В публикацию современной народной мифологии вошли сюжеты, собранные по деревням и селам Урала в 90-е годы ХХ века. Они записаны главным образом в районах Нижнего Тагила и Невьянска – поселений старинных заводов легендарного Демидова. Это былички, бывальщины про потустороннюю нечистую, но также и легенды про добрую и крестную силу. Устные рассказы до сих пор бытуют по исчезающим деревням – про оборотней, домовых, леших, про одержимых бесом, и в противовес – предания про крестную силу. Есть и сюжеты о таинственных пришельцах из других миров.
НЕВЕДОМЫЕ ЗЛЫЕ СИЛЫ
I. Оборотни
Сивая кобылица
В деревне Первомайка, еще когда бабушка моя была в девках, Петр Уварыч издалека привез себе жену. Он служил в солдатах целых 25 лет и откуда-то из Польши вывез эту жену с косой до пят.
И вот чудные дела стали твориться в деревне. По ночам бегает по улице сивая кобылица невиданной красоты с густой гривой, блестящей в лунном свете. Грива так и плещется на ветру! Кто ее увидит – к ней стремится, а она человека копытом убивает или калечит.
Как-то мужик заготовил с вечера хлыст и стегнул ее ночью по морде. Жена Петра Уварыча несколько дней не показывалась по воду, а когда вышла – на лице ее увидали шрам. Намекнули тогда Петру Уварычу про его жену, но он слушать ничего не хотел.
И вот мужики сковали железную цепь и ночью неводом поймали кобылицу да цепью и приковали ее к столбу. Утром встали: к столбу прикована та красавица, уже мертвая. И пышная коса треплется по ветру. Мужики стояли, понурив головы, жалея чудной ее красоты. А муж как увидел – проклял деревню и уехал вдаль на родину своей любимой жены.
Сюжет содержит отголоски древних ритуалов жертвоприношений дев языческому божеству, позднее – чудовищу; сюжеты эти широко представлены в мифах народов мира. Невинная жертва – дева превратилась в христианстве в бесовку, а ее преследователи в праведников: произошел своего рода «перевертыш». При этом образ девы остается неоднозначным: прекрасным – и ужасным. Очень важно подчеркивание в облике девы длинных густых волос.
Не случайно кобылица сивая: ср. с Сивкой-буркой – вещим кауркой. Сивый и бурый цвет – магический; здесь важна связь с серой (сивой) землей – объектом древних ритуалов земледельческой магии – и огнем (бурый – красноватый). Кроме того, сивый – это поседелый, убеленный сединами, мудрый, старый, быть может, бессмертный.
Из языческих времен сохраняется и сакральность столба. Ср. с сохранившимся присловьем: «У воротнего столба нету счастья никогда», где воротний столб – столб поворота судьбы, как и перекресток (в сказках – «пойдешь направо… налево…»).
До начала ХХ столетия бытовало выражение «столбовая дорога» как главная, связующая, мирообразующая – подобно столбу-древу мира. Жертвенный языческий столб как прообраз мирового древа – ему-то, полагаю, и приносили жертвы в незапамятные времена – превратился со временем в позорный столб. К нему и привязали деву-оборотня.
Интересно в сюжете возникает Польша – страна далекая, чуждая. Возможно, быличка рождена во времена русско-польской войны, когда католическая Польша тем более воспринималась как враждебная. В любом случае, это «страна незнаема», как пелось еще в «Слове о полку Игореве» о чуждых странах. Оттуда и могла явиться жена-оборотень, прекрасная и далекая, желанная и враждебная…
Необычно и то, что муж проклинает деревню и уходит прочь.
Жена превращается в свинью
Бабушка рассказывала: у нее в родне кто-то женился, а жена какая-то странная была. И вот забегала по деревне свинушка и проказничает: где что опрокинет, где что съест, где подроет. А свекровь стала за невесткой примечать, что та ночью уходит. Сказала сыну. Тот стал жену за ногу к своей ноге привязывать. Уснет крепко, а та развяжется и убежит все равно.
Как-то бросили в эту свинью поленом и зашибли ей ногу. Вот эту жену-то и не стало видно в деревне. Спрашивают мужика: а где твоя жена? Почему не выходит?
– А у ней нога болит.
– Какая?
– Права.
– Так ведь это твоя жена и есть та проказливая свинья!
Мужик и отвез ее назад в ее деревню.
Свинья – нечистое животное. В народном лубке на свинье едет баба Яга. Оба сюжета – жены-кобылицы и жены-свиньи – распространены по всей России. Сюжеты родственны. Но если первый романтизирует образ прекрасной ведьмы-кобылицы огненного цвета, то в случае со свиньей сюжет снижен почти пародийно. Муж от жены, в отличие от случая с прекрасной кобылицей, в варианте свиньи с легкостью отрекается. Недостаточные доводы в пользу обращения женщины в свинью придают быличке курьезный оттенок, наводящий на мысли о предрассудках и суеверии.
Можно выразить сочувствие пострадавшей – скорее всего, попросту нелюбимой, пришедшейся не ко двору женщине. А вот неприятие мужем легенды о превращении его жены в кобылицу, проклятие деревни и уход – мотивы, которые больше нигде не доводилось встречать.
Обе истории о превращениях жен записаны в деревне Шайдурово Невьянского района Свердловской области от Суслопаровой Марии Николаевны, деревенского поэта, знатока частушек.
Женщина-сорока
У моей свекровушки был свояк Миша Шурыгин. И он держал квартирантов мужа с женой, уже пожилых. Сам-то квартирант пимы подшивал, что ли. И вот его жена сорокой летала.
Однажды она ушла, обернулась сорокой и улетела. А тело свое (оставленное) прикрыла во дворе корытом. Дядя Миша рано, еще затемно пошел лошадь запрягать и ногой нечаянно своротил корыто. Утром бьется в окно сорока! Зима, сорок нигде нет, а тут вот она, бьется так и этак, прямо разбивается о стекло! Старик-квартирант и говорит:
– Это моя ведь дура летат! – и пошел во двор корыто наладить. Наладил – она влетела в свое тело и сразу же вошла в избу. Это она сорокой-то и билась. «Моя ведь дура летат», говорит…
Потом она долго лежала-болела… ишь, раз не вовремя в тело-то свое попала…
Что дальше было? Миша им отказал: «Мне таких квартирантов не надо!»
Записано в селе Висим от Анны Александровны Петровой.
Характерно ласково-снисходительное, а в сущности одобрительное отношение мужа к колдовке-жене. Волшебные птицы – Сирин, Гамаюн – связывались в славянской мифологии прежде всего с женщинами. Это отношение к птицам отражает и язык: сорока, ворона, ласточка, синица – все в женском роде. Былички о превращении женщин в сорок бытовали по всей России.
Баба со хвостом
Была я в девках, годов 12-ти. Как вечер, мне:
– Задяргивай скоре окошко!
– А кто там?
– А баба ходит со хвостом!
Собрался народ ее искать. А был умет соломы наметан – это в Кунарах*, где магазин. А там был рабочий, у него не сохватывало. Он залезал в умет-от, а идет – и солома за ним тянется. Вот и баба со хвостом!
* Кунары – деревня близ Невьянска.
Записано от А. П. Новоселовой – учительницы, атеистки – в деревне Шайдурово.
Тут ни убавить ни прибавить. Сколько трагедий порождали суеверия… Не одна красавица была загублена темной дикостью крестьян, так что ирония сельских интеллигентов понятна. А все же сколько поэзии содержится в народных языческих верованиях, какой богатый пантеон фантастических существ!
Черный ягненок
Как-то, сметав последний зарод, муж с женой возвращались домой лесною дорогой. На душе было легко и спокойно: будут с сеном, с молоком. Солнышко садилось за зубцы елок, мужик погонял Коурку, и та бежала, весело потряхивая гривой.
