Фон РАДЕН, бар. Алиса Эдмундовна. О ней я писала раньше, но надо повторить вкратце. Писала в связи с трагедией её старшей дочери, которую, после бомбардировки Дрездена, большевики на 8 с половиной лет посадили в тюрьму, и мать три года не могла её видеть. Бар. всю жизнь занималась преподаванием, продолжала это, пока дочь была в тюрьме, её почему-то не тронули. После освобождения дочери им удалось бежать в Западный Берлин и уехать в Южную Африку к младшей дочери Швецовой. Но, живя в Южной Африке, баронесса продолжала давать уроки языков и прекратила это лишь за 6 месяцев до кончины от удара, в 85 лет. И все невзгоды переносились стойко и с достоинством.
Фон РАДЕН, Софья Александровна, её старшая дочь, просидев 8 с лишним лет в тюрьме, приехала в Южную Африку с матерью и работает в немецкой фирме. Её трагедии посвящён особый очерк, написанный под её диктовку и посланный в Архив Колумбийского университета, так что повторять не буду, но это одно из самых страшных переживаний, выпавших на долю русской женщины, как и почти всё, перенесшей это с мужеством и сохранившей присутствие духа и уменье работать. Достойная дочь своей замечательной матери. Её записки называются «Восемь с половиной лет, вырванных из жизни».
РОМАНОВИЧ, Вера Мелетьевна. Её воспоминания о работе в Белой Армии находятся в Архиве в её собственном досье, а мои записки о ней и её сестре в дни их молодости там же под заглавием «Сестры Гадзяцкие». Повторять подробно не стану, скажу лишь, что их пребывание в Белой Армии чудом кончилось благополучно, за ними гонялись красные. После того, как Вера очутилась в Бейруте, а Зоя вышла замуж за будущего помощника начальника английской морской разведки, теперь полковника в отставке Бассета, они как-то отошли от русского дела, но языка не забыли, и Вера, кажется, сохранила русскую душу. Но теперь, благодаря моим настояниям, она принялась писать для Архива свои воспоминания, и надеюсь, что не оставит это дело. Кроме того, она уже в юности стала писать стихи, сперва под псевдонимом «Грэтэ», и продолжает, и надо сказать, что она очень талантлива, и вообще мир поэзии – её мир. Недавно она мне написала, что три её стихотворения будут напечатаны в сентябрьском, 66-го года номере «Возрождения» в Париже. Некоторые её стихи посвящены Добровольской Армии. Надо ещё отметить, что она несколько лет тому назад отслужила в Тегеране, где она теперь уже годы живет с семьёй, панихиду по Гумилёву, поклонницей которого она была. Полный сборник её ранних стихов, кажется, достать нельзя, сохранился лишь у её сына, и ещё, кажется, у неё, а перепечатать невозможно без помощи какого-нибудь мецената, средств у них на это нет. В книге своих воспоминаний, которую написал муж её сестры Бассет, описано, как он встретил свою будущую жену, бежавшую от красных, где-то в России, куда он был командирован, – увидев двух девушек, Зою и её подругу, всю босиком, с израненными ногами, он ей бросил свои теннисные башмаки – подбирать и довозить беженцев им не было позволено английским начальством. А потом, уже в лагере для беженцев, где он чем-то заведывал, ему прислали секретаршу, знающую языки, и это оказалась та самая Зоя. А их отъезд из России на английском военном судне, с фотографиями пассажиров, описан теперешним адмиралом, а тогда капитаном, по фамилии Франсис Придхам. Повторю два слова про их мать, о которой я писала в очерке о знакомых. Овдовев в Ростове /её муж был адвокатом/ и расставшись с дочерьми, она оказалась одна. Стало необходимым бежать, и она пошла к знакомому, швейцарскому консулу, бар. Хоффер. Тот был вдов, и она спросила его, не согласен ли он на ней жениться, он уезжал, и это бы ей помогло уехать. Они в консульстве сочетались браком, но её не пустили с ним, и она уехала через полгода и воссоединилась с дочерьми. Когда дети консула после его смерти предложили ей приехать и жить с ними, она отказалась, отказалась и от швейцарской пенсии, на которую, как его вдова, имела право: «Швейцария мне спасла жизнь, и я не имею права пользоваться её помощью, её эксплуатировать». Так она и прожила до конца дней то у одной, то у другой дочери.
