О статье Валерия Шубинского «С любовью к высоким словам»:
«Новый мир» №6, 2019 год.
Премия «Поэзия» в номинации «Критика» за 2020 год.
Данную статью по сути отличают три основных признака: 1. Незаинтересованность в предмете 2. Отсутствие литературной критики 3. Типично советские структуры сознания самого автора. Рассмотрим это подробнее.
Незаинтересованность в предмете обнаруживается через негативную оценку заявленного предмета исследования, отсутствие эмпатии. Знать – значит любить. Не может служить предметом критики то, что не близко. Множество фактических ошибок, недобросовестность исследования, которая приводит к очень приблизительным выводам, оценочность вместо доказательности, отсутствие анализа текстов – всё это признаки, не позволяющие считать эти «некоторые соображения» литературной критикой. Таким образом, как и другие статьи Шубинского, например, в отношении поэзии Бориса Херсонского или даже продвигаемого им Леонида Аронзона, эту статью отличает «непопадание в цель».
Ошибки появляются прямо в заглавии. Книга Виктора Кривулина «Воскресные облака» была издана в 2017 году и переиздана в мягком переплёте в 2019. Фамилия составителя книги Олега Охапкина искажена. Вероятно, такие мелочи «вершителя литературных судеб» не интересуют. Серия «Часть речь» издательства «Пальмира» — это не «онтология петербургской поэзии второй половины ХХ века». По замыслу редактора серии Бориса Останина (чьё имя даже не упоминается) эта серия должна была открыть молодому читателю авторов неподцензурной поэзии (или культуры андеграунда) 1960-1980-х годов. Именно ориентацией на нового читателя объясняется выбор текстов составителями сборников. Серия — результат труда Бориса Останина не одного десятилетия с времён самиздата, поддержанная весьма рисковым издателем Вадимом Назаровым.
Объявив бездоказательно неудачей и обозреваемые сборники, и всю серию, то есть совершив акт публичной казни над ними, так называемый, критик, начинает как стервятник кружить над воображаемым трупом, поглощая энергию распада, так сказать. Назвав сборник Елены Шварц «более или менее удачным», он передаёт кулуарные разговоры, осуждающие наследников Кривулина за то, что они за 18 лет после ухода поэта не издали собрания его сочинений. Может ли это волновать современного читателя, для которого это имя, возможно, впервые открылось именно благодаря сборнику «Воскресные облака»? Спустившись на уровень кухонных разборок, Шубинский в первом же абзаце задал тон далёкий от литературной критики в принципе. При этом о том, что наследники Охапкина за 12 лет после его смерти издали 7 книг (собрание сочинений в 3-х т. и 2 тома критики) – нет даже упоминания. Сознательно ли об этом умалчивается или автор статьи просто не знаком с этими книгами, являющимися первоисточниками, – это уже не важно. Важно то, что отсутствие ссылки на эти издания говорит о некомпетентности и незнании предмета. Упоминаемые им далее стихи Олега Охапкина «Голубая луна», «Квадрига», «Песня о побережье», «Тишина», ставшие хрестоматийными ещё в самиздате, (переизданные в авторских сборниках уже в 2000-х годах дважды, а «Квадрига» – трижды, именно поэтому не включенные в обозреваемый сборник) объявлены лучшими с намёком на то, что иное и вообще не стоит внимания «культурного» читателя. А то, что более 500 текстов уже атрибутированы ведущими как российскими, так и западными литературоведами – это автору не известно. Хотя статья формально и посвящена обзору двух книг, но Охапкину в ней посвящено всего 3 абзаца из 27. Из всего многостраничного предисловия им отмечена одна фраза на первой странице, а именно об образе Охапкина, как «могучей птицы с мощными крыльями, способной на высокое и длительное парение», которая ассоциируется у него исключительно с эпизодом из телекомедии Гайдая.
О чём же на самом деле эта статья? По собственному признанию автора, выход этих книг (почему именно этих? В этой серии вышло уже 14 книг) – это «повод для размышления о неких вызовах, стоявших перед поколением, вступившим в литературу в конце 1960-х, и возможных вариантов ответа на них».