Вдруг на поляне под мохнатой елью мужик с бабой увидели черного как смоль ягненка. «Вот так удача! Дай-ка возьмем ягненочка!» – и посадили находку на телегу. Чуднó как-то взблеял ягненок и глянул сверкнувшими глазами. Видно, солнышко блеснуло в зрачках, – подумалось бабе, но по телу прошел озноб и смутная тяжесть сдавила душу. Мужик тоже зябко повел плечами и стегнул Коурку, чтобы добраться скорее. Но лошадь стало не узнать. Захрапев, она взвилась на дыбы, стала фыркать и не могла сдвинуться с места, будто на телеге оказалась неподъемная тяжесть. Ездоки чувствовали все сильнее давящую тоску, как бы предсмертное томление. Лошадь, вся в мыле, косила кровавым глазом и, казалось, вот-вот понесет, не разбирая дороги… «Господи, да что же это такое!» – воскликнула баба и осенила себя крестным знамением. В тот же миг черный баран соскочил с телеги и исчез.
В Толковом словаре В. Даля «черный» – нечистый, дьявол, черт – «олицетворение зла, враг рода человеческого, нечистый, нéкошный, черная сила, сатана, дьявол, лукавый». В интерпретации представителей «мифологической школы» «слово черный, противоположность которого „белому“ так резко запечатлелась в предании о Чернобоге и Белобоге, употребляется как эпитет злых духов. ‹…› С черными божествами было соединяемо все старое, безобразное, лукавое и злое; они враждебны жизни и ее нравственным основам» (А. Н. Афанасьев).
Барашек с горящими глазами
Было мне лет восемь или девять. Ходили мы с мамой по ягоды. Сели отдохнуть. Смотрим: ходит барашек, такой красивый, сроду такого не видывали. Он к моим ногам ложится. Я его погладить хотела, но мать мою руку отвела:
– Посмотри, какие у него глаза!
Я взглянула: правда ведь, глаза у него горят, что у волка! Шерстка белая, шелковая, – а стать-то волчья! Или того похуже…
Мать перекрестилась – и вмиг того барашка не стало, как и не было! Пришли мы домой перепуганные. А через неделю пришла похоронка с фронта (Великой Отечественной войны) на моего старшего брата…
Записано от Марии Николаевны Суслопаровой из деревни Шайдурово (как и «Черный ягненок» и «Сивая кобылица»).
Сюжет о чудесном барашке широко был распространен на Урале. Это вариант сюжета «волк в овечьей шкуре». Волк может выступать в ипостаси нечистой силы. Таковы волколаки или волкодлаки – люди, превращенные или по своей воле обращающиеся в волков.
Иван Билибин. Кикимора
Превращение в волков
… Раньше бывало: если не пригласишь колдуна на свадьбу или не одаришь его хорошо, то он превращал всю свадьбу в волков. Мне мама рассказывала: у них в Кунарах таких случаев много было. У ней даже какая-то родственница тоже вот не одарила, так год не могла даже вставать. И только когда одарили того человека (обидевшегося на нее злого колдуна), тогда она встала.
Записано в поселке станции Таватуй от анонима.
Ком сала
Напротив нашего дома жила Зиновья, у ней был троюродный брат Данила. Раньше ведь ездили «стараться» (добывать золото кустарным – «старательским» способом). Вот он уедет на неделю, а к субботе домой. Вот как-то уехал Данило, и в 12 часов ночи открываются закрытые ставни и слышен на всю избу громкий голос: «Данилу затопило!». Стало быть, в шахте-то, в разрезе вода пошла. Все испугались, сидят не шевельнутся. На другой день тот же голос: «Данилу затопило! Идите выручайте!».
В субботу Данило приехал, ему рассказывают про этот случай. Он (в понедельник) и не поехал на работу: посмотреть что будет. И вот в полночь слышно: кони подъезжают ко двору, шум, ржанье лошадей, стук в ворота. Сами собой открываются закрытые на ночь ставни и слышно возглас: «Данилу затопило!». А он ведь дома. И он слышит это, и сам, и его семья – и жена, и дети.
Мужики сговорились назавтра: зарядили ружья солью да медными крестиками. И вот как эдак-то кони подъехали и опять в ворота застучали, они из ружей давай палить по ставням и по дверям. Тут страшный шум поднялся, заохало что-то, застучало – и смолкло. Вышли в сенки – а там большой ком сала лежит. Затопили баню – и сожгли его в печке.
Зиновья все это видела в детстве сама.
Записано в городе Верхний Тагил от Клавдии Григорьевны Глинских.
Необычный сюжет. Вредоносно орудует не само нечистое животное – представительствует его часть: свиное сало. Интересно, что нечистую силу отгоняют не только крестиками (медными, что тоже требует осмысления), но и более древним оберегом – солью. Соль, как и хлеб, – священна: хлеб-соль.
II. Бес обольщает женщину
Бес посватался
Девка была одна – и красавица, и работница. Но все свадьбы – мимо, женихи – мимо. Никто не сватается. В сердцах она и скажи:
«Хоть черт посватается – пойду!». И в тот же вечер кони вороные подкатывают ко крыльцу и трое заходят в дом, в черненых полушубках, в шапках. Шапок не снимают. И вот сватают одного (из них) – молодого, чернявого, собой хорош. Мать девушки поклонилась гостям в ноги, да и заприметила у жениха-то неладное… Вынесла икону и осенила ею дочь и жениха – так все гости в прах и рассыпались!
А это она копыта у жениха-то заприметила, когда в ноги поклонилась: ей-то неладно показалось, что они шапок (пред иконами в переднем углу) не снимали…
Повитуха у беса
А другую девку вот так-то и замуж выдали. Когда сватали, поставили (ее семье) условие: сейчас же увезем. Увезли (после свадьбы) – и с концами, никто ее больше не видел.
А у них в соседях жила бабка-повитуха, ее хресна. Вот как-то в полночь кони вороные остановились у крыльца – и входит в дом чернявый, молодой, собой красавец. В черном полушубке, в шапке: поедем!
– Надолго ли?
– Не знаю. Как родит.
– Ак ведь печь не истопилась, труба не закрыта.
– Все будет управлено, не бойся. Собирайся скорее! Деньги дам большие.
Она и согласилась, видит, он все равно не отстанет.
Конь летит без дороги, только храпит. Сперва-то знакомые луга были, а потом пни да буераки, да овраги… Вот уж света белого не видать… И вот стал конь как вкопанный. Частокол с острыми кольями, за ними терем. А в тереме-то молодуха рожает. Роды были тяжелые. Повитуха приняла мальчика. Вот чернявый и говорит:
– Будешь жить здесь две недели. Пока она не поправится. А роженица это время ходит по краю между жизнью и смертью.
Повитуха осталась. В доме том никого нет, кроме роженицы да хозяина, слуг не видно, а стол к обеду накрыт кем-то невидимым богато; все питья-яства наставлены, а после все чисто убрано.
– Хорошо тебе тут живется, крестница?
– Хорошо. Только одиноко.
Через две недели хозяин повез повитуху обратно. Днем повез, а как выехали за частокол – темно сделалось. Ночью и домой привез. Вошли в избу – а там как топилась печь, как догорало осиновое полено – вот-вот оно догорит и рассыплется. Кот лакал молоко на блюдечке, когда уезжали – так и доедает его. Будто прошла всего-то одна минута, как уехали.
Хозяин повитуху богато одарил и велел никому не говорить, где она была. «Только скажешь – умрешь!». Она всю жизнь и молчала, а перед смертью рассказала.
Оба сюжета записаны в городе Богданович от Хлыстиковой Антонины Михайловны. Рассказы она поведала по памяти с давних слов своей покойной матери, уроженки деревни Каменный ключ Пермской области.
Чрезвычайно интересно в быличке смещение во времени: на «том свете» времени нет, поэтому все, происшедшее с женщиной, длительно в иномирье, а в земном мире происходит за мгновенье. Провал во времени – распространенный феномен в мифологии разных народов, вошедший также в высокую литературу.
