Витаутас Сондецкис и Надежда Рогожина. Интервью
Н. Рогожина
Петербургские встречи. Продолжение традиций.
Санкт-Петербург называют культурной столицей, и не просто так! Это место встреч деятелей искусства, друзей, коллег. Это движение в сторону сохранения культурной памяти, и той радости общения с красотой, которую город дарит всем. Одна из таких встреч состоялась в начале июня в Малом зале Санкт-Петербургской академической филармонии — концерт «Гамбург трио» с участием Витаутаса Сондецкиса, на который собрались друзья. Лично для меня, как организатора этого проекта, было важно и приятно внести свою маленькую лепту в сохранение петербургских традиций и уз любви.
2 июня, Санкт-Петербург, Малый зал филармонии, Невский, 30.
Мендельсон в начале лета
(Концерт Гамбургского трио в Малом зале Филармонии 2 июня 2018 года)
В дни, когда природа, словно желая вознаградить петербуржцев за долготерпение, проявленное в период затянувшихся холодов, дарит им не по-здешнему жаркое начало июня, не так-то просто заманить их на культурное мероприятие, далёкое от всякой медийной резонансности. Желание неизбалованного субтропическим климатом горожанина, в том числе ценителя музыкальной классики, воспользоваться подарком природы и провести субботний вечер на свежем воздухе (лучше всего, конечно, где-нибудь за городом) естественно и понятно; посему не приходилось удивляться удручающей пустоте Малого зала Петербургской филармонии буквально за несколько минут до начала вечернего концерта второго числа первого месяца долгожданного лета. Удивило другое – то, с какой живостью зал вдруг начал заполняться народом уже после того, как был дан второй звонок. Публика прибывала стремительно – после третьего звонка, буквально за считанные мгновения до появления на сцене музыкантов, люди бегом устремлялись на незанятые боковые места, всем своим видом демонстрируя искреннее и радостное нетерпение. Несмотря на накрывшее Петербург погодное великолепие, пришедшие в этот вечер в зал Энгельгардта филармонические завсегдатаи и неофиты сделали свой выбор в пользу концерта камерной музыки – и не ошиблись. Время, проведённое с Гамбургским трио, предложившим слушателям увлекательное путешествие в мир музыки Феликса Мендельсона (в программу концерта вошли два его ‘больших” фортепианных трио: d – moll, Op.49 и c – moll, Op. 66, вторая часть Andante espressivo из трио d-moll Op.11 сестры Мендельсона Фанни была исполнена на бис) по своему освежающему, я бы даже сказал, терапевтическому воздействию оказалось вполне сопоставимо с удачным выездом на plain air. Этому в равной мере способствовали мастерство музыкантов – пианиста Отто Эберхарда Хазенфратца, скрипачки Мицуру Шиогай, виолончелиста Витаутаса Сондецкиса – и содержание программы, включая её не вполне стандартную композицию: последнее масштабное произведение Мендельсона в камерно-музыкальном жанре, трио c-moll, в финале которого цитируется старинный хорал “Пред троном Твоим” (“Vor Deinen Thron”} из Женевской псалтири 1551 года, было исполнено в первом отделении концерта, а написанное шестью годами ранее и заслужившее восторженную оценку Роберта Шумана трио d –moll прозвучало во втором. В продолжение пленэрного сюжета напомню, что одним из источников вдохновения для создания этого сразу завоевавшего широкую популярность сочинения стали впечатления от устроенного друзьями композитора в окрестностях Франкфурта-на-Майне лесного пикника, “прекраснейшего из всего, что мне когда-либо доводилось пережить в (дружеской) компании”, как в том с восторгом признавался сам Мендельсон в письме матери от 3 июля 1839 года. Впрочем, место “лесному мотиву” нашлось и в трио c-moll, в его призрачно-воздушном скерцо, изумительном образце “эльфовой музыки” (А.