Поэма «Крысолов» 1975 года обретена в архиве литературоведа Ольги Борисовны Сокуровой. Эта третья поэма, которая обозначена Олегом Охапкиным как «петербургская повесть». Две других: «Душа города» — 1969 г. (была опубликована в альманахе Михаила Шемякина «Апполон») и поэма «Летучий голландец» — 1972 г. (ещё не опубликована). Некоторые заметки об этой поэме мы публиковали ранее на нашем сайте.http://russculture.ru/2018/05/03/%d0%be%d0%bb%d1%8c%d0%b3%d0%b0-%d1%81%d0%be%d0%ba%d1%83%d1%80%d0%be%d0%b2%d0%b0-%d0%b7%d0%b0-%d1%84%d0%bb%d0%b5%d0%b9%d1%82%d0%be%d0%b9-%d0%ba%d1%80%d1%8b%d1%81%d0%be%d0%bb%d0%be%d0%b2%d0%b0/
Подробное исследование «петербургского текста» в творчестве Олега Охапкина сделано литературоведом Анастасией Корсунской. Готовится к печати.

 

Петербургская повесть

Иосифу Бродскому

Нас ведёт Крысолов, Крысолов.
Нас ведёт Крысолов. — Повтори!
И.Б.

1.

Силуэт под дождём.

Осенью это было.
Ветер ночами выл.
Чернела вода в каналах.
Дождь над водою лил.
Площади опустели.
Редкий промокший плащ
Метался вдали над лужей.
Над городом длился плач.

Осенью это было,
В отрочестве моём.
В тот год я окончил школу
И под косым дождём
Из дому на трамвае
Красном, как наша кровь,
Три остановки ездил
Туда, где не буду вновь.

Там под дождём осенним
В отрочестве ещё
Сердце моё так больно
Мечется под плащом.
Там я влюблённый мальчик,
Бледный от грёз юнец.
Время то не вернётся.
Близок его конец.

Слышу глухую флейту,
Как в шестьдесят втором.
Или то позже было?
Тускло. Не разберём.
В памяти нашей тёмной —
Тени ушедших дней.
Флейта. Глухая флейта.
Флейта и дождь над ней.

*****

Лет через десять, помню,
Время вернётся вспять.
Дождь его будет литься,
Ветер листву срывать.
Там в темноте сквозящей
Вспышками фонарей
Тень я увижу снова
Прошлой души моей.

Отрока тень увижу –
Мальчика на углу –
Тень у моста, где замок,
Поле и сад во мглу
Передо мной уходят.
Профиль не освещён.
И не понять сегодня
Кто там под тем плащом.

Не разобрать мне кто там
В кепке за тем углом
Скрылся, куда я позже,
А ныне уже в былом
Жаркие те листочки
С рифмами принесу.
Не разобрать мне кто там
В раннем прошёл часу.

То человек ли, тень ли,
Тьма ли вдали чудит,
Но под дождём я вижу
Странный забытый вид.
Тот силуэт мелькнувший…
Человек или тень?
Что-то в нём есть такое,
Отчего по сей день

Не по себе мне, чуть я
Вспомню его черты.
Что-то в нём есть такое,
Чем бы пленилась ты,
Муза моя, и ныне –
В годы, когда уже
Реже вздыхает лира –
Эхо её в душе.

Что-то в нём есть от немца
Или голландца. Рыж.
Зеленоглаз немного.
Дождь поливает с крыш.
Не разобрать оттенка
Зеленоватых глаз.
Что-то в нём есть такое,
О чём и пойдёт рассказ.

Грусть ли, обида, горечь,
Злая ль слегка печаль,
Но что-то вошло мне в сердце
И в даль потянуло, в даль –
Сюда, где уже за тридцать
Необратимых лет
Стою над Фонтанкой мутной,
Но друга со мною нет.

В памяти нашей многих
Не досчитались мы,
Будто эпоха наша
Крысой глядит из тьмы.
С нею ушли не люди –
Тени забытых снов.
Чем же мы сами будем
В памяти наших слов?

Тьма над Фонтанкой мутной
У четырёх мостов.
Тьма у истока Мойки
Каплет в саду с листов.
Летою нашей утлой
Летний сплёснут сад.
Стикс, Ахерон с Коцитом
И Флегетон грустят.

Авлос фригийский плачет,
Будто Эолов альт.
Флейтою Крысолова
Ветер подмёл асфальт.
Шлейфом крысиных ратей
Опустошился весь
Замысел листопада
У Летнего сада – здесь.