Козни дьявола
Моя бабушка Кристина Семеновна жила в деревне Первомайка Пышминского района. Она рассказывала нам прытчу (так произносит информатор – О. Щ.). Вот что она поведала нам:
…Была у меня сестра Анна, красавица. По любви они поженились с Иванушком, и он был ей под стать. Только недолго им довелось пожить, забрали Иванушку в солдаты. Раньше-то ведь шибко долго служили, вот и затосковала Аннушка. И заприметила я: стала она ночами с кем-то разговаривать. С лица спала, стала таять на глазах. «Дай-ка лягу с ней, посмотрю, что будет!». Только сестра ей: «Раз ты на койку, я в сени уйду (спать)». Так ничего и не прознала.
Но вот нас с ней послали на покос с ночевой, там уж в шалаше надо спать рядом. Сплю рядом с сестрой, а сама держу ее за юбку, как мать наказала. Мы уж все догадались про неладное-то. Слышу, Аннушка потихоньку встает и выходит. Я за ней крадусь. Вижу, она обнимает и целует березу. Я притаилась, а она все с ним, с любимым мужем будто, говорит. Потом пошла, легла.
Утром спрашиваю:
– Не ходит ли Иван к тебе? Ты что-то все бормочешь ночью.
– Что ты, что ты! Это я так, у меня бывает.
На вторую ночь она опять пошла, то же и на третью. Тут уж я не вытерпела, крикнула:
– Что ты березу-то обнимаешь?!
Сразу по лесу как вихорь прошел. Я стою, молюсь, Аннушке крест на грудь положила. Как зашумит тут лес кругом! Анна упала без чувств. Закричала я, пришли люди, снесли ее в шалаш, а утром пришлось отправить в больницу. Лечили ее долго. Дом освятили, на Анну надели крест и Лик Богородицы. Год она жила как в тумане. А потом рассказала, что Иван к ней долго ходил, но говорить никому не велел.
И вот в ту пору, как Иван к ней ходил, она начала рожать! Это без мужа-то! Ушла с повитухой в баню и мается там, разродиться не может. Живота у ней нет, а схватки частые. А старая повитуха-то видывала разные виды. Она и говорит: сними крест с себя! Та крест сняла, все с себя скинула, тогда выродила ребятенка предивного: сам красивый, глаза черные, а сзади хвостик.
– Молчи, никому про него не говори! Никому не показывай его, не корми. Может, Бог приберет, – повитуха говорит.
Вот Аннушка никому не показывает своего крошечку, прячет от людей. Но шила в мешке не утаишь. Молва прошла по деревне, что без мужа, мол, родила эта красавица.
Исполнилось парнишечке три года, пошла с ним Аннушка по лугу цветочков порвать. Нагнулась к цветку, поднялась – будто и не бывало сынка! Она ну бегать, кричать. Мечется – сгинул ее светик ненаглядный, красавчик, материнским молоком вспоенный! Единственный сынок как сквозь землю провалился! И снова одна. Сиротина. И стала тосковать об сыночке, как прежде об муже.
Горе точит, а время бежит. Вот и воротился Иван со службы солдатской. «Встречай, жена! Ничего, что кудри поседели, поживем еще, лада моя!». Не стал он слушать никаких про жену пересудов, жалел ее, любил, как молодую. Только уж Аннушку он не отогрел. Сохнуть она стала, чахнуть день ото дня. Муж-то муж, да не заменит он дитя роженого. И стала она ночами кликать сынка; стал Иван замечать: поднимется среди ночи, затрепещет вся и лепечет во тьму: «Иду, сынок, иду!».
Вот раз стала как-то вставать с кровати, муж ее обнял крепко и не отпускает. Проснулся утром – она лежит в его руках мертвая… То ли Иван ее крепко сжал и удушил, то ли черт увел – так и не знаем…
Иван запил с того дня так, что небу жарко стало. Так и запился…
Записано от Марии Николаевны Суслопаровой в деревне Шайдурово.
Сюжет «сын беса» широко распространен в фольклоре, откуда вошел и в высокую литературу. См., например, новеллу «Зеленое чудовище» Жерара де Нерваля.
В данном случае рассказ представляет собой пример трагической судьбы старорежимного служивого. Тоска по мужу молодой «соломенной вдовы» губит жизнь и душу. Рожденная быть женою, матерью, женщина вынуждена коротать век одна, отчего, по сути, сходит с ума. Тоска по мужу сменяется с возрастом тоскою по ребенку.
С большой долей уверенности могу предположить, что речь идет о психическом расстройстве с ложной беременностью и воображаемым ребенком, которого никто, кроме матери, не видел (роль повитухи явно сказочна). В деревне поведение больной женщины, тоскующей по несостоявшейся семье, традиционно толковали как одержимость бесом, от которого она будто бы и родила предивного мальчика с хвостиком.
В ответ на мою просьбу поведать о сходных случаях, мне в селе Висим А. А. Петрова рассказала:
– А не всех вылечивали. Вот Даша Ерохина схоронила мужа. Живого-то, бывало, при всех ругат его: чтоб ты пропал! А как умер – стала тосковать, и он стал ходить к ей. Люди стали замечать: откроет ворота и машет рукой – прощается. Дорога из ее ворот идет прямо на кладбище. Он идет по проулку на кладбище, а люди его не видят. Так он ее и замучил. Умерла она вскоре после того.
III. Покойник домой ходит
Покойник помогает жене
На девятый день по смерти мужа мне надо было месить квашонки. Вот я лежу, слышу: он идет. В чем схоронила, эти башмаки и стучат. Он пришел и стоит, смотрит на меня. Меня так и ободрало!
– Ты поче сюда пришел?! Ты ушел от нас – иди! Иди на х…! (А меня так женщины научили сказать). И словно ветер прошел – дверь схлопала, и никого не стало.
А на сороковой день я боялась проспать квашонку. И вот вижу сон: на пече бы мы с соседкой спим, а он бы между нами лезет.
– Куда это ты?
– А вам пора вставать.
Я встала – а квашонка уж подошла.
***
У моей свекровушки Екатерины Николаевны было два сына. Ей не было еще и тридцати лет, знать-то, когда ее муж умер. И вот он к ней стал ходить. Она поддалась – он и ходил. И что у ней творилось! Вот золовки и деверья сидят все в избе – вдруг ведра в сенях загремят, покатятся; выйдут – ведра стоят смирнехонько. Или вот ровно рвет крышу, посмотрят – ветра нет, все тихо.
Сын ее, мой шурин, тогда еще парень, и говорит матери:
– Что про тебя-то говорят! Если это правда, я даже хлеба твоего есть не буду!
Выследил он все дело. Мать на пече лежит против двери. И вот в полночь дверь открывается и входит покойный отец. Она закричала. Парень матерок закрутил (как его научили), схватил кочергу и бьет. Как хватит – так и падет сам вперед на пол: пусто перед ним, никого нет, а поднимется – снова перед ним отец стоит. Он опять маты завязывает, опять бьет – пусто, встает – отец перед ним…
Это он сам мне часто рассказывал. Как выпьет, так и рассказывает: «Бью – пусто, встаю – отец стоит!».
К матери его потом привозили бабушку на лошади, лечили и вылечили. Покойник не стал ходить.
Сюжеты эти и последующий записаны от М. Н. Суслопаровой.
Интересна роль ритуального мата, отгоняющего нечистую силу. Очевидно, что обсценная на нынешний день лексика некогда была оберегающей.
Петушиные ноги
Было это в 42-м году, когда мама уже получила похоронку и сильно переживала, тосковала об отце. Четверка (детей) у нее осталась дома-то без отца.
Вот как-то она мылась в бане. Выполоскала волосы, поднимает голову – а за колодой с водой стоит отец!
– Иди сюда, набирай воды. Или не ждала меня?
Мать так и окаменела, но набралась сил и говорит:
– А ты сам подойди.
– Сними крест, тогда подойду.
