Владимир Соколов. Певец иного бытия

27.05.2019

1768

Соколов Владимир Михайлович (Москва) – протоиерей,православный миссионер. Родился в 1947 году. Окончил актёрское отделение ВГИК. С 1974-1980 участник религиозно-философского семинара В. Пореша – А. Огородникова в Москве. Окончил Московскую Духовную семинарию. В 1998 года рукоположен в сан диакона, в 2004 — во пресвитера. Внебогослужебная деятельность: помощник председателя Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными органами, проповедническая деятельность на радио Радонеж, Народном радио, радио Теос, радио Россия, телеканалах Россия, НТВ, РенТВ, Домашний, Союз; директор и преподаватель приходской воскресной школы для взрослых. Автор книги «Мистика или духовность? Ереси против христианства», М., 2014.

Есть люди, которых мы называем иноками, вкладывая в это слово простой и известный смысл — так мы называем человека, который принял монашеский постриг. Однако, на мой взгляд, это слово изначально имело более узкий смысл — и указывало на того человека, который причастен иному бытию, являет его в этой земной жизни, потому что можно принять постриг, а реально быть далёким от иного бытия. Поведать об инобытии может только тот человек, который родился в нём, у которого открылись глаза для созерцания этого нового бытия. Вот таким иноком-созерцателем, вестником и певцом иного бытия и был Олег Охапкин.

Вспоминается первая наша встреча. Я приехал в Редкино на христианский семинар к своему другу — Александру Огородникову. Когда я прошёл в избу, то заметил, что в углу, за маленьким столиком сидит какой-то незнакомый мне человек. Он был увлечён чтением — и даже не заметил меня. И это дало мне возможность рассмотреть его более внимательно. Незадолго до этой встречи я познакомился с трудами русского религиозного философа Владимира Соловьёва — ну, и, естественно, неоднократно рассматривал его фотографии. Первое, что мне подумалось тогда: «похож на Соловьёва». Действительно во внешнем облике незнакомца было что-то такое неуловимое, что роднило его с Соловьёвым. Такая же, как у Соловьёва, грива спутанных волос, такая же клочковатая борода. Но, несмотря на такой неопрятный, как мне показалось, вид, в движении рук и корпуса было что-то аристократическое, я бы сказал, даже царственное.

Моё созерцание незнакомца прервал мой друг. Он представил меня незнакомцу. И тут я услышал роскошный его голос. «Олег»,- сказал он, как-то почти пропев и растянув букву «е» и протягивая мне мощную руку. «Бас», — отметил я про себя, оценивая тембр голоса. В дальнейшем выяснилось, что я не ошибся, оказалось, что Олег поёт в церковном хоре и даже когда-то обучался вокалу в музыкальном училище.

Помню, меня особо поразили его глаза. Я подметил тогда какой-то странный, как мне показалось, оптический эффект. Глаза его будто всматривались во что-то в себе, а уж потом, из этого внутреннего пространства — смотрели на меня. Тогда, при этой первой встрече, это меня заинтересовало и озадачило, но эту загадку тогда я и не мог для себя решить — в христианстве я тогда был ещё неразумным младенцем.

И только по прошествии довольно долгого времени я смог объяснить этот феномен, который тогда показался мне оптическим, а, на самом деле, оказался духовным. Олег и был тем человеком, который приобщился иному бытию — в истинном смысле иноком, мистиком — таинником, которому были открыты тайны инобытия. Он открыл для себя этот новый мир, родившись в нём — обжился в нём — и уже не хотел никакого другого мира — и потому даже и на наш грешный мир смотрел оттуда, из иного мира. В этом феномен его взгляда и даже голоса, который тоже озвучивался тембрами, вибрациями и энергиями инобытия.

Известный подвижник благочестия, признанный всеми аскетами учитель монашеского делания Исаак Сирин писал: Если человек родился в духе — и желает этой духовной жизни посвятить себя, то он должен свести к минимуму свои связи с миром, оставив только те, которые поддерживают его земное бытие. И только при этом условии, говорил он, возможно его духовное возрастание. И ещё он говорил о том, что человек, открывший в себе это иное бытие, уже ничего не просит у Бога, потому что то, что он обрёл, является ни с чем несравнимым богатством, превышающим всякое бытие, богатством, не требующим никакого дополнения бытием.