Г. Рубинштейн), абсолютного композиторского knowhow Мендельсона. В этом сочинении, по своим музыкальным достоинствам не уступающем более популярному трио d-moll, композитор подтвердил свою верность романтической теме, открытой и творчески претворённой им ещё в годы ранней юности: теме незримого, но безошибочно ощущаемого присутствия рядом с нами таинственного зачарованного мира, населённого обаятельными ведьмами, хитроумными духами и прочей фантастической живностью, прячущейся в лесных чащах и – параллельно с ним – мира горнего, обители светлых и чистых сущностей, чья близость познаётся непосредственно-наивно, через звук молитвенного напева, парящего в вечерней мгле над черепичными крышами окружённых лесами старинных городов. Утончённо-романтическая вселенная Мендельсона, какой она предстаёт, в частности, в звучащих образах его камерных сочинений, таит в себе немало привлекательного как для любителей музыки, так и для профессионалов. Филигранно выписанная, ювелирно отшлифованная фактура мендельсоновских трио, изумительно совершенных по форме, не говоря уже о проникновенном мелодизме, которым буквально напоены оба сочинения, обещают исполнителю материал в высшей степени благодарный, при условии, конечно, что сам исполнитель, во-первых, окажется на высоте предъявляемых ему технических требований, а во-вторых – уже на более “тонком” уровне – проявит в обращении с материалом подобающие понимание и деликатность. Последнее не всегда удаётся даже весьма именитым музыкантам – удостовериться в этом можно, обратившись к многочисленным записям. В одних случаях лирическая чувственность мелоса, подогревая безотчётное стремление “солировать”, провоцирует эмоциональные излияния, по своей “конфигурации” не вполне соотнесённые с контекстом; в других – “объективно” уравновешенное, до обидного лишённое всякой импровизационной непосредственности, академически “благонамеренное” исполнение, продиктованное стремлением явить миру Мендельсона “отчищенного от сантиментов”, невольно наводит на вопрос “к чему всё это?”. По счастью, ни та, ни другая крайность не имеют прямого отношения к моей сегодняшней теме: музыка Мендельсона в исполнении Гамбургского трио жила и дышала свободно и естественно, без внешнего принуждения, в каких бы формах таковое не выражалось. Было интересно наблюдать, как артисты, непохожие по темпераменту, принадлежащие к совершенно разным исполнительским школам, при этом глубоко неравнодушные к музыке, в которой им удалось“ухватить” самое важное – её неповторимую “атмосферическую субстанцию” – способны, ни в малейшей степени не жертвуя индивидуальным, образовывать единое целое, погружаясь в пространство вдохновенной игры и увлекая за собой охотно готового следовать слушателя. Не самовыражение, не “добросовестное” исполнение профессиональных обязанностей (две стороны одной медали, имя которой – непонимание), а именно игра – в первоначальном и подлинном смысле слова – была содержанием их музицирования, и, как естественное следствие, залогом сопутствовавшего им успеха. Способность таким образом “делать музыку” легко приписать технической свободе, помноженной на неугасшую “юношескую свежесть восприятия”; в действительности же она является свидетельством подлинной артистической зрелости, нисколько, впрочем, вышеупомянутых качеств не отменяющей. Воспитанию мыслей и чувств способствовал богатый и разнообразный опыт музыкантов – как жизненный, так и творческий; даже беглое знакомство с некоторыми фактами их биографии многое объясняет. Эберхард Хазенфратц известен не только как превосходный пианист-ансамблист, но также как органист и церковный музыкант (правда, надо было видеть, с какой почти детской непосредственностью и увлечённостью отдавался музыке этот лютеранский кантор, наследник великой культурной традиции и, как мне удалось выяснить, страстный любитель футбола!); уроженка Токио Мицуру Шиогай, лауреат множества конкурсов, прежде, чем посвятить себя всецело сольной и ансамблевой деятельности, успела несколько лет прослужить концертмейстером в Гамбургском филармоническом оркестре и Гамбургской государственной опере; Витаутас Сондецкис – ведущий солист оркестра Северонемецкого радио, победитель международного конкурса в Новой Зеландии, постоянный участник всевозможных музыкальных форумов, обладатель чарующего виолончельного тона (предмета моей