Тогда она давай читать Богородицу и креститься. Он пошел к двери и в сердцах сказал: «А-а-а, догадалась!»*. Смотрит она – а у него ноги-то петушиные! Еще пуще испугалась, давай еще пуще молиться, а выйти-то боится: он вдруг за дверью! Оделась и стоит, не выходит.
Ждали-ждали мы ее и решили в баню за ней идти. Пошел брат Коля, стучит:
– Мама!
– Ты ли это, Коля?
– Да я! Ты что, мой голос не узнаешь?
– Заходи. Ты никого не встретил по дороге?
– Нет.
Посмотрели на снегу-то днем – а на крыше бани весь снег исслежен петушиными ногами. С тех пор мать одна в баню ходить не стала.
* «А-а-а! Догадалась!» – хрестоматийная фраза, традиционный возглас нечистого, когда оказываются раскрытыми его козни. Сюжет явления покойного мужа в бане, как и другой нечистой силы, – один из самых распространенных по всей России.
Покойная мать летает к детям
Мне было лет десять. У Белкиных, брата с сестрой, умерла мать. Они по ней шибко тосковали. И вот мать стала к ним летать.
Как-то мы ночевали у бабушки Агафьи. В семь утра бежим от нее, смотрим – перед нами горящая головешка летит, искры так и сыпятся! Куда она полетит? А она на крышу Белкиных пала и рассыпалась.
Мы потом бабушке Агафье рассказали, а она:
– Значит, правду люди говорят…
Это уж я самовидец. Эти ребятишки спали со своей бабкой. И вот ночью она их держит, а их все равно с постели ташшит. Вот кака сила!
Рассказала А. А. Петрова. Село Висим.
Огонь, искры – связующее звено между миром этим и «тем».
Покойная мать забрала
Мать умерла и оставила грудного ребенка. А ее родная сестра – она мне своя была – день и ночь сидела возле зыбки, качала, вся измучилась – ребенок все плакал. Вот она и вскричала:
– Господи! Когда же это кончится!
И слышит голос своей сестры:
– Потерпи еще немного. Я ребенка на днях заберу. А сейчас покормлю, успокою.
Ребенок стал сосать губками, будто грудь, и заснул. Чрез несколько дней он умер.
Записано от Лидии Хабаровой. Село Висим.
Иван Билибин. Из иллюстраций к русским сказкам
Мертвец-посыльный
Одной бабе ночью приснился ее муж и говорит:
– Жена, мне ботинки надо другие, а то у меня ноги мерзнут. В такой-то избе в два часа дня умрет девочка, так ты с ней ботинки-то уж пошли мне!
Жена на другой день пришла в ту избу, а там как раз девочка только что померла. Она свой сон рассказала, так в гроб девочке ботинки-то для ее покойного мужа и положили.
Записано в селе Бруснятском.
Под частью сюжетов фамилии не указаны: в пору антирелигиозной пропаганды и борьбы с предрассудками информаторы настороженно относились к обнародованию своих данных. Рассказывали по большей части торопливо и не весьма охотно. И расспрашивать подробно, просить об уточнениях и толкованиях сюжетов не представлялось возможным. Исключения редки – Мария Николаевна Суслопарова и некоторые другие.
IV. Лешие, домовые, неведомая сила
Лесной старик
Мне мой дедушка рассказывал, мамин отец. У них был старик, и у него были владения до лога. Если человек успеет лог перейти, то уйдет от него, а если не успеет, то пропал.
Раз они с покоса поехали, и старик сел к ним. И вот лошади не идут и все! Их стегают, они все в пене, в мыле! Кое-как дошли до лога, старик-то слез – и вот выше, выше стал подыматься, вот и над лесом поднялся и захохотал! И над лесом дым выпустил.
И вот от лешего чтобы спастись, люди дугу на лошадь задом наперед надевают и особые слова говорят. Это чтобы запутать, обмануть нечистую силу.
И бывает, что он (леший) водит. С мамой тоже такое случилось. Вот она дорогу знает, заблудиться никак невозможно, а блуждала. Сколько раз блуждала. Вот водит-водит он, а если молитву какую-то там скажешь, то окажешься опять на этой дороги, (с которой сбился).
И вот еще случилось в войну. Там учительница у них была (в селе Кунара Невьянского района). И вот с ней тоже такое случилось. Она рассказывала: иду, говорит, и смотрю, какой-то сзади человек идет. Ну, я быстрей – и он быстрей, я бегом, и он за мной бегом. Ну, страшно ведь! Вот только я, говорит, за этот лог перебежала, он поднялся выше леса и захохотал:
– А, узнала!
Записано в поселке станции Таватуй.
Лешак унес
В сутках есть роковой час, может быть, даже только одна минута, когда нельзя поминать нечистую силу…
Девку послали в сени, а она там задержалась. Вот ее ждали-ждали, а отец возьми и скажи: что ее, лешак что ли унес! Вышли в сени – девки нет. Всю ночь ее не было. Утром вышли из избы, а по-за огородами на снегу огромные, двухсаженные следы. Пошли по ним и вышли на опушку леса. Там девка в расщелину меж двумя стволами сросшимися засунута, уже мертвая, как была в платье, простоволосая…
Записано от А. Хлыстиковой в городе Богданович.
Соседушко услужает
Я купила корову и боялась проспать (время выгона). А бабушка меня научила: ты подари суседушко и просыпать не будешь.
– А как?
– Свари вкусное что-нибудь и положи в 4 угла перекрестясь:
Соседушко-батюшко,
помоги моему горюшку,
чтобы я не просыпала –
выгоняла свою коровушку…
Я отварила рису – как панафиду-то (панихиду) делают, туда масла, изюму, с этой пищей перекрестилась на все четыре угла и положила (туда) по ложке. Легла спать, а за пищу-то забыла. Потом смотрю – кутья съедена. Утром – стук в окошко в нужное (для выгона) время. Так и пошло. Если просплю – в двери три раза стукнут, не просыпаю – нет стука. Просыпаю – стук. Пока корову держали, все так и было.
Записано от М. Н. Суслопаровой.
Характерна ритуальная роль четырех углов, четырех сторон света: космическая ориентация русской избы. В русских сказках постоянно встречается ориентация на четыре стороны света.
Иван Билибин. Домовой
В домовых верили не только простолюдины. Вот свидетельство фрейлины Анны Федоровны Тютчевой (дочери великого поэта) из ее Дневника: «Есть люди, которые не верят в домового. Я же в него верю. Мне он кажется немного надоедливым, он проказничает, как капризный и злой ребенок, который старается навредить, сам не зная зачем. Но я напрасно пишу так, – если он прочитает, он на меня рассердится и усилит свои шалости».
Баенница
Раньше бани-то на отшибе строили: в огороде или возле речки. И вот мамин брат рассказывал. Он первый пошел в баню. Вымылся, все, да и вылетает оттуда. А как раз жена его идет (мыться):
– Что это с тобой?
– А вот представь, – говорит, – вымылся, попарился, стал уж окатываться – и вдруг женщина заходит! Главное, ноги-то волосатые какие-то.
Видно, хотела его утащить.
– Я – говорит – оттолкнул ее и выбежал.
Ну, жена подошла к бане, перекрестила, вошла – ничего нет.
Баенница и баенник (или банник) – вредоносное существо, подвид домового, живущего в бане. Обычно невидим, иногда принимает облик голого старика, покрытого грязью и листьями от веника, или человека с длинными волосами, а также может превращаться в вепря, собаку, кошку, лягушку, зайца. Живет за каменкой или под полком. Забавляется часто тем, что ошпаривает моющихся кипятком.
Сюжет был некогда распространен по всей России. Однако уже к началу ХХ века вера эта была достаточно редка. Наша быличка – от анонима (не захотели назваться).