*****

Осенью это было.
Жаркий исчез отпад.
Многих друзей отныне
Наш не увидит сад.
Мало-помалу стихло.
Подмостки скучны теперь.
Кто умер, кто сам покончил,
Кто вышел в окно, как в дверь.

Нет их. А те далече.
Многих из них я знал.
Тех же, кого не видел,
Помнит ночной канал.
Крап меццо-тинто в туче –
В цинковой синеве …
Как пусто в душе! Как тихо!
И никого на Неве.

*****

Der Rattenfänger. Смысла
Перевести нельзя.
Имя всегда есть имя.
Флейтой в ушах сквозя,
Ратует этот венгр
С чехом за волю крыс.
Опустошив подполье,
С песней он вышел из
Питера. Новый Гаммельн.
Старая песня. – Тсс!..
Слышите как играет
Чёрный сверлёный тис …
Звуки унылой флейты.
Вздох. Вся щека в слезах.
Зов. Многоточье трели …
Вздох, и завыл свежак.

Ветер. Пустынный ветер.
Песне шестнадцать лет.
Как же давно я встретил
Флейту твою, поэт!
Вот уже три года к саду
Летнему без тебя
Я подхожу и вижу:
Липы ещё не спят,

Грезят о чём-то горнем,
Листья роняя вниз…
Тихо иду на площадь.
Вижу балкон, карниз.
Вот и окно. Отсюда
Ты на собор глядел.
А над стеной Мурузи
Ветер недаром пел.

Колокол песнь подхватит.
Кронами грянет сад.
Синью проглянут реки.
Солнце на небесах
К лету взойдёт, и купол
Весь зашумит от крыл
Ангельских, голубиных,
Кротких, бесплотных сил.

Преображенье. Радость.
Там и Успенье. Грусть.
Как говорил ты: «Младость –
То, что мы наизусть
Помним из книги старой
С неизвестным концом.»
Сипловатая флейта.
Призрак с твоим лицом.

Юности нашей флейта.
Силуэт под дождём.
Здесь мы гуляли летом,
Осенью, ночью, днём.
Вёсны и зимы наши,
Отрочество, увы.
То, что случилось дальше –
В летописях Невы.

Лета. Забвенья флейта.
Армстронг. Покойный блюз.
Друг мой, с того ли света
С песней к тебе явлюсь?
Друг мой, когда услышишь
Зов, многоточья трель,
Знай, это я на крыше
Дую в мою свирель.

Я заглушить пытаюсь
Флейту прошедших дней.
Грустная сердца повесть.
Пусть же ещё грустней
Ветер в сквозящих строфах
Воет, пронзая жесть!
Эхо былого вздоха
В скважинах кровель есть.

Что-то в рассказе нашем
Будет слегка темно.
Время ль кружит по крышам?
Злое ль веретено?
Вьётся живая нитка.
Флейта поёт вдали.
Грустная повесть. Дети,
Кажется, все ушли.

 

2.
Ночная флейта

Крысы бежали, дети
Шли, а Косьян косил.
Норд на чухонской флейте
В наше окно сквозил.
Время петляет. Мойры
Веретено скрипит.
В Груманта ветер, с моря –
Холод ледовых плит.

Песня ноябрьской стужи
До глухозимья вплоть.
Ветер поёт снаружи.
Осень. Куда ж там плыть!
Поздние дни эпохи.
Осень. Предзимье. Что ж,
Наши глухие вздохи
Не оправдали ложь.

Вьётся живая нитка,
Веретено скрипит.
Дом на Фонтанке. Читка
«Шествия». Табор спит.
Флейта. Ночная флейта.
Лад эолийский. Тьма.
Пламень и хлад лайм-лайта
Освещает дома.

Дом на Фонтанке. Скоро
Скажут в нём: «Суд идёт!»
Я промолчу из хора.
Это флейта поёт.
Позже, немного позже
Вспомнит моя свирель
Голос, на зов похожий,
Флейты живую трель …

Тот, кто услышал первый
Флейту ночную ту,
Станет мне больше друга –
Братом кого я чту
С отрочества – шестнадцать
Непоправимых лет.
Вот уж прошло три года.
Почты от друга нет.

Флейта в ночи осенней
Снова поёт, и вновь
Я вспоминаю время
Радуг твоих, любовь.
Помнишь, ты ездил сватом
К девке одной! И что ж?
Вот уж четыре года
Свадьбы моей ты ждёшь.

Злой Крысолов, наверно,
Дал тебе флейту. Мне
Ты передал иное –
Музыку при луне.
Звучный ноктюрн я слышу.
Флейте твоей ночной,
Может, и грел он душу,
Но дребезжит со мной.

