Литература ныне становится похожа на перестраиваемый и чудовищно увеличивающийся в объёме «Титаник», плывущий никуда, в отсутствие читателя среди айсбергов вечного забвения. Ещё играет оркестр, элитные пассажиры бесцельно снуют по палубе, этажом ниже многолюднее, здесь немало пытающихся пробраться вверх или остерегающихся соскользнуть в менее престижное измерение; в каютах низшего класса, самых многолюдных, царит уныние. Ибо критическая мысль обращена в прошлое, прибавляются ряды тысяч пушкинистов, Серебряный век всё больше привлекает внимание исследователей, и – о счастье! – находятся всё новые рукописи и биографические подробности у великих и величайших. Словно все смотрят в зеркало, отражающее историю литературы в обратной перспективе, – всё более важное для читателя и историка литературы таится в глубине времени и выносится на первый план, оттесняя современников. А между тем, растёт число пишущих, создающих неплохие произведения, правда, при отсутствии диалога новых литературных идей, на которые было так богато начало прошлого столетия. Рукописи ушедших недавно писателей лежат в архивах научных заведений мёртвым грузом, без надежды обрести в ближайшее время своего каталогизатора и публикатора. Может быть, написано действительно слишком много, и виртуальный станок Гутенберга, сегодня перешедший и в электронное пространство, просто устал, знаменуя избыточность культурного поля? Или виной всему переход на цифру, когда картинка куда привлекательнее художественного текста? Удивительна цеховая разобщённость писательского сообщества, разделённого на практически не сообщающиеся союзы и группы. Мы живём в эпоху революционных перемен в сознании, когда мама малыша сама читает детскую книгу, а двухлетний ребёнок лучше родителя освоился в приложениях мобильного телефона. Не исчезнет ли читатель навсегда? Какие ещё ускорения сознания нам предстоит пережить благодаря всемирной паутине?..
Честь и хвала исследователям, не щадящим времени и живота своего ради изучения второстепенных и третьестепенных авторов прошлого. Ибо всякий пишущий достоин внимания, как и его безвестные современники, статисты и возможные читатели в поколении. Кто-то справедливо заметит, что выход к читателю всегда был затруднён обстоятельствами объективными и субъективными, а теперь, напротив, – благо есть интернет: каждый может рассчитывать на успех… или на подобие отклика и славы.
Такие мысли посещают меня в мегаполисе, но стоит отъехать от Петербурга в Новгородский детинец, Псковский Кром или побродить в Выборге близ башни Олафа, как проникаешься удивительной прозрачностью, словно окутавшей эти места наперекор сиюминутности. Оживают голоса людей, живших и сто лет тому назад, и столетия тому прежде, созидавших эти каменные стены, и вступавших в диалог со стенами и тенями, под которыми хранится пепел ещё языческой Руси. Диалог времён – не отвлечённое понятие, но неразрывная живая цепь поколений, он явственно звучит для нас вместе с голосами птиц над холмами кремлей и сторожевых башен. Могут ли быть, так скажем, лишние в этой духовной кладке? Безусловно, нет. Так, не существует избыточного литературного явления и зря созданных стихотворений. Над реками Волховом и Псковом звучит чья-то рифмованная речь, и хотя её не могло существовать в приснопамятные времена, она приходит в сердце силлабо-тоникой, завещанной нам Ломоносовым.
Вместе со свежими ветрами здесь царит дух вечного обновления, и мосты протянуты из вечности в пурпурный закат преображения. Золотые и серебристые купола храмов напоминают шлемы защитников рубежей и опрокинутые чаши Грааля… Предания о Христе Утешителе, о Николе Чудотворце, о Богородице «Семистрельной» оживают и обретают почти зримые черты. Здесь понимаешь: мы – наследники всей русской духовной культуры, как бы оторваны порой мы не были от неё, ограниченные скоропалительными умозрительными заключениями и вовлечённостью в суету повседневности. Град-Китеж встаёт небесным видéнием под ладные напевы Садко. Отнюдь не стремясь отгородиться от традиционной западной культуры и её влияния, полагаю, что русской душе свойственна особая гармония, достигшая высшего расцвета в форме, образах и мелодике рифмованного стихотворения, которое создается тенями ушедших, рекой, утренним туманом, блестящим от счастья взором, моленьями в соборе, среброликой позёмкой, колокольными переливами, гудением шмеля над цветком, и поэтом, отворившим слух и прозревающим диво сотворения мира в единстве вещного и идеального мира. Ощущение древности и непреходящей свежести – вот чем ознаменован русский дух.