Иван Билибин. Банник
Предсказал войну
Мы с мужем шли на покос по дороге на Петраковскую. Шли березником. Муж ушел вперед и начал косить. А тут из ельника вышел старичок в домотканой рубахе. Поздоровался. Он сказал, что будет страшная война, мужа моего заберут, и он не вернется. Но победа будет наша, враг будет разбит. Показался, сказал это – и не стало его. Трава была тут высокая, на начале нашей поляны; я поглядела – следов нет и трава не примята. Со мной собака была, Азка, так она и не взлаяла. Я мужу-то рассказала (дошед до него, т. к. он ушел вперед) – такая жуть нас взяла, что мы не стали грести сено, бросили что муж покосил и пошли скорее домой. Пришли и узнали, что в этот день началась война.
А муж мой, как и сказано было, ушел на войну (в 1941 году) и домой уже не вернулся.
Записано в селе Нижняя Синячиха от анонима.
Огненные люди
Как-то много бабенок собралось по ягоды; ушли далеко да в лесу и заночевали. Разложили огня. И вдруг вихорь прошел, огонь взметнулся, искры посыпались, а через костер как люди бегут, и каждый по головешке хватает и так и раскидывает! Потом вышел один и говорит:
– А вы зачем здесь раскладываете? Это наше место, наша тропа!
Записано в деревне Шайдурово от анонима.
Мотив духов огня использован в сказе Павла Петровича Бажова «Огневушка-поскакушка». «Вдруг вихорь прошел…». Грозы, бури, вихри, ветер («то ли ветер свистит над широким полем» – С. Есенин), метель, по поверьям, происходят от злых духов. В то же время сильный ветер (ураган, буря) является вестником божественного откровения. Ведь Бог отвечает Иову из бури; в грозе и буре получает Откровение Иоанн Богослов.
Дух в образе человека
Было мне лет девять-десять. Ходили мы с мамой в лес по чернику. Ягод было черным-черно. Мы быстро набрали корзины и повернули домой. Смотрим, на другом конце леска Прохор ходит с топором – муж моей кресны, дядя мне. Мы когда пошли в лес, он дома остался в постели, сильно больной. Мама говорит:
– Что это его сюда занесло? То встать не может, а то вон куда пришел!
Вернулись домой – Прохор на кровати лежит. Мама говорит:
– Чего растянулся? То не можешь, а то вон тебя где носило!
– Где?
– Ты в лесу-то что делал с топором?
– Да я и не вставал!
И жена Прохора говорит, что он и встать не может, не то что идти, у него ноги в этот день как раз совсем отказали.
– Померещилось вам.
…Только вот я думаю: как это двоим-то сразу померещилось? У меня хорошее зрение, я так ясно-ясно видела: дядя Прохор это! В чем он лежал на постели, в том нам и показался.
Но только доказывать мы никому не стали, а то засмеют. Случай этот так и остался тайной. Только на то место мы уж больше не ходили по ягоды.
Записано от М. Н. Суслопаровой в Шайдурово.
Сюжет явления духа человека распространен в устных рассказах многих народов. Моя рассказчица Мария Николаевна, человек живого и трезвого ума, не склонная к пустым бредням, твердо была уверена, тем не менее, что видела двойника, который есть не что иное, как материализовавшийся дух.
Водяная чара. Красота нездешняя
Говаривала бабушка: что на роду написано, не обойти – не задарить.
Было это с родной ее бабкой…
В одной доброй семье родился сынок, и так все ему были рады: до того рождались только дочери, шесть дочерей.
Сравнялось Ванюше три годика. Сидит как-то мать с ним на завалинке, любуется, играет с сынком, и вдруг неведомо откуда появляется старая-престарая старуха.
– Посижу-ка я у вас на завалинке, может, хозяйка какая напоит. Издалека иду, ходила молиться за себя и за добрых людей.
Мать вынесла квасу и хлеба краюху. Старуха съела, поглядела на Ванюшу и говорит:
– Малец хорош больно!
– Последний. Надежа наша, поилец-кормилец.
– Ох, не едать тебе хлеба-то его…
– Как это?
– Не убережешь ты его, милая! Умрет он в расцвете лет. А смерть к нему придет от воды. Возьмет его вода в день его рождения.
Сказала – и вмиг не стало старушки, только кувшин, из которого пила, на завалинке остался.
Вечером собралась за столом вся семья. Рассказала мать, что поведала ей вещунья. Отец тут же вышел и повесил на колодец во дворе крепкий замок, ключ к себе в карман положил.
Время шло. Иванушке подходило уже шестнадцать. Рос он красивый да статный. Кудри русые до плеч, глаза темно-синие, что глубокий омут, только вот лицо бело и прозрачно, без румянца. И часто задумывается парень: делает что-нибудь – и вдруг остановится и вдаль глядит, улыбается невесть чему. Окликни его – вздрогнет, как проснется. На реку без отца никогда не отпускали его. Ну а воду из колодца он потом все же таскал – не без работы же сидеть молодцу.
Вот за три дня до его рожденья сидит мать у окна, прядет. Вдруг откуда ни возьмись старушка старая-престарая пить просит. Подала ей мать напиться, а та и говорит: «Забыла ты, матушка, какое горе тебя ждет? До него уже три денька остается!». Сказала – и исчезла, как растаяла. Дрожь охватила бедную мать. Узнала она ту старуху. Но Иванушка-то – вот он, жив-здоров, с сестрами во дворе на качелях качается.
Вечером в день рождения Иван, как всегда, воду носил из колодца. Выкачнет ведро воды – и смотрит в него как зачарованный, глаз отвести не может. Вот над колодцем наклонился, весь туда так и подался! Отец мигом подлетел:
– Что ты там, Иванушка, увидел?
– Показалось мне, тятя, будто кто меня зовет… Девичье лицо будто мне оттуда смеется…
Отец тут же замок тяжелый на колодец навесил, никуда Иванушку из дому не отпускает. Хоть и день его рождения, а на вечорку не пустил его. Ну, за ужином-то дома порадовались дню его рождения всей семьей, разговорились. Отец про женитьбу |Иванушкину речь завел – про невесту, де, парню думать пора.
– Нет, тятя, в деревне нашей ни одна мне не глянется.
– Ну так с дальней привезем невесту! Или у тебя на примете есть кто?
Вспыхнул Иванушка, зарделся что маков цвет.
– Зовет меня… зовет красота несказанная, нездешняя…
Нахмурился отец:
– Будет сказки-то баять. Что за такая нездешняя?! Найдем девку здоровую, белую да румяную. Женишься – всю тоску как рукой снимет!
Вздохнул Ванюша, ничего не ответил.
Вот стали спать укладываться. Ваня вышел до ветру – нет и нет его. Отец вышел во двор, смотрит: лежит Ванюша на колодце вниз лицом. Подбежал, хвать его – а он мертвый…
Врача позвали, тот сказал: остановка сердца.
Мать пять дней не давала Ванюшу хоронить. Лежал он, как спал, даже будто теплый. Вся деревня плакала по нем.
Осталась мать в избе одна после похорон, видит – стоит та самая старушка в дверях и говорит:
– Не плачь! Душу его давно уже там ждали. Он там нужен. Ты им его родила и воспитала, а теперь довольствуйся своими дочерьми. А за труды возьми вот это, – и подает что-то в тряпице. Тряпицу развернули – и вмиг осветило избу будто полымем. Мать закричала: горим! В тот же миг старуха исчезла, а на столе осталась золотая лента – целый метр золота.
Мать с горя ума лишилась и к године смерти Иванушки умерла. Отец доживал свои дни с младшей дочерью. Жили они богато.
… Бабушка моя Кристина Семеновна рассказывала так, что мать ее и была той самой младшей дочерью отца Ванюши…
Сюжет, переданный мне М. Н. Суслопаровой из деревни Шайдурово, дан в моей осторожной обработке с сохранением всех сюжетных ходов и деталей.
