Семь основных книг Олега Охапкина – «Ночное дыхание» (1966–1968), «Возвращение мест» (1969), «Душа города» (1968–69), «Моление о Чаше» (1970), «Времена года» (1970–1971), «Посох» (1971–1972), «Высокая цель» (1973–1975) – написаны в период его тесного общения с Николаем Александровичем Козыревым. Несмотря на то, что формально он посвятил ему только первую книгу «Ночное дыхание», все последующие десять лет он творчески осваивал его идеи, включая их в своё мировоззрение, пропуская через собственный метафизический опыт. Прежде чем перейти к конкретным примерам этого взаимодействия, важно определить, о какой метафизике идёт речь?
Как известно, само понятие «метафизика», ведущее начало от Аристотеля, обобщившего все области доступного на тот момент знания, означало лишь сочинение, следующее после «логики» и «физики», и касалась вопросов о первопричинах всего сущего. Опираясь на постулат о тождестве категорий мышления и категорий бытия, Аристотель полагал возможным создание метафизики как некоторой прозрачной для разума конструкции, в которой мысль движется от явления (опыта) к стоящей за этим явлением невидимой причине. Последующее, символическое наполнение этого понятия увело его трактовку совсем в другом направлении. Увело настолько далеко, что Хайдеггеровское его обнуление было неизбежным.
Ключевой фигурой на этом пути видится Иммануил Кант. Он вывел метафизику за пределы науки; он полагал, что наш интеллектуальный аппарат следует считать «вещью в себе», закрытой для проникновения в реальность. Таким образом, метафизические рассуждения получили статус недостоверных догадок, переместившись из области объективного знания в пространство субъективных верований. После Канта большинство естествоиспытателей предпочли замкнуться на фактологическом материале, стал преобладать позитивистский путь в науке. Однако религиозное в своей основе дерзновение научной мысли не иссякло. Это подтверждает творчество множества гениальных учёных XVIII – XX веков, таких, как Ампер, Вольт, Пастер, Эдисона, Сикорский, Эйнштейн, Менделеев и сотни других.
Путь в науке, выбранный Козыревым, в этом отношении является ярким примером баланса между натурфилософской практикой и философской, можно даже сказать, поэтической интуицией. Это направление ума было близко Олегу Охапкину. Имея природное дарование видеть «невидимое», он подвергал сомнению свой сверхчувственный опыт, ездил к печорским старцам (в частности, к отцу Адриану Кирсанову) с надеждой избавиться от него или хотя бы понять цель его присутствия в своей жизни, если избавление невозможно. Поэтому в отношении научного творчества Козырева и поэтического творчества Охапкина понятие «метафизика» мы будем рассматривать в первоначальном, античном, Аристотелевом смысле.
Для гуманитариев трудноуловимы терминологические тонкости в отношении того, чем занимался Николай Александрович Козырев. Возможно, так же, как для логиков-математиков, не знакомых с наполнением терминов, эпос (ἔπος — речь) и орфоэпия (ὀρθός правильная ἔπος речь), различаются лишь наличием прилагательного. Поэтому важно определить и запомнить ряд ключевых понятий в теории Козырева во избежание её вульгаризации и, как следствие, дискриминации «по своему образу и подобию»[1]. Здесь мы рассмотрим только те понятия, которые были освоены, в той или иной форме, в поэзии Олега Охапкина.
1. Физическая теория времени. Говоря о козыревской теории времени, обязательно использовать прилагательное «физическая», ибо это – введено впервые в мировой науке. Время как математическая величина, одинаково меняющаяся во всех точках трёхмерного (евклидова) пространства, было положено Ньютоном в основу классической механики, на основе которой до сих пор создаются здания, автомашины, корабли, самолёты, космические аппараты, плотины, атомные реакторы, рассчитываются траектории естественных и искусственных космических объектов.