Что это за некие вызовы по мнению автора? Лишь в конце статьи он их называет: стилистические и мировоззренческие проблемы – это «подлинный вызов, поставленный историей литературы». Итак, перед нами предстаёт образ автора статьи: некий кабинетный мечтатель, воспитанный на советском кинематографе («Доживём до понедельника», «Кавказская пленница» и пр. в том же стиле), лишённый витальных сил и дерзновения постичь тайну мироздания и смысл истории (другими же об этом написаны миллионы страниц), способный лишь к сопоставлению, даже не анализу первоисточников мысли, но главное, мечтающий о месте в истории литературы. Поскольку имя Валерия Шубинского широко известно в узких кругах, то не лишним будет сказать, что он 1965 года рождения, с базовым финансово-экономическим образованием, дерзнувший заняться литературной критикой благодаря своим авторским амбициям: поэта, переводчика, историка литератур. Однако при всех скромных заслугах статья в Википедии о нём уже имеется.
Приоритет стилистических проблем над содержательными, мировоззренческих над религиозными (или атеистическими) обнаруживает принципиальную методологическую ошибку Шубинского. Всё, что будет сказано им далее, априори будет носить прикладной, по сути идеологический характер. Менторский тон статьи свидетельствует об укоренившихся советских структурах сознания, которые не функционирует без расчленения живого культурного (литературного) процесса, ибо оно — это сознание — не способно к восприятию целого.
Например, возьмём такой пассаж: «советская поэзия в её значимых образцах была поэзией «средней речи», не поднимающейся выше и не опускающейся ниже общеразговорной интонации, не касающейся вершин духа или бездн плоти». Далее автор почему-то определяет лучших по эстетике (не поэтике, – характерная оговорка) советских поэтов Твардовского и Слуцкого (??) и возводит их к истокам – к Крылову и прозаику Грибоедову (??) Далее он почему-то говорит о казённом ораторском пафосе (этих поэтов или других – непонятно), глубоко фальшивом, и об отсутствии в языке советских поэтов регистров для «высокой речи». Далее, неофициальные поэты конца 1950-х открыли для себя в числе прочего возможность «высокой интонации», в самом её очевидном постромантическом варианте. А следующее поколение, (к которому относятся Кривулин и Охапкин) «открывает для себя «высокое» заново» не как индивидуальный прорыв, а как общий для всех язык, как систему культурных кодов». И далее рассматривается различная степень зависимости авторов от Культуры, их степень культурной рефлексии. Вот такой генезис «высокого».
Если бы такая позиция была подкреплена лингвистическим анализом текстов (хотя бы по одному, «лучшему», от каждого автора), она бы имела права на существования. Но анализа текстов нет. Есть хлёсткие, пустые фразы, типа: «Кривулин, по его собственному выражению «пьёт вино архаизмов» – у Охапкина же оно по усам обильно течёт – а в рот не всегда попадает». А нет его по понятной причине, ибо если идти от текстов, то вся концепция Шубинского «стилистического вызова» рушится как карточный домик. Сразу становится очевидным, что Твардовский не идёт от Крылова, а Слуцкий от Грибоедова, что Охапкин не идёт «от позднего Языкова», а точно идёт от Тютчева, что никакого мифа о спасающей культуре у поэтов этого поколения не было, а была просто культура, причём христианская, во всем её разнообразии: от прозрачной катафатики до тёмных эсхатологических бездн. Ах, если бы господин Шубинский был ненаучным атеистом хотя бы! Но к теизму в принципе он не имеет никакого отношения. Он всего лишь Фальстаф в рыцарском ордене Большой литературы. Поэтому мысль его путанная, завистливо стелящаяся по поверхности вещей.
Но есть одна польза от премии, полученной за столь не соответствующий критериям литературной критики текст: все узнали теперь, что думают об Олеге Охапкине, Викторе Кривулине, Иосифе Бродском в местечковой среде. Какую роль отводят там Елене Шварц, Александру Миронову, Сергею Стратановскому в деле разрушения единого (по отношению к советской литературе), энергетически заряженного поля неподцензурной литературы. Предупреждён, значит вооружён.
© Т. И.Ковалькова, 2020
© Русская культура, 2020