Поэтичная легенда соединяет сюжет предсказанной неминуемой судьбы с мотивами тяги к неведомому и чудесному. Эти мотивы широко представлены в уральском фольклоре, обработанном П. П. Бажовым. В сказах «Каменный цветок», «Хозяйка Медной горы» так же зовет, манит таинственная далекая красота и совершенство, неведомая сила, которая в конце концов и забирает к себе поэтичного юношу. «Метр золота», «золотая лента» – мотивы сказа Бажова «Золотой полоз». Деревня Шайдурово в XIX веке славилась золоторазработками.
Замечательно, что П. П. Бажов в молодости как раз учительствовал в деревне Шайдурово, богатой фольклором. Ныне эта большая некогда деревня все больше пустеет…
КРЕСТНАЯ СИЛА
Быль о Богородице и старателях
Мой отец был старатель. Долго как-то старатели не могли найти золота. Бабушка Пея им говорит: «Хотите найти золото? В двенадцать ночи в лесу двенадцать раз прочитайте “Богородицу” и идите прямо на восход солнца». Отец думает: «И вот мы уже измучились искать, обнищали – сделаем, как она сказала». Прочитали в лесу «Богородицу» и пошли на восход. Шли-шли, сели покурить, видят – впереди идет женщина и платочком машет. За ней пошли. Долго шли, шли-шли, уж все измучились. Никитин и скажи: «Господи! Да когда же мы дойдем!». Только сказал – и не стало женщины в белом. Они пошли на то место, где она остановилась, а там под березой вывороток, и в нем лежит большой самородок золота! Там они сделали шахту. Я сама в ту шахту еду отцу носила. На двадцать пятом метре вглубь земли здесь они нашли жилу и шли по ней вплоть до реки. Это в трех километрах от деревни Шайдурихи на берегу Аятки.
Записано от А. П. Новоселовой в деревне Шайдурово.
Предание о Знамении Богородицы в Верхнем Тагиле
Белокаменная церковь Знамения Пресвятой Богородицы стоит в центре Верхнего Тагила – небольшого уютного города, построенного некогда вокруг завода на берегу пруда. Сначала была деревянная церковь Ильи Пророка, но она сгорела, и на ее месте возвели нынешнюю, чудом сохранившую свое убранство вплоть до наших дней. Поистине чудом пережила эта церковь все страшные годы гонений и грабежа храмов на Руси в советское время.
Церковь была закрыта в 1917 году всего на три дня, а когда хотели большевики взорвать ее, верующие заперлись внутри храма и таким образом его отстояли. И сегодня Верхне-Тагильская церковь восхищает специалистов старинными иконами чудного письма.
Жемчужина храма – чудотворная икона Знамения Пресвятой Богородицы в самом центре возле аналоя; икона эта истово почитается и в наши дни. Она жила еще в старой деревянной церковке, и при пожаре ее тыльную сторону опалило, но не сожгло пламя. Эта икона чудотворная в воде не тонет и в огне не горит.
Историю иконы охотно рассказывают в Верхнем Тагиле. Предание это живет на уральской земле с начала ХVIII столетия. Оно изустное и записано на церковно-славянском языке в различных вариантах. Передается же именно из уст в уста: мало уже кто читает древние письмена. Это дает право рассказать предание на свой манер, ничего не изменяя, впрочем, и не утаивая.
Итак, на месте нынешних горных заводов при наших прадедах стояли глухие леса. В лесу близ Невьянска, на ключике, хоронился скит монашествующих старцев. На них набрели бурлаки, что шли наниматься на работу в Невьянские заводы к Никите Демидову. Ему, разбогатевшему тульскому кузнецу, Петр І в 1702 году передал тамошний казенный завод. Рабочие руки нужны были позарез в малонаселенных краях, и царь разрешил хозяину принимать работников без разбора их прежней жизни. Много шло лихих людей, перекати-поле, не имеющих ни кола ни двора и ничем не дорожащих. Русь голяцкая, ушкуйная, потянулась туда, где по лесам и топям жили святые отшельники, о коих говорится: «душа да Бог». Бурлаки, набредя на скит, там переночевали, а уходя, его разграбили и сожгли. Ненавидя, видимо, то, что непонятно, что духовно выше, признавая только власть земную, материальную, хотение есть-пить да силу мышц, а не силу святой молитвы. Хотя вряд ли было что грабить у отшельников.
Самая большая ценность отцов-пустынников была старинного письма икона Знамения Богородицы. Икону эту грабители бросили на дороге. Но уйти не смогли. Богородица возвращала их невидимой властной силой вспять. Она была сильнее мощных, сильных плотью мужиков. Тогда те, не в силах уйти, вернулись, подняли икону, донесли ее до реки и бросили в воду. Однако икона не потонула, а поплыла вверх по течению реки и приплыла к Невьянским заводам, где и очутилась на Тульской башне (ныне знаменитой Невьянской наклонной башне).
…В то же самое время некоему жителю Савве Медведеву приснился сон – Богородица явилась ему и сказала: «Ожидают тебя гонения и напрасные притеснения, но я тебя спасу. Только обрети меня на Тульской башне». Поутру Савва получает повестку в суд по подозрению в воровстве. Он срочно, никому ничего не говоря, идет в Невьянск, обретает на Тульской башне до того неведомую ему икону Знамения Богородицы, точь-в-точь такую, какая явилась в видении. Доказательств своей невиновности Савва представить не мог и был заключен в темницу. «Не усомнюсь в знамении Богородицы», – подумал заключенный, и тут увидал очутившуюся пред ним икону. Малую, аки ладанка: она в размерах уменьшилась и чудесно прошла невидимо сквозь стены узилища. И вскоре дверь тюрьмы распахнулась, и Савву выпустили с поклонами и извинениями, поймав наконец настоящего вора.
…Слава иконы Знамения Богородицы скоро разнеслась по всем демидовским заводам. Когда Савва Медведев переехал в Верхний Тагил, икону он взял с собою и передал ее церкви, и по сю пору она хранится там, в Верхнем Тагиле, и зовется Знаменской. И почитается та чудотворная икона Богородицы с печальным и нежным ликом Божьей Матери, скорбящей о нас, грешных, жестоких насильниках друг над другом.
Сияет икона на самом почетном месте, близ аналоя, в шитой старинным бисером ризе голубовато-серых тонов, древняя, прекрасная. И с глубокой трещиной-шрамом через всю доску – знаком былого несбывшегося поругания жестоких безбожников, которых Она победила незримою силою…
С этой иконой вплоть до самой революции совершались крестные ходы по селам и деревням. Она творила многие исцеления, ею освящались поля. Люди рассказывают: как-то в Верх-Нейвинске (это все заводы одного куста) поленились, не вышли с хоругвями навстречу чудотворной, как бывало прежде. Решили, что обойдется и без крестного хода. И что же? Вскоре случился там великий пожар, и много хороших домов выгорело…
Икона Знамения Богородицы в Невьянском и Верхнетагильском районах Свердловской области и ныне одна из самых почитаемых.
Храм иконы Божией Матери «Знамение», г. Верхний Тагил
Вместо комментария: «На Руси спокон веку были “разбойнички” муромские, брянские, саратовские, бегуны, шатуны, бунтари против всех и вся, голь кабацкая, пустосвяты, сеятели всяческих лжей: несбыточных надежд и свар.
Русь классическая страна буяна. Был и святой человек, был и строитель высокой, хотя и жестокой крепости. Но в какой долгой и непрестанной борьбе были они с буяном-разрушителем, со всякой крамолой, сварой, кровавой “неурядицей и нелепицей”!» (И. Бунин. «Окаянные дни»).
Ангелы отпевают
В селе Бруснятском был старенький поп, за девяносто ему было. Стал он немощен и иногда стал позабывать кое-что. Вот, бывало, с вечера на паперть прихожане накладут бумажек с именами, кому панихиду надо служить, а он, бывает, за обшлаг засунет и позабудет.