Четырёхмерное пространство-время, описанное Эйнштейном (аналитически) и Минковским (геометрически), включило в себя новое понятие – собственное время материального тела. Оно характеризует расстояние, пройденное материальным телом вдоль своей мировой линии из прошлого в будущее. Важно, что это расстояние есть величина абсолютная (то есть не зависящая от внешних обстоятельств). Таким образом, обнаруживается своё время у каждой материальной точки.
В теориях Ньютона и Эйнштейна речь идёт о свойстве времени, которое измеряется часами и именуется длительностью. Это геометрическое или пассивное свойство времени.
2. Активное время. Движение по мировой линии является необратимым процессом. С этого постулата продолжил Козырев. То есть нельзя родиться дважды. Объективное отличие будущего от прошедшего и есть несимметричность времени. Оно может быть названо направленностью, или ходом времени. Время, наряду с постоянным свойством — ходом, имеет и переменное свойство — плотность, или интенсивность. Плотность времени отражает степень его активности. «Существование у времени физических свойств было доказано рядом лабораторных экспериментов и астрономических наблюдений. Эффект воздействия времени на вещество за секунду может служить мерой количества времени в этой единице или его плотности. Плотность времени в данном месте пространства зависит от процессов, происходящих в окрестностях этого места. Процессы, в которых идёт возрастание энтропии, увеличивают плотность времени, и они, следовательно, излучают время. Значит, плотность времени увеличивается при потере веществом организации. Уже из этого обстоятельства можно заключить, что время несёт в себе организацию или негэнтропию, которая может быть передана другому веществу — датчику»[2].
3. Причинная механика. Второе название – несимметричная механика. Оба названия указывают на два важных постулата в процессе создания этой теории. Первая аксиома: «В причинных связях всегда существует принципиальное отличие причин от следствий. Это отличие является абсолютным, не зависящем от точки зрения, то есть от системы координат. Основным понятием причинной механики должно быть понятие о силе, поскольку сила является причиной изменения состояния тел. В обычной механике оказывается возможным представление о силе заменить другим понятием – энергией, значительно упрощающим механику. Эта замена, полностью осуществлённая в атомной механике, совершенно исключает различие причин от следствий, а потому и приводит к статистическому толкованию явлений Мира. Причинная же механика, основанная на различии причин и следствий, должна быть механикой сил, а не энергий»[3].
Таким образом, часто употребляемое словосочетание «энергия времени» в контексте теории Козырева, не является верным. Оно отсылает к более привычным понятиям: ядерная энергия, энергия электромагнитного поля, биологическая энергия и т.д., в символическом смысле указывает на нечто невидимое, но явно присутствующее. Козырев не употребляет этого словосочетания. Ключевым в его системе является слово «механика», а значит, речь идёт о действующих силах. Сила является векторной (то есть направленной, и возникающей при взаимодействии) физической величиной, в то время как энергия – скалярная (здесь – неизменная) величина, связанная с однородностью времени, и описывающая движение вне зависимости от времени.
Согласно классической механике сила действия равна противодействию (Третий закон Ньютона). «В обычной механике нельзя установить различия между причиной и следствием <…> Теперь мы должны найти обстоятельство, которое устанавливает в Мире абсолютное отличие причин от следствий. Несмотря на большие успехи естествознания и философии, мы не можем строго определить, что такое причины и следствия, будущее и прошедшее. Мы знаем только, что эти понятия связаны между собой: следствие всегда находится в будущем по отношению к причине. Таким образом, отличие причин от следствий устанавливается свойством времени»[4]. Мысль о неотличимости будущего от прошедшего возникает из-за того, что основные законы физики симметричны относительно изменения знака времени. То есть, если бы время текло в обратную сторону — из будущего в прошлое, — то согласно законам классической механики, будущее повторило бы прошедшее. Примерно, как на киноплёнке, просматриваемой в обратную сторону.