РОМАНОВА, Александра Вадимовна. Её имя и работа слишком известны в эмиграции и вне её, чтобы можно было написать что-нибудь новое. Но повторить это надо, потому что новые поколения о ней не будут ничего знать, если не ознакомятся с работой русского Красного Креста за границей, работой, созданной и поддерживавшейся ей до самой её кончины в Париже в 1965 году. Родилась она в Петербурге, где получила среднее образование, принадлежала и по посту, занимаемому её отцом, и по матери, рожд. баронессой Меллер-Закомельской, к высшему петербургскому обществу, но эта жизнь её не притягивала. Её мать Ек. Влад. Романова, исключительно умная и энергичная женщина, занималась благотворительной деятельностью, заботясь о заключенных в тюрьмах и детях в приютах. Пример матери, верно, отчасти содействовал выбору Ал. Вад-ной её деятельности, но помимо этого служение ближнему было ей прирождено. Причём в этом служении не было ничего сентиментального, слащавого, и много разума. И благодаря тому, что она во всяком нуждающемся в помощи видела человека, а не номер, она привлекала сердца. Помимо этого, у неё были большие организаторские способности, что сразу её выдвинуло на высшие посты в Красном Кресте. Свою работу она начала в Евгеньевской общине Красного Креста и скоро заняла пост старшей сестры. Японская война и затем Первая мировая дали ей возможность вполне проявить свои способности, энергию, административный талант и врожденную заботу о ближнем. За свою работу на поле сражения она получила Георгиевскую медаль, о чем никогда не говорила. События 17-18 годов застали семью Романовых на юге России. Среди всех ужасов им пришлось видеть убийство большевиками мальчиков. Чудом удалось выбраться из Крыма, и они очутились в Константинополе, откуда перебрались в Лондон. А. В. проявила тут всю свою энергию. Она организовала в помещении русского посольства мастерскую шитья белья для Белой армии и беженцев и, пока была возможность, вещи пересылались в Крым, а потом в Константинополь. А. В. тоже устроила уличный сбор на беженские нужды в Турции, и лондонцы охотно жертвовали. Некоторые не понимали, в чём дело, но после объяснения клали свою лепту в кружку. В 1919 г. А. В. уехала в Константинополь, – насколько я помню, возникли какие-то надежды возобновления Белой борьбы, и мой муж тоже собирался туда ехать, но всё очень быстро кончилось, проекты не осуществились. А. В. пробыла некоторое время в Константинополе и вернулась уже в Париж, куда переехали её мать, сестра с дочкой и братья. Во Франции А. В. проявила максимум своей энергии и административных способностей. При содействии жившего тогда во Франции графа Игнатьева, бывшего одно время министром народного просвещения, а потом занимавшего крупный пост в Красном Кресте, она сумела возобновить работу нашего Красного Креста заграницей. У Кр. Креста были со времени войны какие-то суммы заграницей, и это позволило организовать эту работу. Пока большевики не были—официально признаны другими странами, работа эта могла легко продолжаться, но после признания советской власти Францией она перестала официально признавать наш Красный Крест, и его работа стала частной, он перешёл на роль частной благотворительной организации, только французы, чувствуя к нему симпатию, разрешили ему именоваться Русским Красным Крестом старой организации. Благодаря энергии и уму А. В., Красный Крест смог устроить несколько более чем нужных отделений. До сих пор, в 1966 году, во Франции существуют следующие организации: бесплатная амбулатория, где принимают русские врачи; старческий дом в Шелл, около Парижа, и при нём небольшая больница; санатория для туберкулезных в горах департамента Верхней Луары, санатория эта поставлена образцово и многие французы там лечатся; второй дом для престарелых в Ницце; общежитие для работающих и бывших русских сестёр Красного Креста в особняке в Париже; канцелярия Кр. Креста находится в Париже, 61, улица Бурсо. Русские сёстры, которых заграницей находилось и до сих пор находится не мало в эмиграции, всегда встречали у А. В. радушный приём и советы, и она находила им частную работу или работу во французских лечебных заведениях. Ездила на собрания международного Кр. Креста в других странах. Большой помощницей А. В. была другая сестра, г-жа Толли, о которой дальше, но главную работу несла А. В., и все эти организации обязаны ей своим существованием. Скончалась она года три тому назад в возрасте, кажется, не меньше 84 лет, но до самой роковой болезни всё время работала. Письма её были всегда очень интересны, а почерк молодой женщины. Александра Вадимовна может спать спокойно вечным сном: она сделала своё большое дело на пользу ближнему в очень трудных условиях и с достоинством пронесла за свою долгую жизнь знамя Красного Креста.