Как-то поп отслужил всенощную, церковь запер, свечи везде потушил, пришел домой и лег спать. Дом его против церкви. Вот видит: в церкви свет так ярко горит и пение раздается. Что такое? Видно, думает, я свет забыл потушить. Встал, оделся, в церковь заходит – никого, темно, тихо. Видно, почудилось. Пошел домой, лег. Только лег – снова в церкви свет в окнах и пение. Он вдругорядь поднялся и пошел в церковь. И опять ничего. А только лег – снова то же. «Ну, не пойду больше». Так и уснул. Утром в церковь приходит – на налое лежат бумажки с именами усопших, которые он забыл у себя за обшлагом. А те бумажки вон где оказались. Понял тогда поп, что это ангелы заупокойную службу ночью в церкви служили.
Это сам прежний поп прихожанам рассказывал.
Наказание кощунницы
На вечеринке одной собралась молодежь. Девке одной кавалера не хватило, она и сняла со стены икону Николая Угодника: «Вот мой кавалер!» – и враз окаменела. Икону из рук вынули – а девка недвижна стоит. Никак ее от пола оторвать не могут. Стали вместе с полом вырубать – из пола кровь брызжет.
Так ее и оставили, дом забросили, и все заросло.
Сюжеты записаны в селе Бруснятском. Былички об окаменевших богохульниках были повсюду в России широко распространены.
Столп света
Когда в селе Бруснятском разоряли церковь Святой Троицы (в 30-е годы – О. Щ.), жители села видели в небе огненный столп. Он долго стоял, а потом поднялся выше, выше – и исчез. Спросили батюшку, он сказал: это Господь приходил свой престол забирать.
Икона Богородицы
Молодых на свадьбе мать благословила иконой. А они сунули ее на печь и там позабыли. Как-то едут они (на лошади) с покоса под вечер, а на дороге стоит старушка.
– Бабушка, садись, подвезем.
– Что меня подвозить, я ведь у вас дома за печкой живу.
И исчезла. Молодые домой приехали, икону из-за печки достали и в красный угол поставили.
Записано в селе Висим.
ПРИШЕЛЬЦЫ
Евдокия-Чайница
Была у нас в Шайдурихе старая женщины Евдокия Егоровна. Звали ее Чайница. Прозвище это она получила из-за одной таинственной истории…
Увидала она как-то вечером в окошко: на Луне сидит Богородица и пьет чай. Утром всем рассказала про чудо. Но ее подняли на смех: спятила баба!
Прошел год. В тот же день и час, что и тогда, Евдокия спать не легла, а смотрит на луну во все глаза: что-то будет? И вот опять: сидит Богородица и пьет чай. Она поскорее разбудила мать. Та спросонья-то пока шла до окна, уж увидала только руку с чашкой, а Богородица за тучку ушла. До утра смотрели на луну, но больше ничего не увидали.
Утром не утерпели – рассказали соседям про чудо. Еще больше стали над ними насмехаться и прозвище дали – Чайницы.
Евдокия-то и в город ездила, добивалась, чтоб ученые внимание обратили на явление такое – не раз еще то же видение ей являлось, – но там ее за дуру посчитали.
Когда умерла Евдокия-чайница, то – рассказывал старичок – повис, говорит, блестящий шар напротив дома, и видно было на нем людей, похожих на Евдокию. Все смотрели на этот шар и своим глазам не верили. Но факт остается фактом: Евдокия лежит в гробу – и в это же самое время на этом самом шаре ходит. Три ночи висел этот шар над деревней, а как схоронили Евдокию-чайницу, он больше не прилетал. А прозвище «Чайница» осталось за дочерями Евдокии. Мать моя, их ровесница, от них весь рассказ и слыхала. Другие жители Шайдурихи также говорят, что все это правда.
В этом рассказе, записанном от М. Н. Суслопаровой, поражает деталь: одно и то же лицо лежит в гробу – и в то же самое время ходит на некоем шаре. Стоит заметить, что о так называемом «астральном теле» жители Шайдурихи ничего не знали и объяснения явлению никакого дать не могли. Возможно, речь идет об оптической иллюзии, вызванной атмосферными явлениями. Но можно поставить и такой вопрос: Богородица на «луне» – не есть ли это объяснение через привычные образы неизвестных тогда еще космических «тарелок» с пришельцами?.. Бывальщинка эта бытовала на момент записи у многих стариков в деревне Шайдурово, ей верили.
Интересный оптический феномен – или видение – явилось и жительнице той же деревни, что и рассказчице М. Н. Суслопаровой, – ее соседке Антонине Петровне Новоселовой, в ту пору учительнице и воинствующей атеистке. Она сама мне вот что рассказала: поехала как-то на лошади и вдруг видит перед собою на небе дом односельчанина, находящийся на другом конце деревни. Видение было очень отчетливым. Объяснения оптической иллюзии – миражу – она дать не могла.
Что касается блестящего шара: жители Шайдурово в 1991 году – я слыхала это от многих – летом неоднократно видали НЛО на задах деревни в виде огненного шара (шаровая молния?).
Сын неба
На краю нашей Шайдурихи жила Марфа, и был у нее сын. Марфа замуж не хаживала. Никто, даже вездесущие старухи, что на аршин под землей видят, не знали, откуда сын взялся. Никто не мог разгадать эту тайну. Марфа была в молодости красавица, коса до пят, глаза горят что угольки.
Сын ее тоже, говорят, был необыкновенной красоты и очень высокий. Я застала его уже стариком под девяносто лет – а я была тогда подросток – и то было видно, что он высокий, крепкий, ладный. Раньше-то девицы заглядывались на него, но он все не женился. Смеяться над ним в деревне стали, мол, он, видно, не обучен мужскому ночному делу. А так-то уколоть его было нечем: работящий, плясун, пел – заслушаешься!
Вот мать его состарилась и стала умирать. И поведала она кресне тайну рождения сына…
…Пошла раз Марфа по клюкву. Ходили обычно толпой, а тут никто не хотел идти, а ее так и тянуло в лес. Взяла она спички, корзину с мешком, как обычно, и быстро добежала до леса. Только начала брать, смотрит – старичок или мужичок – не разглядела, далеко было, берет тоже клюкву. А кошелка у него как огонь красная, особенная. Хотела подойти поближе, но он зашел за деревья, а она оказалась на полянке, где клюквы было видимо-невидимо. Стала она брать и ведро-другое разом набрала. Вот и уходить пора. Смотрю, говорит, там на поляне стоит в комбинезоне ярком мужчина моих лет и мне машет: сюда, мол, иди. Что-то я сробела сначала, а он говорит: «Не бойся, милая, я тебя не трону». Подошла. «Здравствуйте», – говорю, смотрю на него: он какой-то неуклюжий, руки длинные, голова какая-то плоская, ноги большие очень. Но лицо красивое. Взял он у меня мешок с клюквой и пошли рядом. Расспросил, как меня зовут и чья я буду. Объяснила я ему все как есть: что брата грозой убило, отец ушел искать золото и до сих пор ищет, мать с горя померла, и вот я осталась одна-одинешенька. Он мне говорит: «Я от них пришел» – и показывает на небо. И увидела я за соснами какую-то тарелку ярко-оранжевую, такую же, как у него комбинезон. Прижал он меня к себе, обнял, а я так и растаяла вся: кажется, всю жизнь его знала. А он мне поведал, что меня давно ищет, а как нашел – все не было подходящего дня, все я не одна была.
– Пойдем со мной!
– Нет, что ты, лучше ты приходи. Я одна живу на самом краю деревни.
– Да я-то знаю, где ты живешь. Всех женихов от твоей избы провожаю в другую сторону, а сильно несговорчивых с собой уношу.
– А где они теперь, потерянные наши парни?
– Живут они хорошо. Роди ты сына для нас. А у нас ему найдется невеста.
Я пообещала ему, что приду, как стемнеет, на край откоса, поближе к дому. И бегала туда к нему всю осень до самого снега. Зимой встречи наши прекратились. И так уж я скучала темными вечерами! Как только уходили от меня люди, со мной он был рядом. Я это чувствовала. Берусь за ведро – а оно как перышко, будто его с водою поднимает невидимая сила. Несу дрова – они меня сами несут домой.