Козырев называет свою причинную механику также несимметричной механикой. Это название отсылает к открытиям в области ядерной физики и биологии ХХ века, опровергнувшим ранее незыблемый постулат о том, что природа обладает зеркальной симметрией[5]. «Астрономические данные указывают на то, что упомянутая несимметрия Мира существует благодаря несимметричности времени, т.е. объективному отличию будущего от прошедшего»[6].
Обращает на себя внимание одна филологическая особенность в трудах Козырева. Это написание им слова «Мир», как синоним жизни Вселенной, всего сущего, а также «звёздный Мир». В естественнонаучном тексте оно, как маяк из областей платонических, своим постоянным присутствием обусловливает понятийный ряд, оживляет математическую абстракцию, помогая именно представить то, что стоит за её описанием. Козырев, таким образом, как бы настаивает на том, что любая научная теория – лишь описание живого мира, который при внимательном наблюдении раскрывает всё новые и новые свойства. В этом же написании появляется слово «Мир» в поэзии 22-летнего поэта Олега Охапкина:
I.
Что тихо вдруг?.. Какой объемный миг!
Громада Мир дохнет, и как бы эхо…
Так ощутим тот черепаший сдвиг —
Дюйм времени, произрастанье меха.
Стемнело. В сумерках кочевье фонарей.
Ток тронулся по мускулам и коже.
Вдруг пёс из-за угла. За ним — прохожий.
И сердце дикое заерзает в норе.
2.
Глухой ноябрь. Седеющая мгла.
Дремучий Космос космы в город свесил.
Трамвайный рельс погаснет, весь — игла,
Метнется тень, теряя равновесье.
Из тишины возникнет хрупкий звук.
То будешь ты. Точь-в-точь в сиянье света
На каблучках, как отголосок лета,
Сверкнешь мне бабочкой средь уличных излук.
«Два восьмистишия», 1966. Из книги «Ночное дыхание»
По сути, таким же наблюдателем за Жизнью является и поэт. Для него также важны тайны движения, сохранение и передача энергии. Интенсивность (плотность) времени, по Козыреву, возрастает, если в системе идут энтропийные процессы[7]. Высвобождаемая сила является организующей (негэнтропийной) для материальных точек, находящихся вблизи. Вот как это выглядит в стихотворении Олега Охапкина «Перед тополем»:
Тополь рушит свой купол. Ярость
Позолотой летит с каркаса.
Мне сегодня вдруг показалось –
Был я храмом и храм распался:
Стал материей красной крови,
Обрывком вчерашней мысли,
Фрагментом костей скелета,
Горсточкой слов без смысла.
Ветер тополь громит, ломает.
Во дворе груда сучьев чёрных.
В ворохах пожелтелой бумаги
Шебуршится белый котёнок.
Листья – те, что вчера дрожали
На верхушке живой древесной,
Нынче пеплом истлевшим стали,
Под ногою дробятся с треском.
Тусклый сумрак грохочет дранкой
Полумёртвых отсохлых веток
И корябает кровель скаты,
И дубасит в литавры ветра.
И брожу, оглушённый, тихий,
Привиденьем среди развалин.
И не помню уже что было,
Кто, откуда и как назвали.
Только вижу: разрушен тополь.
Тело храма без крыл, без листьев.
Лишь тяжёлый туман распада
Откровением голых истин.
Только небо по-детски плачет.
В чёрном воздухе звёзды льются.
Будто заново мир мой начат
В недрах тополя, в почках куцых.
1966. Из книги «Ночное дыхание»
Философского спора между имманентным и трансцендентным для Охапкина не существует. Смею предположить, что не было этой дилеммы и для Козырева как для естествоиспытателя. И то, и другое понятие в их творчестве не противопоставляется. Если смотреть на законы природы как на Божественные установления, как это делал Аристотель, пифагорейцы, а вслед за ними неоплатоники, то имманентность Мира становится очевидной. За пределами остаётся только мышление. Думается, они избегали крайних позиций внутри этих различных взглядом на Первопричины (по Аристотелю), или присутствие Божественного в Мире, ведомые более красотой (эстетикой), чем моралью (этикой).
