Пропущена буква Е
ЕЛИСЕЕВА, Лидия Евгеньевна, жена Николая Григорьевича, в России адвоката, а в Париже служившего в одном из больших банков. Брат его известный «японец», профессор японской премудрости сперва в Париже, а потом в Америке, кажется, в Йельском университете. Они сыновья одного из владельцев известной гастрономической фирмы «Братья Елисеевы». Я не помню, зарабатывала ли что-нибудь Лидия Евг. или нет, работала дома и отлично воспитала своих двух дочерей от первого брака. Старшая была сестрой милосердия, вторая танцовщицей. Она вышла замуж за итальянца в Америке, а старшая, кажется, во Франции. Л. Евг. охотно помогала в устройстве благотворительных вечеров. Дома у них бывало очень интересное общество.
ЕЛЬЯШЕВИЧ, Фаина Иосифовна. Она заслуживает особого внимания и памяти. Еврейка по происхождению, она приняла православие и была более православна, чем многие, в этой вере родившиеся, и это было не внешнее отношение к церкви, а глубокое понимание сущности вероисповедания. И без всякого ханжества. У проф. Ельяшевича, о котором я писала в другом месте, были средства и из них много шло на помощь нуждающимся соотечественникам. Многие русские писатели и ученые-эмигранты сильно нуждались, и Фаина Осиповна образовала кружок помощи им. Носил он название AMAUR, сокращенное Amicale des Auteurs Russes, по-русски Общество помощи русским авторам. Она сумела к этому делу привлечь многих, все вносили свою долю, и это распределялось между нуждающимися писателями и учеными. И делалось это так деликатно, что самолюбие измученных борьбой с нуждой людей не страдало. Возникло это общество, насколько помню, во время войны, когда почтовые сношения с другими странами, не занятыми немцами, сошли на нет, и, напр., ЛИТФОНД не мог больше присылать во Францию пособия. Среди тех, кому помогали, находились, напр., голодавший Шмелев, Зайцев, проф. межд. права Байков, живший где-то на чердаке, мой брат Г. Л. Лозинский, известнейшей филолог, прив.-доц. СПБ. университета, в это время уже заболевший унесшей его преждевременно в могилу болезнью, которую не распознали вовремя врачи Института Кюри. И эти взносы были не грошовые, а действительно помогали. У Ельяшевичей была усадьба на полпути из Парижа в Dijon. Согласно воли Ф. О., после её кончины она перешла во владение общины сестёр, не помню, как называлась эта обитель (усадьба эта около городка Bressy en Othe). И там было устроено убежище для больных русских. Несколько комнат было отведено под обитель, остальное было предоставлено пансионерам этой общины. Первым пациентом там был молодой больной серб, болезнь его была неизлечима, и нигде его не держали, сестры его пригрели. И там же скончался Шмелев. Его туда увезли на автомобиле в сочельник, устроили в комнате над церковью, и он мог слышать Рождественскую всенощную, во время которой он и скончался. Обитель, насколько я знаю, существует и до сих пор.
Кроме таких крупных организаций, Ельяшевичи много помогали и частным лицам. И церкви получали большие взносы. Помогали и Русской гимназии, где училась их дочь, умершая молодой. Она вышла замуж за хорошего человека, но скоро скончалась, будучи всегда слабого здоровья. А их единственный сын умер в Белой армии от дифтерита.
У Ф. И. и её мужа не было ни тени какого-нибудь святошества. Были весёлые, гостеприимные люди. В их доме можно было встретить весь цвет русской интеллигенции и литературы. И самых ученых православных евреев. Он был в своё время профессором, кажется, гражданского права в СПБ. Политехническом институте, она кончила юридический факультет, кажется, в Германии. Но никакого высокомерного отношения к её менее ученым соотечественницам у неё не было. Мир праху обоих.
ЕРМОЛОВА, Ольга Александровна. Она была сестрой председателя Общества русского перестрахования в Петербурге, который был женат на сестре знаменитого кумира всех русских дам, баритона Имп. оперы, «Демона» Яковлева. Ермолова ничем особенным не отличалась, было доброе сердце и взбалмошный до комизма характер, приводивший в весёлое настроение её остроумного брата. С его семьёй она и эмигрировала и после Дании, Парижа и Висбадена очутилась с ними на юге Франции в их маленькой вилле около Канн. Судьба её замечательна в одном отношении: её муж, Ермолов, был французским дипломатом, католиком, потомком Ермолова, который при Александре I, чем-то недовольный, эмигрировал во Францию, и Ермоловы совершенно офранцузились, и муж О. А. не говорил по-русски, хотя был дипломатом в Петербурге, а она, рожд. Бэрнар, была совершенно русская. Но тут это оригинальное положение не кончилось, а стало очень печальным. Дело в том, что после смерти Ермолова во Франции она решила вернуться в Россию и купить усадьбу недалеко от имения брата где-то в центральной России. Для этого она решила продать участок, им принадлежавший недалеко от Парижа. Продала его дешево, чтобы избавиться и уехать. А новый владелец продал его французскому правительству, п. ч. на нём теперь аэродром Орли, и получил огромные деньги, между тем как усадьба Ермоловой в России, как и имение брата, последовало судьбе всех имений. Во Франции она свои небольшие деньги отдала кому-то, это были какие-то акции, которые скоро были обесценены, и она снова осталась без ничего, после смерти брата поселилась в Русском доме в Ментоне, где и скончалась. Несмотря на свою взбалмошность, она была милым человеком и, чем могла, помогла другим. С ней можно было часами разговаривать, и всегда было интересно. Последние годы жизни она ещё подрабатывала какими-то рукодельями.
© НП «Русcкая культура», 2019