Пусть он душой свирели
Станет! Вослед ему
Кто-то к высокой цели
Должен идти во тьму.
Так и пришёл в пустыню
На Крысолова зов.
Посох мой флейтой станет
Всем, кто начнёт с азов.

Я же цевницей стройной
Слух возвещу весны.
В шорохах многоструйных
Пенье иной блесны
Предпочитаю ныне.
Много речей в реке.
Дважды я был в пустыне.
Где он – песок в руке?

Но и ручью – не время.
Скоро эфир другой
В речи моей на стремя
Выйдет струёй тугой.
Но, вспоминая дикой
Флейты ночную грусть,
Будто за Эвридикой,
В юность за ней вернусь.

Там по ночам звучала
И за собой вела
Странная поначалу,
Позже дика, смела
Кастора флейта. Что ты,
Милый снигирь! Куда!..
Пулковские высоты
Взяты. Кругом беда.

Братской могилой смотрит
Новый аэропорт.
Тот, кто детей уводит,
Не по-земному горд.
Der Rattenfänger. Экий
Прямо немецкий дух!
Где мы? В котором веке?
Тот человек. Он глух.

Флейта его играет.
Сам он угрюм и зол.
Моцарт не выбирает
Родину и камзол.
Этот же прямо страшен.
Флейта его свистит.
Тот, кто не примет чаши,
Чушь его возвестит.

Многих увёл отсюда
Он и детей, и крыс,
Много иного люда,
Да не о них рассказ.
Друга увёл он, друга …
Многих друзей за ним.
Флейта его, как вьюга.
Сам он в снегу незрим.

Кто он? Der Rattenfänger?
Teufel? Не в этом суть.
Флейта его играет
И разрывает грудь.
В музыке – ностальгия.
В звуке его – печаль.
С миссией по России
Yehet er noch ein Mal.

Стоп! Напустил туману.
Дайте передохнуть.
Кто-то насыпал в рану
Соли. Счастливый путь!
Много ещё напутать
Можно бы, да к чему!
Это его работа.
Сам он ушёл во тьму.

Глухонемые бесы
Жутко вот так свистят.
Это не флейта, мальчик!
Челюсти шелестят.
Крысы хлынули, крысы…
Где там женить их всех!
Жилисты, белобрысы,
Харисты, как на грех.

Нет им покоя. Строем
Строятся у ворот.
Меж крысенят героем
Выглядит старый крот.
Крысы хлынули, крысы…
Видно, потопу быть.
Наглы, важны, курносы.
В лапах стрекает прыть.

Крысы, чумные крысы…
Кто зачумил их так?
Не задавай вопросы!
Разве чума – пустяк?
Вот он – Der Rattenkönig!
Сорок хвостов узлом.
Рыжий косматый конюх.
Эк его развезло!

Смотрит могилой братской
Старый аэропорт.
Тот, кто берёт за лацкан,
Знает иной эскорт.
Крыс ли, детей уводит,
Но никогда не спит.
Визг на крысиной морде
Флейтой в усах свистит.

Но под луной высокой
У четырёх мостов
Будто иная флейта
Плачет из-под листов.
В Летнем саду, в аллеях,
Там, где сидит Крылов,
Тень по ночам белеет,
Мечется Крысолов.

Дама седая плачет. –
Анна, уйми его! –
Не отвечает. Значит
Не было ничего.
Не Крысолов метался –
Так – листопада плащ.
Питер пустой остался.
Что же ты, флейта… Плач!

Осень сорвала кроны
С голых наверший. Ночь.
В парках кричать вороны.
Брезжится. Рано-рано.
Будто с небес экрана
Тени слетают прочь.
Светится из тумана
Блудная солнца дочь.

Авлос двойной фригийский
Над хороводом крыс
Будто бы близко-близко
Лунным лучом повис.
И по лучу над Мойкой,
Тёмной Фонтанкой, над
Городом опустевшим
Девы нисходят в сад.

Лёгкие Аониды.
Тени ночных высот.
Анны седой ланиты
Музыкой голосов
Издали чуть румянят,
И в павильон бегут.
Нежная флейта ранит
Рябью лебяжий пруд.

И золотой из раны
Хлещет осенний день,
Будто кроны багряны,
И далёкие страны
Нам оттого и странны,
Что мечта – только тень
Юности нашей, жизнь же
Оттого и красна,
Что и осенью рыжей
К нам бывает весна.

1975

 

 

На заставке: Александр Алексеев. Из иллюстраций к «Запискам сумасшедшего», 1927 г.

 

© Т.И.Ковалькова-Охапкина
© «Русская культура»