мне видятся задачи жен наших послов. В советское время их, в частности, обязывали работать с женским коллективом. В Посольствах и генконсульствах функционировали женсоветы, определявшие, например, кому из жен сотрудников предоставить ту или иную работу, как распределить обязанности по подготовке новогоднего вечера и т. д. Жены послов и генконсулов устраивали чаепития для жен сотрудников.
Вспоминаю, как проходили такие чаепития в одном из наших загранучреждений в годы моей молодости. Все жены сотрудников собирались в зале приемов. На столах был расставлен чай, печенье и разложены отпечатанные на машинке тексты популярных песен – тогда еще не было караоке. Выпив чаю, собравшиеся дамы хором пели, глядя в текст и на колыхавшиеся за окном пальмы, что-нибудь вроде: «Ночью за окном метель, метель, белый беспокойный снег…», а хозяйка мероприятия наставляла их: «Главное, девчонки, не давать мужику пить. Вот возьмите моего, в молодости пропивался до трусов, а сейчас какой пост занимает. И все благодаря мне».
Конечно, времена изменились. Культура другая, и у жен руководителей, и у жен сотрудников. Не нужно собирать женщин ради того, чтобы заставлять их слушать прописные истины. Но жена посла всегда должна быть примером для остальных женщин Посольства – и своим внешним видом, и своим поведением. И должна она показывать этот пример исподволь, не навязчиво. Если это будет достойный пример, ему будут следовать.
Глеб Александрович и Ирина Юрьевна Ивашенцовы
Делегации, делегации…
Одна из важнейших сторон работы посла – обеспечение приема делегаций из России. Работа с делегациями была отнюдь не проста. Не раз вспоминал я слова одного из своих наставников на дипломатическом поприще: «Приемы дипломатии внешней освоить непросто, но гораздо сложнее и важнее для сотрудника Посольства освоить приемы дипломатии внутренней».
Расскажу о первом своем опыте на этот счет в Южной Корее, который отразил многие моменты, характерные и для других случаев. Речь идет о визите В. В. Путина в Пусан в ноябре 2005 года. Президент России должен был участвовать в саммите АТЭС (форум Азиатско-Тихоокеанское Экономическое Сотрудничество) совместно с руководителями двадцати других государств и территорий Азиатско-Тихоокеанского региона, включая США, Китай, Японию и др.
За саммитом АТЭС, сразу же по его завершении, следовала российско-южнокорейская встреча на высшем уровне. Поэтому подготовка с российской стороны шла по сути к двум мероприятиям – международному и двустороннему, которые были объединены участием В. В. Путина в них обоих. Это серьезно осложняло работу. При всем уважении к России и ее руководителю, южнокорейская сторона не могла пойти навстречу нашим пожеланиям по организационным моментам в столь же широком объеме, как при проведении отдельного визита. А данное обстоятельство, к сожалению, не всегда понимали те, кто занимался визитом Президента в Москве, давая иногда Посольству заведомо невыполнимые поручения.
С нашей стороны не были готовы принять во внимание и некоторые особенности южнокорейского протокола. Приведу показательный пример. При обсуждении порядка проведения двусторонних переговоров на высшем уровне прибывшие из Москвы российские протокольщики настоятельно поставили вопрос о том, чтобы в состав участников этих переговоров были включены сопровождавшие В. В. Путина представители российского бизнеса. Южнокорейская сторона такую перспективу решительно отклонила, заявив, что по принятым в их стране правилам за столом переговоров с главой иностранного государства рядом с президентом их страны могут сидеть лишь официальные лица – южнокорейский посол в соответствующем иностранном государстве, министры, государственные чиновники, но не представители частных структур. После продолжительных споров договорились о том, что за стол переговоров с обеих сторон сядут только официальные лица, а российские бизнесмены разместятся на стульях, поставленных у стены позади российской официальной делегации. Южнокорейские же бизнесмены на переговорах отсутствовали.
Подобная практика применялась в дальнейшем корейцами и при визитах других крупных российских официальных лиц, которых сопровождали представители бизнеса. В чем причина нежелания корейцев сажать своих бизнесменов за столом переговоров рядом с президентом страны? Думаю, во-первых, в стремлении показать всем, и прежде всего южнокорейским избирателям, что верховная власть – это одно, а деловая элита – нечто другое, и государственные интересы страны – шире, чем интересы отечественного бизнеса. Вторая же причина, на мой взгляд, просто в том, что если в России можно обязать того или иного олигарха присутствовать на каком-то мероприятии, ибо деловой успех каждого из них напрямую зависит от благосклонности российской власти, то в Корее дело обстоит несколько по-другому. Кто-то из тамошних олигархов может и заартачиться, отказаться, а любой отказ властям всегда неприятен.
Удивляло, что никто из глав высокопоставленных делегаций, посещавших Сеул, включая нашего собственного министра, не высказывал пожелания посетить Посольство, встретиться с руководителями российских учреждений в Южной Корее, послушать их, рассказать о своем видении острых вопросов. Да и со мной, с послом, все беседы были какие-то отрывочные, на ходу, все всегда куда-то спешили, а потом оказывалось, что в бассейн или на массаж, и все время говорили по мобильнику, как будто в Москве не могли наговориться. Причем по тону доносившихся до меня порой таких разговоров, прерывавшихся взрывами хохота, было ясно, что речь в них шла отнюдь не о государственных делах. А потом до меня дошло: да им просто нечего было нам сказать. Окончательно я убедился в этом после того, как мне в единственный раз удалось вытащить на встречу со старшими дипломатами Посольства прибывшего к нам первого заместителя министра иностранных дел. Поразительно, что, выступая перед работающими в Сеуле людьми около часа, этот человек ухитрился по сути ничего не сказать о российско-южнокорейских отношениях, не задать людям ни одного вопроса и не дать никакой оценки нашей работе.
Среди визитеров из Москвы вспоминаю одного еще довольно молодого, но уже изрядно располневшего – до задыхания при ходьбе – и порядком оплешивевшего мужчину. Его ведомство отнюдь не играло ведущей роли в российско-южнокорейском сотрудничестве, но он тем не менее проторчал у нас добрую неделю. В Сеуле он непрерывно хандрил и нудил: и погода, дескать, не та – вот только что было солнце, а вдруг дождь полил; и на дорогах пробки, будто бы в Москве дождей и пробок нет (хотя в Москве он, пожалуй, ездил с «мигалкой»). Единственное, что, похоже, могло на время приостановить его нытье, была еда. Он все время искал, что бы съесть этакое необычное. Невольно подумаешь: ведь в свое время, поди, с аппетитом уплетал в питерском университетском общежитии «под портвешок» разложенную на газетке колбаску «за два-двадцать», а сейчас, видишь ли, для него жизни нет, если на обед не будет какого-нибудь «ризотто из каракатицы».
В заставке – фотография второго здание Дипакадемии на Остоженке, где в 1960-х г. размещался МГИМО
© Г. А. Ивашенцов, 2020
© НП «Русская культура», 2020