<…>
Мне ленью голову томило.
А тело внятно мыслило само.
Оно с травой цвело неуловимо.
Я прорастал, ветвист и босоног.
Весь сад был едким зельем переполнен.
Он бражничал в опаловой жаре
Лучей и бликов, зайчиков и молний
И отражений водной ряби на коре.
И эта, в семя прущая травища,
И эти ягоды, созревшие на срыв,
И этот сок стволов коричневых
Вдруг брызнули, во мне заговорив.
И я узнал родство своё по крови
Со всем гудящим садом дневных сил,
И ощутил вселенское здоровье,
И, точно куст, листвой зашевелил.
1966. «Полдень» (фрагмент). Из книги «Ночное дыхание»
Интересный поворот этой темы возникает в связи с богословием. Трансцендентность становится более вибрирующим для обоих понятием. Их религиозный опыт подтверждал наличие непознаваемого в Мире, в общение с которым человек может вступить только посредством веры. Пожалуй, это единственный бесспорный факт, который надо принять как главный аргумент в контексте многочисленных рассуждений о качестве произведенного и Козыревым, и Охапкиным творческого продукта. Богословская составляющая их мышления никак не мешала строго научному творчеству Козырева и поэтическому творчеству Охапкина, развивающимся по общим (для верующих и неверующих) профессиональным законам. То, что они произвели, является наукой и поэзией в самом строгом и высоком смысле. Впрочем, оскоплённый цинизмом ум оппонентов, видел и Ньютона как эзотерика и алхимика, который посреди своих схоластических опытов «случайно» открыл Закон всемирного тяготения. На это не стоило бы вообще обращать внимание, если бы хлёсткость маргинальных высказываний не запоминалась бы быстрее и надёжнее, чем подлинные суждения, которые кажутся сложными и трудновоспроизводимыми. К таким же маргинальным суждениям стоит отнести сравнения «Физической теории времени» Козырева с некоторыми «Комментариями» Фомы Аквинского. Что касается богословской составляющей в поэзии Охапкина, особенно в больших формах поэм, то здесь и вовсе полная неразбериха. Друзья-священники на правах жречества обвиняли его в ереси, распростившиеся с христианством друзья-поэты подвергли его профессиональному остракизму за религиозный фанатизм. При этом трудов ни первого, ни второго эти громкие оппоненты, как водится, не читали.
Для самого же автора ощущение себя частью мирозданья столь захватывающе и потому соблазнительно, что проще простого пропустить тот «момент истины», за которым неизбежно следует испытание. Вера и разум очевидно эволюционируют в сознании человека. Гигантский скачок в этой области описан в Ветхом Завете. Это история праведного Иова, который впервые являет пример «смиренного разума». Благочестивый бунт Иова – табу для большинства воцерковившихся за последние 30 лет людей. Да и современные проповедники в основном акцентируют внимание лишь на отказе Иова своей жене похулить Бога. Этакий мускульный протест. Сыновство Иова по отношению к Отцу – недосягаемый пример, но только не для Козырева, обрётшего веру в сталинских лагерях, и Охапкина, не потерявшего её в советских психушках. В 1973 году Охапкин создаёт поэму «Испытание Иова» и посвящает её Козыреву. Опыт смиренного разума Иова оказывается им обоим доступным:
И демон мой пришёл к Тебе, и Ангел.
И, распре их предав меня, как вещь,
Ты вещным стал во мне — палящий факел,
Прожёгший в сердце жуткий, жаркий свищ.
А так описан диалог Бога и человека в конце этой поэмы, где Бог требует от Иова обличить Творение, если оно плохо им создано:
«…Не разумел ли ты союз Плеяд,
И развязал ли пояс Ориона?