персональной слабости!) – ещё в юности прошёл высокую школу оркестровой игры под руководством отца – прославленного дирижёра Саулюса Сондецкиса. О каждом из участников Гамбургского трио можно написать немало, однако чтобы узнать о них побольше, правильнее всего будет посетить их концерт. Хочется верить, что после их первого – более чем успешного – совместного выступления в зале Энгельгардта петербургской публике вновь представится такая возможность в будущем не столь отдалённом. С моей точки зрения, для повторного приглашения уже готов даже чисто формальный повод, неожиданно подвернувшийся благодаря одному забавному недоразумению. Как-то уж так получилось, что двое музыкантов трио совершенно неожиданно для себя (и тем более без ведома публики) выступили в концерте 2 июня, так сказать, под сценическими псевдонимами, которые сами себе не выбирали. В результате “маленькой технической неувязки” (в которой, как часто случается, бессмысленно искать виноватых) в афише, в концертной программке и на сайте зала Мицуру Шиогай была обозначена как Шиога Митсуру (что, согласимся, не одно и тоже), а Отто Эберхард Хазенфратц превратился в “просто” Отто Эберхарда. Иные артисты в подобной ситуации закатили бы скандал и, возможно, наотрез отказались бы появляться перед публикой до тех пор, пока ошибка не будет исправлена. Однако гамбургские музыканты не сочли нужным становиться в позу – исполнить чудесную музыку Мендельсона перед петербуржцами, в одном из красивейших концертных залов мира было для них важнее, чем, “восстановив справедливость”, добавить известности своим уже и без того достаточно хорошо известным в музыкальном мире именам. Отдавая должное личной скромности музыкантов, их дружелюбному покладистому нраву, хочу воспользоваться ситуацией и предложить самый, по-моему, надёжный способ устранить недоразумение. Лучше всего будет, если удастся снова пригласить артистов в Петербург, дать им возможность вновь выступить на одной из филармонических площадок, на сей раз уже под своими подлинными, законными именами. После чего, дабы закрепить достигнутое и начисто исключить на будущее всякие сомнения относительно того, что “Шиога Митсуру” это на самом деле именно Мицуру Шиогай и никто иной, а “Отто Эберхард” и О.Э. Хазенфратц – одно и тоже лицо, пригласить их приехать опять. И потом ещё и ещё, и непременно в компании коллеги — виолончелиста Витаутаса Сондецкиса. Имя Сондецкис в Петербурге любимо и желанно с давних пор и петербургскую публику не может не радовать его присутствие в афише, тем более, что оно – в чём нам в очередной раз посчастливилось убедиться – сегодня, как и в прежние годы, остаётся надёжной гарантией высочайшего качества исполнения классических шедевров. И, кстати, немного о публике. Как уже говорилось, на концерте Гамбургского трио в зале присутствовали не только слушатели со стажем, но и новички. Немного жаль, что, по крайней мере некоторых из них никто заблаговременно не предупредил о том, что аплодисменты между частями исполняемого сочинения (к тому же на концерте камерной музыки) в филармонических залах неприняты и нежелательны. Не будучи знакомыми с этим неписанным установлением, они не упустили ни одной возможности нарушить его, всякий раз вызывая во мне глухое раздражение, хотя, злясь на них, я был, конечно, неправ. Сейчас, когда я пишу эти строки, в Петербурге снова промозгло. В самом деле: люди, прекрасно понимая, что жара продлится недолго, могли поехать куда-нибудь гулять, но, тем не менее, пришли в филармонию, чтобы там получить заряд положительных эмоций, которые не посчитали нужным скрывать. Все мы чего-то не знаем. Те, кому пока не известно, что хлопать между частями нельзя, по мере обретения слушательского опыта, несомненно, быстро усвоят это нехитрое правило. Самое главное, чтобы в их (и в нашей, естественно, тоже) жизни было как можно больше таких ярких и радостных музыкальных событий, как этот имеющий все шансы надолго сохраниться в памяти концерт Гамбургского трио жарким субботним вечером 2 июня 2018 года.
А. Викулов