Родила я Сенофона (Ксенофонта). Имя это он сыну дал сам. Я стала ходить каждый день в церкву, окрестила сына-то, и рос он не по дням, а по часам. Что мне было нужно – все было у меня. Но видеть я его (отца ребенка, «пришельца) я больше не видела. А разговаривать – каждый день говорила.
Людям я об этом не могла рассказать. Он сказал:
– Если проболтаешься – сотворишь большой грех. И звука не пророни, иначе погубишь и себя, и мальца. Твой сын вырастет быстро и придет к вам невестка – ждите.
И вот я умирать собралась, а сыночек мой не устроен еще…
Перекрестила Марфу кресна и пошла. А людям сказала, что Марфа помешалась, чушь какую-то плетет.
Учился Ксенофонт отменно ото всех, и хотели отправить его в Москву, но он отказался. И вот попросила Марфа сына, чтоб он ее вынес на лужок на денек, так она соскучилась по небу. Сын послушал, вынес ее на лужок. После люди говорили, что видели, как что-то такое сверкало над лесом, как молния. И Марфы вдруг не стало нигде. Искал сын и соседи по всему лесу – напрасно.
Стал Ксенофонт жить без матери. Соседи все уши прожужжали: женись! Вон сколько девок по тебе сохнет! Ты что, боишься их? Я, говорит, женюсь на той только, которую, как и мать мою, зовут Марфой. А в деревне-то нашей и нет такой. Да и в соседних деревнях не оказалось такого имени.
В один прекрасный день сидел Ксенофонт на берегу с удочкой и вдруг увидел девушку-красавицу. Только очень длинную, худую, как былинка, бледную, а коса у нее больше метра. Чернявая такая, похожая на его мать.
– Откуда ты такая большая?
– Да я ищу жениха своего Ксенофонта.
Так он и привел в дом к себе Марфу. Жили они долго и так дружно, что и сейчас еще в Шайдурихе живет поговорка «идут дружнехонько, как Марфа и Сенофон». Детей у них не было.
Старожилы помнят, как они умирали. Перед смертью Марфа болела, совсем перестала видеть. Мама моя посылала им милостыню со мной, так я боялась почему-то заходить в их избушку, но ослушаться матери не могла. Дяде Ксенофонту я еще плела опояску, длинную-длинную, и с того научилась вязать.
Вот однажды прибежала я к ним – было мне лет 14, – а Ксенофонт лежит на столе, такой длинный-длинный. Марфа говорит мне: «Пошли к нам мать». Мать моя тотчас же к ним отправилась. Сказала Марфа: «Я сегодня ночью тоже умру, так вместе нас и схороните. Не ослушайся, родная. Судьба тебя обидела. Я тебе вот что скажу: никто у тебя не придет с фронта (шла уже война третий год), а ты долго будешь жить, и за твое послушание и доброту умрешь тихо и никому не надоешь. Ото всех бед тебя спасет твоя доброта. Милая, подойди ко мне!». Мама подошла, и слепая Марфа ее погладила по голове, по лицу, руки ей пощупала.
– Помоги мне слезть с печи и иди. А завтра придешь. Да вот возьми деньги нам на похороны и себе на жизнь оставь. Война продлится еще два года, намучаешься с ребятами. Иди и сделай все, как я тебе сказала, но никому об этом не говори. Ты и молчать умеешь. Иди с Богом.
Утром мать чуть свет пошла к ним и, не поверив вчерашнему, понесла поесть Марфе. Но уж ей не нужно было: Марфа лежала рядом с мужем на столе. Как она оделась, причесалась, никто не знает. Совершенно слепая, она так хорошо причесалась, все пуговички застегнуты на платье и лежит по порядку, так хорошо убрана. Рядом оба.
Гроб сделали, как Марфа велела, общий, широкий. Но нести его люди сомневались, кто понесет, ведь в войну в деревне одни подростки оставались. Однако гроб с телами их оказался легким на удивленье, и нести его было легко. Схоронили их, помянули как положено. Мать ночью не могла уснуть. И вот, стоя у окна, она увидела, что на кладбище светло и висит какой-то шар. Сказать об этом она никому не могла – засмеют. Но все 9 дней летал этот шар над кладбищем.
Мама моя умерла в 80-м году 80-ти лет от роду. Умерла тихо и никому не надоела, как и предсказала ей Марфа. (Остальное тоже сбылось; с войны никто не вернулся.) И вот уже перед смертью мама рассказала мне всю эту историю Марфы и Ксенофонта. Она наказывала мне делать добро людям: «Сделал тебе человек худо – а ты ему 10 раз сделай хорошо». Историю про Ксенофонта не велела никому рассказывать, а то, говорит, засмеют, за дуру посчитают. Я впервые эту заповедь нарушила, не знаю уж, к худу или к добру…
История, рассказанная Марией Николаевной Суслопаровой, дается в самой осторожной обработке (сокращены неумышленные повторы, слишком тяжеловесные конструкции и т. п.), но, главное, ни единого штриха здесь не добавлено. Сюжет стоит особняком в собрании моей современной мифологической прозы среди легенд и сказаний, былей и небылиц, что бытуют до сих пор по всей России, являясь классикой – оборотни, ходящие покойники и пр. Приведенная история – явление единичное и конкретное. Она повествует о действительных персонажах, которых хорошо помнят многие жители деревни. Я расспрашивала пожилых жителей, и они подтвердили, что Ксенофонт и Марфа были необычного вида: он крепкий, статный даже в старости, она очень высокая и худая. Надо заметить, что никто в деревне не подозревал, что имя Ксенофонт происходит от греческого «ксенос» – чужой, странный, необычный. Пару эту в Шайдурихе считали «с приветом», как у нас водится, ведь они жили «не как люди». Ни с кем не водились, родственников у них не было даже в соседних деревнях. Однако, похоже, только в семье Суслопаровых подозревали, что эта пара – пришельцы с иной планеты, вернее, люди, зачатые от инопланетян. Но, возможно, это уже версия моей рассказчицы, а ее мать, непосредственная участница событий, склонялась к неопределенной мысли, что они оба «оттуда», т. е. с неба, не уточняя сюжета об «иномирье».
Сам сюжет начался с матери Ксенофонта, ее предсмертного рассказа о таинственной встречи в лесу (а где же еще?!) с кем-то, кого она не квалифицировала однозначно. Скорее всего, рассказ матери моей собеседницы, состоявшийся в середине ХХ века, ориентировался на «чудесное зачатие» от жителя неба, ангела, а уж потом в сознании ее дочери обрел черты «духа времени», пронизанного ожиданием инопланетян…
Как бы то ни было, в рассказе соединяется образ инопланетных пришельцев с традиционным образом неведомой силы, небесных помощников. Знаменательно, повторю, имя Ксенофонт, что можно перевести как «сын иного пространства».
Старичок в лесу перед явлением таинственного пришельца – явный отголосок старичка-лесовичка традиционной общеславянской мифологии, а вот огненная его кошелка – это типичный именно для Урала знак клада, обозначенного огнем. То, что Марфа говорила со своим возлюбленным зимою, уже воочию не видимым (когда их встречи в лесу прекратились) – также известный сказочный мотив невидимого волшебного героя. В то же время можно предполагать бессловесное общение, обеспеченное невиданными на земле техническими достижениями пришельцев. Тут также мотивы мифологические и научно-фантастические сливаются воедино.
История ценна тем, что она, как и другие в этой публикации, не выдумана литератором, а живет в недрах народа.
***
В завершение выражаю особую признательность рассказчицам – из деревни Шайдурово близ Невьянска пенсионерке Марии Николаевне Суслопаровой и учительнице из города Богданович Антонине Михайловне Хлыстиковой.
© НП «Русская культура», 2018
© О. Щербинина, 2018