Иль за волосы стащишь с небосклона
Вечернюю звезду, как древа плод?
Судил ли ты дела Мои по правде?
Когда судил, пред Богом обличай
Творение Его и отвечай:
Что лживого нашёл ты в сей природе?» –
И отвечал согбенный человек:
«Почто ещё я Господу перечу!
Но нет предела горю человечу
Перед лицом Твоим, святым вовек». –
И был душе страдальческой ответ:
«Аз есмь Предел. Ликуй! Да узришь Свет!»
Не случайно из всего разнообразия тем, которые возникают в контексте этой самой загадочной книги Ветхого Завета, Олег Охапкин акцентирует внимание на распознании в личном Боге – Творца всего сущего.
Тема праведного бунта стала главной и в блестящем богословском эссе младшего сына Николая Александровича Козырева – Фёдора Козырева. Оно вышло в 1997 году с предисловием академика Виктора Николаевича Топорова. Фёдору Николаевичу тоже пришлось пережить в 18 лет неправедный суд и двухлетнее тюремное заключение, не прошедшее для него даром.
Ещё одной чрезвычайно важной для Охапкина темой стало мировоззренческое следствия, вытекающее из представления о реальности четырёхмерного пространства–времени, в котором сосуществуют все прошлые, настоящие и будущие события мира. В авторском примечании ко второй своей книге «Возвращение мест» он пишет:
«Возвращение мест» — моя вторая книга. Она написана в 1969 году. В основу её композиции легла хронологическая последовательность. Таким же образом была составлена и первая моя книга «Ночное дыхание». Нумерация разделов обеих книг соответствует моему замыслу. В такой последовательности я нахожу особый смысл. Дискретная композиция позволяет группировать стихотворения не только по времени их написания, но и по внутренним между ними связям и не мешает сквозному развитию всей книги в целом.
Нарушение данной мною последовательности привело бы к искажению идеи, положенной в основание моих книг. Эта идея сводится к необратимости наших переживаний, и поэтому каждое стихотворение должно помнить то мгновение, из которого оно вышло, ибо невозможно ему отыскать своего места вне времени, которому оно принадлежало. Иначе при возвращении на место нашей жизни мы не найдем ничего, что говорило бы о ней в той отдалённости, где все уже непоправимо».
Два ключевых для всех семи книг слова появляются в этом тексте впервые: «необратимость» и «непоправимость».
<…>
Но я стою неопалимый,
вдыхаю времени дымок,
Осенний и неуловимый,
И мой платок от слёз намок.
Шепчу в припадке грусти — Боже!
Твой мир… Зачем и я не с ним,
Когда, как он, пылаю тоже,
Когда, как он, непоправим!
1967
При первом приближении к тексту открывается завеса трудной жизни, сиротства, бесприютности, и кажется, что это достаточное условие для появления такого текста. Но отчего-то в общей тональности этого стиха не чувствуется отчаяния, более того, в нём есть необъяснимый восторг. Непоправимостью Охапкин называет неисчезающее прошлое. Это абсолютная реальность в четырёхмерном пространстве-времени, где каждый момент, событие продолжает длится именно благодаря одному из физических свойств времени.
«Необратимость» также не несёт эмоциональной окраски. Это не приговор. Необратимость – это одновременно и выбор, сделанный нами в моменте, и качество этого выбора. Если в слове можно этот момент запечатлеть, «остановить мгновенье», то значит туда всегда можно будет вернуться в эмоциональном, а значит и в душевном смысле. Это не воспоминание, но память, причём, память вечная, если таковая вообще возможна.
<…>
Если Твой я, Господи, певец,
Если петь, как жить, Ты мне судил,
То простит ли немоту, Отец,
Темноту среди Твоих светил?
Сотвори звездой меня в ночи.
Никогда лучами не молчи,
Да пою в звучанье звёздных сил, –
Ты в меня Вселенную вселил.
