Глава из готовящейся книги Ольги Свириды «Образ Святого Духа в постканонической иконографии». Продолжение
Рождество Христово. Византийская мозаика сер. 12-го века церкви Марторана, известной также как Санта-Мария-дель-Аммиральо, в Палермо, Сицилия
Как нигде более, единая тема «Вселенной – Мировой Горы – Богородицы» присутствует в праздничной иконографии «Рождества Христова». Тем удивительнее, что при описании этой иконографии идея Мировой Горы как правило опускается, несмотря на то, что, начиная уже с 6-го века[1], Холм в качестве сакрального аспекта иконографии Рождества вводится вместо первоначального навеса, символизировавшего как будто бы хлев при Вифлеемской гостинице.
Действительно, согласно евангельской версии, грандиозное эпохальное Событие произошло в доме (Мф. 2:11), т. е. в строении, каковым, вероятно, и был хлев при гостинице, ибо сказано, что волхвы, «…войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его» (Мф. 2:11). Следовательно, в хлеву, представлявшем собой строение, и находились ясли, о которых говорит евангелист Лука, не упоминая при этом, где именно находятся ясли – в строении или в пещере (Лк. 2:7). Поэтому в раннехристианский период ясли с Младенцем помещались под навесом хлева, изображаемого в виде некой пристройки (см. рельефы на римских христианских саркофагах п. п. IV – V вв.). Впрочем, пристройка эта всё равно служила символом Миро-Здания и потому изображалась предельно схематично – как крыша-навес на двух опорах – столпах мироздания[2].
Однако, согласно Преданию, местом Рождества стала пещера (вертеп), – хотя это, на наш взгляд, расходится с теми, выводами, которые можно сделать, исходя из евангельского текста Писания. Тем не менее, канон православной рождественской иконографии «настаивает» на изображении пустотелой Горы, делая образ Пещеры обязательным (и цель этого абсолютна оправдана с богословской точки зрения).
Но что касается ссылки на Предание, то, похоже, что иконография Рождества – это как раз один из тех случаев (с которыми приходилось сталкиваться не единожды, и яркий тому пример – иконография Благовещения), где имеет место позднейшая, закреплённая в предании уже постфактум (т. е. уже вслед за появлением иконографического образа), попытка объяснить иконографию вне богословского контекста за счёт ссылки на некую устную традицию. Так что в данном случае ссылка на Предание — это довольно бесхитростный (но, тем не менее, утвердившийся в соборном сознании) способ объяснения рождественской иконографии с Горой и пещерой в качестве элементов образного строя, но объяснение это мало что общего имеет с богословским истолкованием символики Рождества.
Богоматерь как Вершина мира (т. е. венец творения). Она же Дева-Церковь, принимающая Бого-младенца в свои руки, и Вселенная как Гора, принимающая Спасителя в свои недра. Земной событийный уровень: Богоматерь изображена со спелёнутым крестообразно Младенцем, покоящимся в яслях (т. е. завёрнутым в саван). Пелены Младенца – это пелены погребальные: более тёмный, голубоватый, саван, перевитый крестообразно широким белым лентием и отдельно белый погребальный плат-сударь (Ин. 20: 6–7). В этом контексте ясли – это прообраз гроба Господня.
Алтарь и престол представлены в виде каменного строения, т. е. в виде Миро-здания, которое и послужило Творцу вселенной местом рождения-воплощения (яслями), смерти (жертвенным алтарём и гробом) и победы над смертью (царским Престолом). В этом прослеживается определённая аналогия с символикой рождественских даров, принесённых Спасителю волхвами и символизирующих его человечество (воплощение), священство, смерть и царство.
В то же время онтологический план иконографии представляет нам Вселенную в виде пустотелой Мировой Горы, которая принимает Богочеловека в недра свои – т. е. в тварное пространство. В то же время, вселенская Церковь, будучи мыслимой единым «одушевлённым» (живым) Существом, олицетворяется Богоматерью, молитвенно простирающей ко Господу руки Свои и имеющей с Ним евхаристическое общение (символическое прикосновение к телу Спасителя рук Девы-Церкви).