Также ничем не ограничен акт поэтического творения вместе с Природой – стоит раскрыть тетрадь и начать записывать нотные рифмованные знаки. Или включить камеру смартфона в режиме автопортрета, направленную на автора, и записать спонтанно рождающееся стихотворение, сочиняя буквально на лету. Такова изначально поэзия – «езда в незнаемое» (В. Маяковский). Литературным прародителем жанра поэтического видеоселфи, импровизации перед глазком смартфона, может стать А. Пушкин и его Импровизатор из «Египетских ночей». Пушкинский итальянец буквально воспламенялся от предложенной ему поэтической идеи, что вызывало искренний восторг у поэта Чарского: «Чужая мысль чуть коснулась вашего слуха и уже стала вашею собственностию, как будто вы с нею носились, лелеяли, развивали ее беспрестанно. Итак, для вас не существует ни труда, ни охлаждения, ни этого беспокойства, которое предшествует вдохновению?..». Искру современной импровизации высекает двустопный ритмический шаг, вторящий ямбу и другим размерам, мелькнувшая по стволу мысль в образе белки, мерцающее незримое и таинственное нечто, – а возможно, глазок включаемой камеры с отведёнными для видеоселфи несколькими десятками секунд, когда падают барьеры и ограничения, сопутствующие привычному сочинительству на бумаге, где мы не ограничены временем, но подсознательно скованы многочисленными условностями формы и вкуса.
Чем своеобразно подобное видео, вобравшее процесс сочинительства, случайных прохожих, стремящихся на незримый свет, иное «я» поэта, ставшего актёром, автором, видео-оператором, посторонние на первый взгляд звуки, органично вошедшие в драматическое действие? Словно вся вселенная участвует в акте творения видеоимпровизации перед оком свыше. «Неогранённые» видеоселфи выложены на ютубе, некоторые переложены на бумагу, то есть существуют в двух ипостасях. Что это – новый, неизведанный жанр поэзии, либо органичный виток её развития, от поэзии обрядовой, дописьменной, затем поэзии сочинённой, напечатанной и растиражированной, и сейчас вновь обретающей раскрепощение и образность в строго заданных рамках мгновений, когда сочинитель находится не перед глазком, а извне, по ту сторону, на краю мира, как говорил Хайдеггер, «крайствуя» на пределе ойкумены? Уловить природную, живую, а не расхожую «книжную» интонацию русской речи – вот одна из целей выговаривания наперекор задувающему слова ветру забвения, в стремлении возвратиться к первоистокам русского мелоса.
Пространство русского Логоса даёт нам удивительную свободу и вместе с ней понимание ответственности за поэтический жест – в каких бы формах он не проявлялся. В этом залог продления традиции и обретения читателя сегодня и в будущих поколениях. Поэзия – это путь за облака среди увядающей и воскрешаемой материи. «Стихов с собой мы брать не будем, / Мы их в дороге сочиним», – писал Михаил Кузмин. Дельфы духа – там, где находится поэт и где он черпает вдохновение. Поэтическое видеоселфи свидетельствует о неограниченных возможностях в эру цифровизации, которую мы воспринимаем то восторженно, то с крайним недоверием. Метафизическая лира возвращает земной отчизне мысли и чувства прежних эпох, камень обретает прозрачность, камена вопрошает мир через своего мученика и избранника, запечатлевая на видеохолсте акт творения из ниоткуда, из тех глубин, которым человеческое сознание обязано своим расцветом. Видеоимпровизации лаконичнее и небрежнее отшлифованных строк, в них случается невообразимое, чему мы обычно устанавливаем предел. Евгений Евтушенко писал, размышляя о спонтанности сочинительства, исчезающего под необходимостью «оттачивания» произведения, находя первозданную поэтическую истину в неотшлифованном «выбалтывании»:
В нечаянности строки
есть слишком завидная легкость,
и можешь кусать себе локоть,
но именно это – стихи.
И мы сегодня размышляем над чудом поэзии, имеющей множество отражений и преломлений в нашем материальном мире. Сегодня видеоселфи из золушки становится странницей, затаив озарения и внутренние состояния сочинителя, не передаваемые картинкой и голосом. Таких видео у меня набралось три тысячи. «Люби лишь то, что редкостно мнимо», – напутствовал В. Набоков. По мере возможности мы стараемся следовать призыву его лирического героя-импровизатора, сочинив видеоселфи в день памяти автора «Лолиты» и бабочки вечного возвращения к истокам красоты:
– Муза бедностью прелестна, –
Так набоковский герой
Говорит нам об известном,
Забываемом порой.
Лаконизм, полузабвенье,
Прочерк в строках пустоты,
И намёк на эти звенья –
Невозможные черты,
Что размыты в укоризне
Над мостами бытия –
Лапидарны сны в отчизне,
Скудна родина моя,
И скупа не на удачу,
На прозрение во мне,
Оттого я чуть не плачу
Над строкою в глубине,
Что восходит невесомо,
Не таима при глазах, –
Ну а мы с тобой несомы
За бессмертие впотьмах.
(2 июля 2020)
На фотографии в заставке: вид на Псковский Кремль.
© Алексей Филимонов, 2021
© НП «Русская культура», 2021