1978. «Звёздные силы»
Библиография
Козырев 2008 — Козырев Н. А. Астрономическое доказательство реальности четырёхмерной геометрии Минковского // Время и звёзды: к 100-летию Н. А. Козырева: Сборник. СПб.: Нестор-История, 2008. С. 132–140.
Козырев 1991 — Козырев Н. А. Избранные труды. Причинная механика. СПб.: Изд-во ЛГУ, 1991.
Козырев Д. Н. Техника и бытие. Интервью Анны Кузнецовой. Наука и религия. 2021. № 6. С. 12–17.
Козырев Ф.Н. О физической теории времени Николая Козырева. СПб.: Русская культура, 2021.
Толстой Д. А. Воспоминание о Н. А. Козыреве. // Время и звёзды: к 100-летию Н. А. Козырева: Сборник. СПб.: Нестор-История, 2008. С. 734–741.
Примечания
[1] Критики Козырева ссылаются, в частности, на «Зеркала Козырева», которых он не создавал. Это запатентованная технология в Институте экспериментальной медицины Сибирского отделения Академии наук. Опытами по немедикаментозному улучшению психосоматического состояния пациентов руководил академик В. Казначеев. Интересно, что «изобретение» было названо двойным именем: Козырева-Казначеева, но при этом в отношении самой теории физического времени сказано следующее: «Эффекты, которые были получены при экранировании пространства с помощью зеркала Козырева, до сих пор официально никак не объяснены, если не считать опубликованной «теории времени» самого Козырева, в которой мало кто сумел разобраться». Электронный ресурс: Зеркала Козырева (zerkalakozyreva.ru). Справедливости ради надо сказать, что молодому тогда поэту Олегу Охапкину понадобилось не мало времени, чтобы это сделать.
[2] Козырев Н. А. Астрономическое доказательство реальности четырёхмерной геометрии Минковского. Сборник «Время и звёзды: к 100-летию Н. А. Козырева». – С. 133.
[3] Козырев Н. А. Избранные труды. Причинная механика. ЛГУ, 1991. – С. 241.
[4] Там же. С. 243.
[5] «До 1950-х гг. казался незыблемым постулат, что природа обладает зеркальной симметрией <…>. Подозрения, что иногда четность все-таки не сохраняется, возникли в связи с наблюдаемыми распадами K-мезонов, обусловленными слабыми взаимодействиями. Разгорелась жаркая дискуссия. Гениальный Ландау публично заявлял: «Я повешусь, если четность не сохраняется!» Наконец, в 1957 г. в научном споре была поставлена точка: эксперименты нескольких исследовательских групп убедительно продемонстрировали несохранение четности в распадах ядер и элементарных частиц. Ландау своего обещания, конечно, не сдержал, но зеркальная симметрия мира рухнула». – https://scfh.ru/papers/zerkalnoa-asimmetriya-v-atomnykh-yavleniyakh/ Особенно ярко зеркальная асимметрия мира проявляется в живых организмах. У них молекулы белков образуют левовинтовую нить, а молекулы ДНК – правовинтовую.
[6] Козырев. Н. Ф. Избранные труды. Причинная механика. ЛГУ, 1991. – С. 232.
[7] Это содержание VI постулата «Причинной механики» Козырева. По мнению Л. С. Шихобалова – самого уязвимого в его теории. «Н. А. Козырев провёл большой цикл исследований этого свойства времени и получил интересные результаты. Однако учитывая, что ему не удалось ввести количественную характеристику плотности времени, мы считаем, что обсуждать данный постулат преждевременно». – Н. А. Козырев. Избранные труды. Причинная механика. ЛГУ, 1991. – С. 426.
На заставке: Михаил Матюшин. Кристалл. 1918–1920
© Т. И. Ковальков, 2023
© Альманах «Охапкинские чтения» №4,2023
© НП «Русская культура», 2023