Олег – это человек как бы эмигрировавший из этого мира — он свёл свои связи с ним к минимуму, я бы сказал, к прожиточному минимуму, иногда на грани выживания — и все только для того, чтобы возрастали его связи с иным бытием, которому он и служил, о котором и пел без остановки, о чём бы он не писал.

Он мучился только тем, что не хватало привычных слов для того, чтобы передать то, что созерцалось, а уж, тем более, что виделось ещё в тумане несовершенного глаза. Он отбирал слова, искал новые образы. И когда уже не хватало этих отобранных слов, рафинированных образов, он обращался к музыке. То, чего не могли передать даже слова-образы, слова-символы, передавала музыка стиха, царская его поступь, надмирная лёгкость, взлет и его полет. Поведать о том, что неописуемо, можно только песней, в которой и смыслы, и образы, и ритм, и музыка стиха предстают в органичном единстве сверхчеловеческого художественного воплощения творчества. Таков Олег в своём поэтическом взлёте, в своей царской поступи.

Даже унылый осенний пейзаж в его описании – это невидимый метафизический образ видимого бытия. Исторический экскурс – это не ссылка на факт или событие, а пророческое прозрение в будущее, где прошлое и будущее завязаны в единый узел Провиденциальной целью бытия, ибо вся тварь призывается Промыслом Творца к сотворчеству, к соработничеству в преобразовании хаоса этого мира.
В христианстве есть три пути спасения, причём, все они существуют во взаимной связи друг с другом. Первый, и самый совершенный путь – это путь стяжания духа Любви, постепенное восхождение на нравственную высоту богоподобной любви. Второй, — это путь стяжания духа разума Истины — мудрости, открывающей ставшему на этот путь Премудрое устройство этого мира и Премудрый Промысл Творца об этом мире. И третий путь, — это путь познания Красоты, как формы Истины.

Надо помнить о том, что речь идёт лишь о некой духовно-творческой доминанте духовного делания, ибо все три пути находятся в гармоничном соотношении друг с другом. Это находит подтверждение в традиции аскетического делания, где на первом месте стояло нравственное молитвенное вхождение по лествице, вершиной которой была любовь. На втором месте по значимости, — стояло размышление о Божественном Промысле, приобретение рассудительности. И, наконец, на третьем месте — было созерцание красоты окружающего мира. Увлечение одним, из путей — отрицание других путей может привести к соблазнам и уклонениям от целостного делания. Олег периодически испытывал увлеченность эстетической эйфорией, что приводило его к срывам. Но природное чутье, направленное на то, что находится над миром — выводило его снова на царский путь согласного соединения всех трёх путей. Для него, в его творческой и житейской изоляции от мира, это было буквальным повторением монашеского делания.

Опытно преодолевая соблазны, он сумел соединить в своём духовно-творческом делании все три пути, ибо постоянно молился, был алтарником, пел в церковном хоре. Был настоящим религиозным мыслителем. И постоянно поднимался на высоту созерцаний красоты Божьего мира. Эти созерцания он и доносил через свои стихи до нас. Поэтому его творчество — это откровение этой высоты созерцаний и зов на эту высоту нравственно-эстетического-разумного познания, с которой каждый может увидеть и Бога, и себя, и мир новыми, открывшимися у него глазами.

Секрет взгляда Олега и состоял в том, что глаза его прежде смотрели на этот иной мир, совершенный в нравственно-эстетическо-разумном отношении — и уж только потом на этот грешный мир, разорвавший свои связи с совершенным миром. Этим он всякий раз как бы прикладывал всё, что он видел, к идеалу, к образцу бытия, к которому и должно устремляться всё бытие. По этой самой причине он последовательно и намеренно разрывал устоявшиеся связи с этим миром — и устанавливал новые связи с иным миром — миром совершенным. Это и позволило ему приоткрыть для нас этот новый мир, — и воспеть его в своём творчестве. Но это и даёт мне право назвать его певцом иного бытия.

На заставке и в тексте живописные работы отца Владимира Соколова.