Рождество Христово (фрагмент). Средиземноморье, Критская школа. Вторая половина XV в. Из коллекции Николая Лихачева в Санкт-Петербурге. ГЭ
Итак, несмотря на некоторое несоответствие с евангельскими свидетельствами, иконографический канон Рождества Христова делает обязательными к представлению образы Горы и Пещеры, и мы не можем не догадываться об истинном назначении этих элементов образного ряда в силу некоторой осведомлённости относительно древнейших архетипических моделей и святоотеческих богословских традиций, а также по причине целостного взгляда на иконографию, имея в виду то, что Мировая Гора является одним из трёх Великих Метатипов поясной богородичной иконографии.
Если Гора есть древнейшая архетипическая модель и метафорический образ целого Мироздания, то пещера, как известно, с античных (платоновских) времён есть символический образ чувственного мира. Исходя из этого, есть все основания предполагать, что сначала появилось обогащённое богословским смыслом изображение Рождества с Горой и пещерой, а затем уже возникла традиция, объясняющая появление в иконографической схеме Рождества этих символически значимых элементов (и последующее их закрепление в образном строе).
В любом случае, Рождество Христова – это событие вселенского масштаба, а потому, с точки зрения богословской логики, фоном для его изображения должна быть Вселенная, т. е. Мировая Гора или Космический Холм, – и никак иначе! Ведь (повторим) даже изображения с навесом – ранние схематические образы – по сути, представляют простейшие строения (навеса на двух колонках-опорах), но вовсе не хлев, и передают идею Мироздания, которое утверждено на столпах вселенной (Притч. 9:1).
Итак, зная, что перед нами Мировая Гора, мы также понимаем, что в контексте мироустройства изображение Горы в рождественской иконографии подразумевает два-три уровня творения.
Собственно Гора – это Горний мир, т. е. сверхчувственный тонкоматериальный, или энергийный, уровень творения, сфера ангельского бытия. Не случайно изображение Горы чаще всего фланкируется образами ангелов. Пещера символизирует, согласно платоновской традиции, чувственный мир в целом, тогда как ложе Богоматери – живого олицетворения целокупной Вселенной – представляется в виде разостланного полотнища белой или красной ткани, символизирующей плотный (плотноматериальный) уровень чувственного мира, и вместе – в контексте боговоплощения – телесность Девы-Богородительницы (как ещё именуется Она в гимнографии). При этом белое полотно выступает символом чистоты Богоматери, а красное служит символом Её пречистой плоти, или «чистых кровей», от которых, как сказано в богослужебном тексте, «усырилась» (т. е. сплотилась, или сгустилась) плоть Спасителя[3].
Помимо ряда изводов поясной богородичной иконографии с умозрительным образом Горы и праздничной иконографии Рождества Христова, Гора как мыслительный паттерн имплицитно присутствует на иконах Распятия Христа, облекаясь в образ исторической горы Голгофы, с пещерой в основании, на фоне стены Мироздания – т. е. бытийного горизонта, или «средостения ограды» (ц.-слав., Еф. 2:14), отделяющего тварную данность от сплошной «стены» Неприступного Света (в виде золотого фона иконы). Кроме того, Мировая Гора уже совершенно явным образом присутствует в постканонической иконографии, в частности это относится к эрмитажному списку иконы «Спас Великий Архиерей», где нам явлен синкретический (сочетанный) Полиэйдос триединого Божества, наложенный на зримый образ Логоса-Творца вселенной, Который изображается распинающимся на крестовине Мирового Древа, основание которого утверждено на некоем гористом холме – т. е. на Мировой горе, ибо по-иному в этом случае быть не может.
Примечания
[1] Это, если судить по сохранившимся изображениям, из которых самое раннее, – видимо, изображение Рождества на крышке реликвария из папской капеллы Санкта Санкторум (Рим, ок. 600 г.), где Событие разворачивается на фоне пологого пустотелого Холма.
[2] Римо-католическая традиция продолжает изображать Рождество на фоне хлева, представляемого в виде пристройки, и в этом католики не так уж и неправы, хотя символический вселенский смысл у них абсолютно теряется вследствие того, что эти изображения в целом носят подчёркнуто реалистический характер.
[3] «От чистых кровей Твоих усырися плоть преестественно всех Содетелю, Единородному Сыну Родителеву» (Октоих воскресный. Глас 5. Канон 3, песнь 9, тропарь 1).
© Ольга Свирида, 2021
© НП «Русская культура», 2022