РАТЬКОВА-РОЖНОВА, Наденька, как её все звали, отчество забыла. Была невесткой А. Н. Ратькова-Рожнова, председателя правления Общества Нижнетагильских заводов. У Р.-Р. было три сына и все три погибли на войне. Наденька была женой старшего. После эвакуации она потеряла своего маленького сына на Лемносе. Во Франции она стала шить для какого-то модного магазина вещи в русском стиле, которые сама рисовала, и вышивала шушуны, сарафаны и пр. Её работы пользовалась большим успехом. Но Наденька умерла ещё сравнительно молодой. Её свекровь, Зинаида Вл., для русского дела ничего не делала, но была известна тем, что была похожа на своего кузена Дягилева. Дочь старых Ратьковых только вредила русскому имени какими-то к счастью не удавшимися финансовыми комбинациями.
РАУШ фон Траубенберг, бар. Мария Васильевна. С ней я познакомилась в Лондоне в 1918 году, но мой муж знал её ещё барышней в Крыму. По первому браку она была княгиня Оболенская и от этого брака у неё была дочь Мура, которая училась танцам и потом выступала в Париже, кажется, в Фоли Бержер, и, несмотря на это и контакт с товарками скорее легких нравов, была в высшей степени приличной барышней. Баронесса Рауш была замужем за Н. Н. Раушем, в своё время служившим в Кредитной канцелярии. От его первого брака у него был сын. Раушам и в Лондоне, и потом в Париже жилось более чем трудно, М. В. шила, он где-то служил. Во время второй войны её дочь познакомились с немецким офицером оккупационной армии и вышла за него замуж. После конца войны и ухода немцев она с мужем перебралась в Германию, у него во Франкфурте были дома и вообще он был богат. Но оказалось, что его дома разрушены бомбами и от богатства мало что осталось. Барон Рауш умер, кажется, ещё во время войны, и баронесса уехала к дочери, и тут её постигла трагедия – Мура умерла молодой от неизлечимой болезни, которую французская медицина называет Sclerau par platues, постепенный паралич, который ничем остановить нельзя. Я не знаю, вернулась ли Мария Вас. в Париж или осталась в Германии, и жива ли ещё.
РАДЕЦКАЯ, Татьяна Николаевна, рожд. Чаплина, дочь крупного чина Министерства юстиции, покинула Россию маленькой девочкой и выросла и образование получила в Сербии. Отец её, в высшей степени культурный и образованный человек, преподавал в русской гимназии в том городке, где они жили, умер в Белграде. Когда большевики стали приближаться к Югославии, мать и дочь Чаплины ушли в Австрию и часть своего пути до Германии прошли пешком под бомбами. Они оказались в лагере для беженцев где-то в Мюнхене, и Т. Н. стала там работать в канцелярии. Затем она уехала в Южную Африку, куда её выписал знавший её с молодых лет серб, вернее, кроат (так! – О. Д.), г-н Радецкий, и тут она вышла за него замуж и затем выписала свою мать. Т. Н. одно время посещала лекции университета в Йоганнесбурге, но слабое здоровье не позволило ей кончить курс. Она давала уроки английского языка югославским эмигрантам, одно время служила во французском консульстве, переводила и писала на машинке. Главная её забота – это мать, она прекрасная дочь. Обе, мать и дочь, весьма преданы здешней русской церкви. Ни в каких интригах русской колонии не принимают участия, что довольно редкое явление среди эмиграции вообще. Обе в высшей степени культурны и образованы, очень много читают, и на многих языках, включая итальянский и сербский.
РОЩИНА-ИНСАРОВА. К сожалению, я ничего не могу сказать об этой известной артистке, кроме того, что она, кажется, живет в русском доме в Кормей. Живущая там О. В. Марк, о которой я писала выше, с ней близка и обещала постараться уговорить Рощину написать для Архива свои воспоминания. Но сама г-жа Марк, которая тоже обещала написать свои воспоминания о своей артистической деятельности в Петербурге, больна, слепнет и очень нервна, и из её доброго намерения, вероятно, ничего не выйдет. Я не знаю, выступает ли иногда Рощина на концертах, которые г-жа Марк устраивает в Кормей для пансионеров дома. Знаю, что там выступают г-жа Греч и Павлов, украшавшие театр Станиславскаго, но о выступлениях Рощиной ничего не слышала.
© НП «Русcкая культура», 2019
